Деньги в кошельке Алена без присмотра больше не оставляла, но когда пропала кожаная куртка, на которую она долго копила, она решила принять меры. Использовала детский трюк – положила в кошелек стержень от шариковой ручки таким образом, что, попытавшись взять деньги, несведущий человек непременно измажется.

Матери не было дома, она в своей котельной работала по двенадцать часов через день. Алена оставила сумку в прихожей и затаилась в своей комнате. И через некоторое время услыхала стук, звук падения сумки на пол и замысловатое ругательство.

Она вышла в коридор. Васенька держал измазанные руки на весу, на полу валялась раскрытая сумка.

– Ах ты, гад! – рассвирепела Алена и пошла на него, собираясь устроить этому мерзавцу веселую жизнь.

Она не успела – коротко, без замаха, он ударил ее в солнечное сплетение, да так сильно, что перехватило дыхание. И ушел, громко хлопнув дверью, а она еще долго сидела на полу, хватая ртом воздух.

Васенька, очевидно, прямиком побежал жаловаться матери, потому что явились они вдвоем после ее смены. Алена к тому времени собрала свою одежду, а также разные мелочи и перетащила все к тете Глаше, у нее же и ночевать осталась. Соседка ее рассказу ничуть не удивилась, она-то сразу этого ворюгу раскусила.

Мать орала на лестнице и колотила в дверь соседки ногами, требуя, чтобы немедленно выдали ей эту стерву, Алену то есть, на расправу.

Алена к тому времени отлежалась и даже восхитилась – ну, артист Васенька, чего же он сумел матери про нее наговорить за такое короткое время?

Безобразие продолжалось до тех пор, пока не спустился сверху сосед, водитель троллейбуса. У него развозка в полпятого, сказал он, так что, если не угомонитесь, всех самолично успокою надолго. И потряс внушительными кулаками.

Васенька мигом утянул мать обратно в квартиру.

На следующий день, улучив минутку, поговорила тетя Глаша с матерью, но вернувшись, только махнула рукой – совсем крыша съехала, ничего не соображает.

Алена хранила все вещи у тети Глаши, домой приходила только ночевать, но долго так продолжаться не могло. С матерью она не разговаривала, Васенька временно воровать перестал после того, как встретил во дворе участкового и тот поинтересовался, кто он такой и отчего живет без прописки.

Мать прописать Васеньку никак не могла, потому что он был ей фактически никто. Она бы официально с ним расписалась, но оказалось, что Васенька не разведен с женой. То есть жена не умерла, а просто его выгнала, теперь понятно было за что.

И в это самое время пришла Алене мысль выйти замуж. С Матвеем они были знакомы уже полгода, встречались сначала в компании, а потом вдвоем. Он учился в педагогическим институте, потому что только там можно было найти гуманитарный факультет, подрабатывал где-то по мелочи и говорил, что мечтает снимать авторское кино. Что такое авторское кино, Алена представляла себе довольно смутно – как-то в ее жизни не было места Франсуа Трюффо и Жан-Люку Годару.

Мама Матвея работала референтом при мэре их города и выглядела вполне прилично для своих без малого шестидесяти лет.

Алене нравилось бывать у них дома. Казалось бы, небольшая двухкомнатная квартирка, но мать Матвея сумела сделать ее уютным домом. На окне кухни топорщились крахмальные занавески, стол был покрыт не выцветшей клеенкой, как у них, а красивой кружевной скатертью. Но чай пили не на кухне, а в комнате, из простых, но ярких новых чашек.

Будущая свекровь выглядела величественно, в белой блузке с камеей у горла и пышным узлом седоватых волос. Алену она называла на «вы» и была с ней убийственно-вежлива. Но это потом, а поначалу встречала ее приветливо, особенно когда выяснила, что Алена оканчивает институт. Алена надеялась, что они поладят. Жить молодые должны были только у свекрови, такое она поставила условие, и это как нельзя лучше Алене подходило.

Сейчас она уже не помнит, что думала перед свадьбой о своем будущем муже, она воспринимала его не одного, а, как теперь говорят, пакетом, с мамой и квартирой. На первый взгляд выходило не так чтобы совсем плохо, а выбора у нее не было.

Правда выяснилась очень быстро. Матвей был патологически ленив. Делать ничего он не мог, не умел и, самое главное, категорически не хотел. Как уж он такой получился – от природы или мать его избаловала, у Алены выяснять совершенно не было желания. Но учиться он не хотел, сидел по два года на одном курсе, его терпели, потому что в педагогическом всегда был недобор молодых людей. Работал Матвей от случая к случаю, долго на одном месте не задерживался, да и не брали его в серьезную контору, потому что, как уже говорилось, ничего он не умел делать ни головой, ни руками. Умел только болтать, мог внезапно загореться и увлеченно рассказывать о каком-нибудь проекте, это прокатывало некоторое время, однако люди быстро понимали, что за красивыми фразами, в общем-то, ничего не стоит.

Дома Матвей был груб и ужасающе неряшлив, Алену иногда просто трясло при виде разбросанных по всей комнате воняющих носков, от яблочных огрызков на письменном столе и крошек песочного печенья в постели.

Ел он вообще многовато, на взгляд Алены, пузо налезало на ремень джинсов, как опара на край кастрюли.

Семейная жизнь протекала худо-бедно до тех пор, пока свекровь не уволили из мэрии. Пришли молодые да шустрые, и свекровь по возрасту попросили вежливо, но твердо. Она была женщиной неглупой и дальновидной, поэтому если и огорчилась, то не подала виду. Алену она к тому времени устроила в одну фирму на весьма приличную зарплату и поговорила с ней приватно.

– Вот что, невестушка, – сказала она, заваривая хороший чай, – я свое дело сделала, работала сколько могла, теперь твоя очередь. Впрягайся! Теперь ты у нас добытчица!

Как видно, свекровь отлично знала своего сына и понимала, что денег с него в семью получишь как с козла молока.

Мать знала своего сына, но не слишком хорошо знала невестку. Алене же вовсе не улыбалось вкалывать на эту семейку, ничего не получая взамен. И если свекрови она все же была благодарна за устройство на работу и понимала в душе, что человек к шестидесяти годам имеет полное право на отдых, то с каких радостей должна она содержать этого бугая, своего муженька?

Они начали ссориться, Алена его пилила, Матвей огрызался, потом стал хамить и орать. Свекровь, разумеется, приняла сторону сына. Мы, говорила, тебя взяли из грязи в приличный дом, у тебя своего ничего не было, а теперь ты фордыбачишь! Алене после таких слов хотелось хлопнуть дверью, но уходить было некуда.

У матери она не бывала, но знала, что там творится, по рассказам тети Глаши. Денег после ухода Алены у них не хватало, и мать пыталась устроить Васеньку на работу. Его никуда не брали без прописки, так что он работал грузчиком в магазине, дворником на рынке, сторожем в авторемонтной мастерской.

И везде Васенька воровал. В магазине упер коробку шоколадок, на рынке у фермера, что торговал курами, стащил двух бройлеров, в мастерской пытался спионерить запчасти, но был пойман за руку и вышвырнут под зад коленом. Устроился на вещевой рынок, но был бит за кражу зимних дамских сапог. Сапоги были сорок второго размера, их никто не брал, так что если бы Васенька не догадался оставить коробку на месте, никто бы не хватился. Но вид пустой яркой коробки привлек всеобщее внимание, и Васеньку торговки побили от души.

В свободное от работы время Васенька тащил все, что плохо лежит. Он не брезговал сохнущим бельем на веревке во дворе, он выкапывал свежевысаженную рассаду на клумбах в парке, он пытался отвинтить зеркала у припаркованных машин, за что был автолюбителями не только бит, но и посажен вниз головой в сугроб.

Летом сладкая парочка уехала в деревню, и соседи вздохнули с облегчением. А в сентябре позвонила Алене тетя Глаша и сказала:

– Приезжай, а? Я больше не могу, сил нет…

В своей квартире Алена застала такую картину.

Мать сидела на полу, раскачивалась из стороны в сторону и орала визгливым голосом: