— Мне пора, — сказал Финн. Эта встреча с реальностью отняла у него почти все силы.

— Хочешь, подвезу тебя куда-нибудь на машине?

— Нет-нет, спасибо. Все в порядке. И спасибо за автограф.

Финн повернулся и затрусил, удаляясь от парковки, по тротуару пригородной улицы.

«Штык», недоуменно хмурясь, смотрел ему вслед. Почему этот ребенок не в школе?

Финн ехал на заднем сиденье черного такси. Хорошо, что тренировочная база находилась в той же стороне от его дома, что и место второго намеченного им на сегодня визита — кладбище домашних животных в Эшере.

Будильник поднял Финна в 8.32 утра, и первым делом, пока язык его еще заплетался со сна, он позвонил в школу. Являться туда ученикам полагалось к 8.40, учителя расходились по классам в 8.30, так что у Финна имелись все шансы поговорить с Пегги, покладистой секретаршей директора школы. Удача (или правильный выбор времени) была на его стороне, а убедить Пегги, что чувствует он себя «ужасно», ему большого труда не составило. Это была чистая правда: просыпаясь, он именно так себя и чувствовал — всегда. Отец покинул дом уже давно, мать, полагал Финн, пила в эти минуты кофе с молоком, которое продавалось по грабительской цене в одной из кулинарий Холланд-парк-авеню. Он спустился вниз в майке и пижамных штанах, сварил себе горячего шоколада, разрезал бублик, намазал его изнутри шоколадным маслом с арахисом и сунул в тостер. Проходя мимо комнаты для стирки, кивнул Марле, бразильской служанке семьи. По-английски Марла почти не говорила, да и немногие известные ей слова никогда до конца не произносила. Здоровалась она так: «Добр ут» — и полагала, что мать Финна зовется Ванесс.

Впереди его ждал большой день. Во-первых, нужно было посмотреть на форварда, выбранного им для виртуальной команды, а во-вторых, посетить место, рекомендованное Кеном, его лучшим школьным другом. Вообще-то Кена звали вовсе не Кеном, а Лео, но если использовать в мобильнике функцию интеллектуального ввода, то, набирая «Лео», всегда получаешь «Кен».

Кен сказал, что только сумасшедший станет покупать травку у дилера из «Пицца-Палас», работающего на короля обдирал из Масвелл-Хилл, на Листона Брауна. Обращаться следует к непосредственному производителю — к тому, кто выращивает траву. И потому Финн, доехав поездом до Эшера, взял такси и назвал водителю адрес близ Вест-Энд-Коммон. Заплатить за такси Финну было не сложно: благодаря дебетовой карточке Ассоциированного королевского, наличные у него имелись всегда. Счет Финна постоянно пополнялся деньгами, переводившимися с одного из счетов его отца: Джон Вилс с негодованием относился к комиссионным, которые коммерческие банки взимают, когда с открытыми в них счетами случаются какие-либо неприятности, и позаботился о том, чтобы Финн попросту не смог бы перебрать со своего хоть какие-то деньги.

Такси остановилось у большой приземистой виллы с гравиевым передним двором и низкой — по пояс человеку — кирпичной оградой. У кованых железных ворот висела табличка вроде тех, какие предлагают ночлег и завтрак в двухзвездных отелях Бексхилла. Синие буквы на красном фоне извещали, что здесь находится «Место упокоения домашних любимцев „Краткая дрема“». Финн приблизился к запертой калитке и нажал на кнопку звонка.

Из парадной двери вышел и по гравию направился к Финну далеко не молодой сутуловатый мужчина. Коричневые кожаные туфли, тренировочные штаны, анорак, замызганные очки на длинном, свисавшем до шеи шнурке и клочья седых волос, торчавшие в разные стороны из-под багровой бейсболки. Старики, носившие бейсболки, всегда казались Финну людьми странноватыми, а этот выглядел так, точно проспал не одну ночь, не снимая одежды.

— Я насчет кошки, — следуя указаниям Кена, сказал Финн.

— Понятно. Ваша киска еще с нами?

— Э-э… Да, но долго не протянет. Вы не могли бы показать мне — ну, типа, что с ней будет, если я ее сюда принесу?

Старик отпер калитку, протянул Финну руку и сказал:

— Саймон Тиндли. Пройдемте вон туда.

— Да, правильно, э-э… Финн, да, — пролепетал Финн.

— Итак, — сказал Тиндли, — для начала я могу показать вам наш Сад Воспоминаний. Это такое особое место, примыкающее к выпасу. Вы не могли бы рассказать мне немного о вашей любимице? Надеюсь, эта просьба не покажется вам грубой.

— Грубой? Нет. Почему?

— Мне было бы очень неприятно, если бы вы сочли меня грубым. Люди иногда неправильно воспринимают некоторые вещи, а мне не хотелось бы кого-нибудь огорчить.

Обойдя дом сбоку, они вышли через калитку на большой, площадью примерно в акр, участок земли, заросший травой и пересекаемый во всех направлениях гравиевыми дорожками.

— Большинство моих друзей, — сказал Тиндли, — предпочитает увозить усопших домой, однако некоторые хоронят их здесь. Я могу показать вам образцы всех наших каменных надгробий.

— Друзья — это…

— Я называю их друзьями, потому что мне неприятно думать о них как о клиентах. Если вы решите отдать вашу киску в наши руки, то и сами станете моим другом.

— Понятно. Значит, я, типа, привожу… типа, тело… и что потом?

— Сегодня я выдам вам специальный термопакет. Когда киска отойдет в мир иной, вы поместите ее в этот пакет и поездом привезете сюда. Или машиной. Это совершенно не важно, главное — уложиться в двадцать четыре часа. По истечении этого срока становится несколько затруднительно… Надеюсь, мои слова не покажутся вам…

— Нет-нет. Ничуть. Привожу его сюда, и…

— О. Так ваша киска — мальчик?

— Ну, не важно. Привожу еесюда и что потом?

— У нас свой крематорий. Вон там, видите? Где труба.

Финн взглянул в указанном направлении и увидел невысокий, но довольно большой приземистый флигель.

— На Освенцим похоже, — ляпнул он, не подумав. В школе им вечно твердили о холокосте. О нем да еще об изменении климата.

— О боже.

— Извините, — сказал Финн. — Я совсем не хотел…

— Ну что вы, не стоит беспокойства, ожидание кончины любимого существа способно расстроить всякого. Если желаете, я могу показать вам крематорий изнутри. Там все очень гуманно.

— Нет, спасибо. Верю на слово. А что потом?

— Потом я отдаю вам прах.

— Прах?

— Да, или пепел, если вы предпочитаете это слово. Лично мне оно представляется грубоватым. В «прахе» как-то больше достоинства, вам не кажется?

— Ладно, прах.

— И мы вместе выбираем урну. Когда мы войдем в дом, я покажу вам образцы. Можно сделать это сейчас, если желаете. Ну и большинство моих друзей не отказываются выпить после кремации чашку чая. А затем вы увозите вашу киску домой.

Они были уже на задах дома и теперь подходили к застекленным алюминиевым дверям.

— На самом деле, — и Финн воспроизвел полученную им от Кена формулу, — я хотел бы получить участок класса люкс с травяным покрытием.

Тиндли остановился:

— О, понимаю. А вы не… надеюсь, я не покажусь вам грубым, но не слишком ли вы юны для него?

— Восемнадцать, — ответил Финн, распрямившись во весь рост.

— Ну хорошо. Тогда пойдемте. Вон туда.

Финн последовал за Тиндли по расшатанным камням мощеной дорожки, миновал бронзовый бюст злющей на вид немецкой овчарки с табличкой под ним, гласившей: «Вечная верность». Они обошли вокруг крематория, спустились в сад, посреди которого стояло еще одно приземистое строение, только это было без дымохода. Тиндли извлек из кармана анорака ключи, повозился немного с двумя тяжелыми висячими замками. И распахнул перед Финном дверь.

Прошло несколько секунд, пока глаза его привыкли к падавшему сверху яркому свету.

— О, сдается мне, галогенная лампа начинает помигивать! — сказал Тиндли. — Надо быть осторожным — голая лампочка в тысячу ватт способна испортить вам глаза. Зато света они излучают гораздо больше, чем обычные флуоресцентные.

— И тепла тоже, — сказал Финн.

— Если бы не вон тот вентилятор, здесь было бы еще жарче. Однако нам и нужна жара. И влажность.

Оказавшись с Тиндли в натопленной теплице, Финн быстро убедился в том, что его догадка насчет одежды старика была верной.