Человека нашел он, Лаврентий. В душной, прокуренной дежурной камере полицейской части углядел в толпе задержанных физиономию из секретной картотеки, узнал моментально. Повезло, заскочил всего-то у местного пристава квартиркой одной поинтересоваться. Мазурика, понятно, потом все одно б на розыск проверили, да в Жандармское управление переправили, но то потом. А у подпоручика вышло сразу, ни часу не потеряли. Пристав арестанта поначалу отдавать не хотел – понять можно, полиции его по своему делу отработать надобно. Однако пришлось, интересы государства, куда денутся.

В жандармском кабинете Авель «запел» почти сразу. Арестованному за изнасилование десятилетней дочки местного священника деваться некуда, в камере местной тюрьмы проживет недолго. Там таких не любят.

Столичный ротмистр, вторую неделю рыскавший по губернии, немедленно забрал наблюдательного дознавателя к себе в подчинение. И теперь они с Лаврентием допрашивали бандита вдвоем. Николай Степанович отмалчивался, изучал фигуранта. А двадцатитрехлетний подпоручик старался. Поучаствовать в поимке известной всем российским сыщикам шайки – дело для карьеры совсем не лишнее. Да и просто услышать невзначай за спиной: «это тот самый, который трестовских брал?» – вовсе не дурственно. Пусть не сам брал, пусть с приезжим. Ротмистр уедет, а он останется. И Берия вытягивал из сидящего напротив подонка подробности:

– А главный в банде кто?

– Да там не банда, целый синдикат. Потому и называется «Трест». По всей России, если кто человека убрать хочет – встречается, платит. Ну и кого заказали, не жилец уже. Долго, во всяком случае. А главарь Яша Уралец.

– Кто таков?

– Да знаем мы его, – бросил питерский гость. – Есть в картотеке. В эсдековской боевке начинал.

– Так там много из боевок, – оживился задержанный. – Почитай, что все. Как в шестнадцатом году за одно участие в бомбистской партии петлю надевать стали, так и подались. А куда деваться? Особенно в «Тресте» уральских много, они там, в Екатеринбурге, и в стрельбе, и бомбы кидать великие мастера. Один, «Филипп» кликуха, рассказывал, даже и доктор нарочно к ним приходил, как человек устроен, рассказывал. Чтобы, значит, куда его убивать, понятнее было. И сейчас в «Тресте» так заведено, тренировки завсегда, даже и кто сам не стреляет.

– Серьезно, – протянул питерец. – А в Тифлисе они, значит, наместника валить собрались?

– Так вроде так, – пожал плечами задержанный. – Неспроста сам Уралец приехал. Он только самые сложные операции планирует. Да и деньги, должно, немалые.

– Как на «Трест» выйти можно?

– То есть что значит выйти?

– Ну вот, допустим, я хочу заказ сделать. Кого-нибудь убрать, скажем. Как мне с «Трестом» связаться? Откуда я про них вообще узнаю?

– Ясно откуда. В больших городах среди блатных всегда человечек на то имеется. И от него уже известие по остальным идет, по блатным, по малинам. Уралец, он и через старые связи, эсдековские еще, клиентов находит. У него в знакомых и адвокаты есть, и заводчики, и титулованные особы даже. И еще…

– А ты? – внезапно перебил подпоручик и, нагнувшись к задержанному, начал тихим, почти шипящим голосом быстро выплевывать резкие, режущие вопросы: – Ты сам как в «Трест» попал? Ты ведь не боевик. И не урка. Откуда ты так много знаешь, а?

– А ему золотая рыбка напела, – мгновенно поддержал смену тона Николай Степанович. И не менее резко спросил: – Так, нет?

Авель Енукидзе, прозванный когда-то «Золотой рыбкой» за умение угодить начальству, вздрогнул. Нет, он понимал, что жандармы его биографию выяснят быстро. Но все же было неприятно.

– Я сидел вместе с Яшей, – чуть помедлив, ответил он, переводя взгляд с одного офицера на другого. – В Туруханском крае. Когда вышел в семнадцатом, подался к нему. Он в Екатеринбурге верховодил. Тогда уже левых по Указу без суда вешать начали. Пришлось и мне за ним в банду, куда еще?

– Вот и не будем простого уголовного изображать, – кивнул ротмистр. – Кто «Трест» придумал?

– Не знаю точно, вроде сам Яков. Тогда решили, раз движение разбито, нужно подполье сохранить. Денег не было, фабриканты на партию не давали, эксы проваливались. Вот к блатным и ушли. Уралец с нижегородскими каинами сговорился, потом с другими. И многие боевки оставшиеся к себе перевел. Теперь по заказам на мокрое работаем.

У Авеля против воли проскакивал блатной жаргон, мешаясь с интеллигентной речью.

«Привык, наверное», – подумал Лаврентий. А ротмистр думал о другом.

– А деньги куда? – осведомился он.

– Часть в общую кассу, часть на руки. Но я не убивал никогда! Я курьер, ездил по городам, хаты готовил, обстановку уточнял, места.

– Где Уралец?

– Он на Батумской будет жить, там я квартиру готовил. Точно будет, сегодня приедет. Там уже его человек сейчас, Филипп.

Когда Енукидзе увели, Гумилев обернулся к молодому коллеге:

– Уралец – фигура опасная. Сам на дело почти никогда и не ходил, осторожный, но стреляет отменно. Среди уголовных с давних пор в авторитете, хоть и считается политическим. В тюрьмах в паханах ходил. Сам вида не страшного: мелкий, в очечках… Сейчас, значит, с политикой завязал. Филипп – его охранник.

– Брать будем? – спросил Берия.

– Будем, – согласился ротмистр и предупредил: – Уральца в любом случае только живым. Даже если он кого-то из наших застрелит. У него в голове весь «Трест» содержится, одним арестом всю банду закроем.

– Если заговорит, – с видом умудренного опытом сыщика усмехнулся подпоручик.

– Заговорит.

В квартиру первым ворвался ротмистр. Лаврентий влетел следом, запнулся о сбитый старшим коврик и, выпрямляясь, услышал: «Окно держи, м-мать!» и звон разбитого стекла. В разбитое окно выпрыгивал здоровый мужик в одежде мастерового, Берия успел разглядеть только шрам на его правой щеке, от виска до подбородка.

Он прыгнул к окну, туда уже летел второй, здоровущий чернявый тип с револьвером в руке. Увидев загородившего ему дорогу подпоручика, бугай почему-то стрелять в него не стал, вместо того повернулся к питерцу, в развороте ловя его стволом.

«Не Уралец… – с облегчением подумал подпоручик, спуская курок «нагана». – Можно! А за столичный труп бы голову сняли».

Убитого опознал питерский гость:

– Голощекин. Телохранитель этого вот, – он кивнул на сидящего в наручниках невысокого человечка в пенсне. – Спасибо, Лаврентий Павлович.

У Уральца при досмотре не нашли ничего. Ни оружия, ни листовок, ни документов. Говорить он, правда, согласился:

– Уринсон, Михаил Семенович, – назвался спокойным голосом. – Коммерсант.

– Да ладно, Яша, – ласково пропел улыбающийся ротмистр. – Ну какой из тебя, сам посуди, Уринсон? Ты ж сколько сроков отмотал до Указа о бомбистах-то?

– Мне положен адвокат, – задержанный отвечал хладнокровно, да и вел себя уверенно, считая, что у жандармов на него ничего нет. Показания Енукидзе разве, а это все равно, что ничего. Очевидцем убийств Авель не был, да и не убивал сам Уралец уже лет десять. Ну, проживание под чужим именем, так это мелочи, даже задумываться не стоит.

– Будет тебе адвокат, – тем же ласковым тоном протянул Николай Степанович, закуривая. И тут же передумал: – Вернее, не будет. По Указу пойдешь, от шестнадцатого года.

– Вы меня с кем-то путаете. – Главарь «Треста» тона тоже не менял.

«Хорошо держится, – мелькнуло в голове у подпоручика. – И не предъявишь ему ничего – убийства чисто уголовные, без политики. А на старое Указ не распространяется. Что столичный придумал?»