Ника смотрит на историка с умилением. Он давно ей нравится именно за непредсказуемость, за оригинальность выводов, которые делает на основании общеизвестных данных.

Навес, под которым весной сохли израсходованные летом саманные блоки, стал любимым местом, где население «поместья» собирается по вечерам. Тут нет ветра, а лучи заходящего солнца свободно проникают под крышу, создавая уютную обстановку. Поэтому здесь стоит стол, за которым обычно ужинают. И именно здесь Сашка мучает историка неудобными вопросами.

— Так, Сергей Анатольевич, почему к нам до сих пор не приехал никто, чтобы обложить данью?

— А некому приезжать. Насколько я понимаю, наложить лапу на наше имущество могут только три всадника, что владеют ближними посёлками. Западные границы их наделов соприкасаются с этими местами, так что через годик-другой твоя мечта о визите вооружённого отряда может осуществиться целых три раза.

— Почему так долго? — Сашка, конечно шутит. Но существо вопроса интересует всех.

— Они сейчас заняты. Ведь хакасское войско только что освободилось от усмирения шадов на северных территориях. А сейчас они будут торопиться в Монголию, чтобы участвовать в нападении на тангутов.

— Так они что, служат Чингисхану?

— Саша, забудь о картинках, врисованных в твою голову средствами массовой информации. Национальное самосознание, патриотизм и другие высокие понятия будут придуманы позднее. А здесь и сейчас действиями людей руководят их интересы. Воин никогда не откажется от добычи — именно ради неё каждый из них посвящает жизнь совершенствованию воинских навыков. Это, как ты знаешь — тяжкий труд, который никому невозможно перепоручить. А надел, которым обеспечил всадника здешний каган, способен просто прокормить его и его коня да обновить снаряжение. Но, получив долю награбленного в процессе победоносной войны, он может стать действительно богатым человеком. Ведь в монгольском войске это действительно солидный куш. Собственно, именно благодаря щедрой доле в добыче, определённой для каждого участника своих завоевательных походов, Чингисхан имел солидный человеческий резерв прямо на покорённых территориях.

Так что даже не сомневайся, пока имеется грозное войско, идущее в набег, тумен киргизов будет в его составе. Может быть, даже не один. От «усмирённых» с севера тоже немало бойцов влилось в ряды усмирителей.

— Это что же получается? — недоумевает Сашка. — Каган Хакасии допустил чтобы его земли остались беззащитными, а войска ушли обогащаться?

— Во-первых, вероятные налётчики только что усмирены и напуганы, — поправляет парня историк. — Во-вторых — таковы обычаи этого времени. А в-третьих, каган не станет ссориться с собственным войском, а, тем более, с Чингисханом. Не забывай, здешний властитель полновластен лишь в меру, позволенную ему Джучи, который теперь управляет этим землями по воле своего отца и повелителя — хозяина Великого Монгольского Улуса.

— Тогда непонятно, почему хакасы восставали, — не сдаётся Сашка. — Если интересы здешней знати совпадают с интересами Великого Монгольского Улуса, то чему они могли сопротивляться?

— До этого времени мы ещё не дожили, — улыбается Сергей Анатольевич. — Через четыре года, когда Джучи пойдет воевать, в места, которые нынче называют Семиречье или Джеты-Су — это между озёрами Балхаш и Иссык-Куль — то через наши места но пройдет легко и непринуждённо. А вот в тысяча двести восемнадцатом, когда сам Чингисхан двинется на Хорезм, тут будет что-то неладное. Мне кажется, недовольство вызовет то обстоятельство, что местное войско не возьмут в набег, где ожидается богатая добыча, а попытаются послать на усмирение немирных киргизов, которые живут севернее — то есть тех самых шадов, феодалов, с усмирением которых только что покончили. Не иначе, те, как раз, соберутся с силами и попытаются «зажать» дань. Или просто, узнав, что они усилились, Потрясатель Вселенной оставит прикрытие в тылу своей армии для обороны важного промышленного района в Минусинской котловине.

— То есть, Вы хотите сказать, что первое восстание на самом деле будет вызвано недовольством киргизского воинства тем, что его не берут на грабёж?

— Это лишь предположение, — «успокаивает» собеседника историк. — Ну сам посуди, кто станет восставать, когда более чем стотысячная армия расположена неподалеку. По крайней мере, в этой стороне. Зная не понаслышке, насколько быстро перемещается конница хозяев этой земли. Мирные пахари и пастухи? Ремесленники? Вряд ли. Им без разницы кому платить подати, тем более что её размер связан чаще с искусством сокрытия добра, чем с определёнными значениями или пропорциями. А вот если, скажем, Чингисхан попытается увести со своим войском мастеровых, чтобы они в походе чинили оружие и амуницию, тогда возможен всплеск недовольства. Не знаю я наверняка. Это только через одиннадцать лет выяснится.

Зато из похода, что будет предпринят осенью, привезут богатую добычу. Потому что во всех известных документах о походе на тангутов это обстоятельство подчеркивается.

Под навесом сейчас все обитатели поместья. Мальчишки слушают разговор своего наставника с уважаемым человеком, боясь шелохнуться. А еще нынче ночью Григорий Иванович покажет им звёзды через свою трубу. Лешка молча сгибает из стального прутка хитрые загогулины, поглядывая на строгий ошейник, снятый с Туки. Только звенья парень делает значительно крупнее, а концы прутка, что должны впиваться в шею, имеют длину в полторы ладони. И на самих этих изделиях несколько больше петель непонятного назначения. Собранная конструкция размерами напоминает тракторную гусеницу, только ажурную.

— На слона готовишь? — интересуется Лидия Васильевна.

— Не выдержит, пожалуй, слона, — самокритично откликается зять. Он сейчас сосредоточен и, кажется, весь ушел в работу.

— Так что же выходит, Сергей Анатольевич, мы тут ни в какие исторические события не вмешаемся? — не унимается Сашка. — И государство это обезлюдеет.

— Понимаешь, Саша, — до тысяча двести семидесятого года этому народу ничего ужасного не угрожает. А вот когда чингизиды покорят Китай и воцарятся там, положив начало династии Юань, то пришлют сюда своего наместника. И годика через три в этих землях начнётся что-то неладное. Не знаю, как ты, но я до той поры не доживу.

— Наши дети доживут, — вступает Ника. И головы присутствующих поворачиваются в её сторону. Она очень мило краснеет. Понятно — женщины позднее зададут ей разные вопросы. Но Лёшка известный дундук и тугодум совершенно не проникшись значимостью момента, вдруг продолжает разговор с тёщей.

— Это вместо водяного колеса, генератор крутить. А то на нашу пилу никакой горючки не напасёшься.

— А как ты вращение из воды наверх поднимешь? — Григорий Иванович сразу насторожился. — Не будешь же генератор под воду опускать!

— Не буду. Это рискованно. Протечка в сальнике и всему кирдык, — соглашается зять. — Через вал выведу вертикально — всё равно понадобится повышать обороты, так что без редуктора не обойтись. А шестерни не размокнут и не сгорят, да и заменить их не так сложно, как обмотки перематывать.

А Сашка продолжает свои разговоры.

— Быть того не может, чтобы за столько лет мы ничего не смогли сделать для будущего этой страны.

— И что же такого ты можешь предложить? — историку нравится мысль самому помучить неугомонного хитрыми вопросиками.

— Скажем, вооружить здешнюю армию огнестрельным оружием. Порох ведь в Китае наверняка уже делают.

— Так это самое оружие остальные тут же переймут. После первой битвы. Пойми, Саша, побеждает не тот, у кого больше войск или совершенней оружие, а тот, кто лучше организован. Сейчас это — Великий Монгольский Улус благодаря, не побоюсь этого слова, гению Чингисхана. Ведь победить Китай, имеющий огромное отлично обученное войско силами малочисленного кочевого племени — задача немыслимая, если здраво рассудить.

— Организация, говорите, — Сашка задумался. — Так может быть стоит здесь то же самое организовать. Почту наладить, регулярную армию.