— И что, у тебя есть Беатриче? — спросила она.

Я думал, что нет, — серьезно ответил Василий. — Но после таких событий все видится как-то иначе… Иван, наверное, сказал бы, что это испытания, посланные персонально моей душе для избавления от скверны. Ля считаю, что это круги ада, которые мне предстоит пройти, чтобы заслужить право на встречу с ней.

— И кто же она? — улыбнулась Катя. Она поняла, что сейчас услышит еще одну историю любви. В таких историях слова всегда не важны, они — всего лишь драпировки, мишура, скрывающие движения души… Попить такой рассказ может лишь тот, кто сам пережил нечто подобное. Обычно Катя понимала…

Василий деловито спросил:

— А ты не будешь смеяться? Нет? Ну, тогда я расскажу. Мне было четырнадцать лет, — мечтательно начал он, — а ей немного меньше. Летом и ее, и меня отправляли на дачу, в деревню. Мы жили недалеко друг от друга, но соседями не были, и принадлежали к разным компаниям. Я впервые увидел ее, когда мы с друзьями играли в серсо — набрасывали пластмассовые кольца на деревянные шпажки. Нас было там человек восемь, а она взяла и уставилась на меня. Знаешь, будто остолбенела. Будто привидение увидела. Смешная такая: длинноногая, как журавль, загорелая дочерна, две светлые косички и короткая красная юбка в складку. Приятели сказали мне, что зовут ее Наташа.

А потом получилось так, что между нашими улицами началась война. Конечно, шуточная, шишкой в лоб и все такое… И мы с Наташей очень увлеклись боевыми действиями, все норовили посильнее обидеть друг друга. В этом выражалась наша взаимная симпатия… Война продолжалась из лета в лето, я закончил школу и стал реже появляться на даче. А когда приезжал, то подойти к ней стеснялся: она выросла, удивительно похорошела… Не девушка — а прямо нимфа лесная! Правда, очень современная и острая на язык… От друзей я слышал, что она успешно занималась бальными танцами. Потом узнал, что она вышла замуж и уехала в Германию. Я крутил какие-то легкие романы, а друзья — они давно все переженились — призывали меня остепениться.

Как-то вчетвером — я с очередной подружкой и коллега с женой — приехали на дачу, на шашлыки. Женщин мы оставили заниматься хозяйством, а сами решили прогуляться к озеру Вечер был тихий, теплый… На другом берегу слышно каждое слово. Где-то играла музыка, какое-то ретро, и я узнал старенькую песню Пугачевой: «Я птица гордая, я птица певчая…» Что-то там: «небес не надо мне любви твоей взамен…» Короче, в детстве целое лето прошло под эту песню. И что ты думаешь? Выходим на берег, а там — Наташа. Сидит, скрестив ноги, такая загадочная и неприступная, как жена самурая из старого японского фильма, и смотрит вдаль. А потом оборачивается, и взгляд у нее… Точно такой, как двенадцать лет назад: словно привидение увидела. Я тоже остолбенел, потому что красива она была несказанно.

Потом мы болтали ни о чем, она сказала, что уже два года в России, с мужем развелась, живет с мамой, растит дочку. И вдруг спрашивает: «А когда у тебя день рождения?» — «Семнадцатого сентября», — говорю. Она так удовлетворенно кивает: «Я так и думала. У меня тоже». Я, наконец, осмелел и попросил у нее телефон. Ужасно боялся, что она начнет надо мной посмеиваться, язычок у нее острый, а я всегда эдаким увальнем был. Пока искал, на чем записать, даже руки затряслись. Нашел каком го спичечный коробок и ручку. А Наташа так просто, именно этого ожидала, написала свой номер и сказала: «Позвони мне». И снова посмотрела…

— И ты позвонил? — спросила заинтригованная Катя.

— Нет! — развел руками Василий. — В том-то и дело, что нет! Понимаешь, я же тогда не один был, с девушкой, я ее даже к своим родителям водил … А Наташа была для меня слишком красивой, слишком… недоступной, что ли? Я убеждал себя, что все придумал — про нас. Что взгляды эти мне почудились. Что совпавшие дни рождения — случайность. Нет, вру. Однажды я звонил. Правда, был сильно пьян, а ее не оказалось дома. И, слава богу…

— И что теперь?

— Если… Когда мы вернемся домой, — поправился Василий, — я ей позвоню. Коробок этот у меня до сих пор валяется во всяких старых мелочах — брелках, кассетах. Если у нее кто-то есть, я ее отобью. Я пройду через ад, и она меня дождется. По крайней мере, у меня очень сильный стимул вернуться домой. Ну что, загрузил я тебя? — спросил он совсем другим, обычным своим шутливым тоном. — А у тебя своих забот хватает. Кстати, он отличный парень!

— Вы что, сговорились? — завопила Катя, пылая праведным гневом. — Он оборотень! Понимаешь? О-бо-ро-тень!

— В первую очередь, он отличный парень, — серьезно заметил Василий. — А уж потом все остальное. Ладно, подруга, выше нос! Прорвемся!

И Кропотов пошел вперед, весело насвистывая что— то неуловимо знакомое.

Катя, действительно, «загрузилась» услышанной историей. От нее веяло далекой юностью, прекрасными порывами любви, которыми тогда жила ее душа и от которых она отказалась — чтобы быть как все, чтобы успеть влиться в нормальную жизнь. Но Катя одернула себя: нечего придумывать саги о всепобеждающих великих чувствах! По крайней мере, в услышанной истории о любви нет ни слова: героиня Васиного романа ни в чем ему не признавалось, равно как и он — ей. Они превосходно обходились друг без друга. Они ничего не знали друг о друге. Во времена Данте и Беатриче такое могло называться хоть любовью, хоть умопомешательством. Но не сейчас… «Все сошли с ума, — думала Катя. — Иван, решивший остаться с Грэм. Василий, вдруг вспомнивший дачную озорницу. Я сама… Но я-то понимаю, что делаю. Я не создаю химер. И если… когда я вернусь домой, я найду в себе силы жить, будто ничего не случилось. Пожалуй, даже выйду замуж… за кого-нибудь». Приняв это благое решение, Катя повеселела и прибавила шаг.

Уже темнело, Фаргит с Василием обсуждали, где лучше устроиться на ночлег. А лес, чувствуя приближение ночи, ожил. Катя слышала, как ворчат под землей корни, как вздыхают ветви, как шепчется на незнакомом языке листва… Она видела мерцающие огоньки, которые днем были просто осенними лесными цветами… Лес провожал незваных гостей недобрым светом растущей луны, в котором скользили какие-то призрачные тени… На лица идущих падало голубоватое мертвенное сияние.

А потом на небо набежали облака, и стало совсем темно — только светились желтые глаза демонов. Катя почувствовала, как сильно сжимает ее руку Эйфи. Василий все время окликал Яно, рысью бегущего впереди, и тот отзывался коротким рыком. Эхо разносило этот жутковатый звук по лесу.

— Крот, у тебя же где-то спички были, — сказал вдруг Иван приятелю. Тот с размаху ударил себя по лбу.

— Вот блин, я в этом средневековье последние мозги растерял. Конечно, сейчас попробую посветить. Дайка ветку.

Иван с хрустом отломил сухую ветку. Кате показалось, что дерево тяжело охнуло в ответ. Чиркнула спичка, на миг осветив бледные лица путников. Ветка вспыхнула, и стало кое-что видно…

— О господи! — закричал Василий. Эйфи тонко заплакал. Налетевший порыв ветра погасил импровизированный факел, и снова воцарилась тьма…

Жаркое пламя факелов прорезало ночь. Земля дрожала от ударов конских копыт. Злобно лаяли свирепые охотничьи псы. Но странная это была охота: многие кони прекрасно обходились без седоков. Впрочем, рискнувший подобраться к дороге сторонний наблюдатель заметил бы, что эти твари не имеют отношения к благородным непарнокопытным: мощным телом и острыми изогнутыми рогами они напоминали быков, их широкие пасти скалились острыми, как у тигров, зубами, а передние лапы заканчивались длинными острыми когтями. К счастью, никто не видел этих чудовищ, мчавшихся по дороге, ведущей через Венсид на юг.

Впереди, вглядываясь в смутные очертания далекого леса, на вороном коне скакала Морэф: в одной руке — поводья, в другой — шлем. Она была закована в черные доспехи, и заплетенные в две косы волосы черными змеями спускались по ее плечам.

Время от времени Морэф осаживала коня, чтобы прислушаться, но ветер доносил лишь уханье ночных птиц. Наконец издалека донесся скрипучий визг; королева протяжно свистнула в ответ. Через некоторое премя воздух наполнился шелестом и хлопаньем: над дорогой закружилась стая крошечных птеродактилей. Королева вытянула руку в латной рукавице, и одна из тварей, громко засвиристев, тут же вцепилась в нее когтями. Морэф внимательно выслушала, а потом отшвырнула вестницу.