— Она убежала! В моей одежде! Держите ее! — раздался истошный вопль из окна. Оглушенный слуга пришел в себя. «Надо было нанести контрольный удар подносом, — подумала Катя. — Сейчас не до гуманизма… Пока во дворе никто не понял, чего этот дурень орет. Но с минуты на минуту явится Фаргит, и у него-то хватит ума отдать приказ не выпускать никого за ворота. И тогда путь к спасению будет отрезан…»

Впоследствии Катя в очередной раз по достоинству оценила дарованную ей судьбой счастливую способность впадать в панику от всяких пустяков, но сохранять трезвую голову, когда это действительно нужно. Пока разум буксовал, пытаясь одолеть сложную задачку, подсознание отдало телу необходимый приказ. Нахлобучив поплотнее шляпу, девушка схватила за ручки попавшуюся на глаза тачку с булыжниками и покатила ее к воротам.

— Эй, откройте! — пробасила она. — Велено увезти это со двора поскорей.

— Только что привезли ведь, — проворчал один из привратников, нехотя поднимаясь и стряхивая табак с седых усов. — Сами не знают; чего им надо. Возят туда-сюда, а мне открывать.

— Эти не подошли, — выкрутилась Катя. — Слишком круглые. На них лошади спотыкаться будут. Открывай, давай.

Толкая тяжелую тачку, девушка выкатила ее наружу и, бросив тут же у стены, опрометью бросилась к ближайшим кустам. Под ногами захлюпала холодная, ощетинившаяся сучками жижа. Кусты, однако, оказались не слишком надежным убежищем: золотисто-бурая листва осыпалась от малейшего прикосновения и быстро редела. Не дожидаясь погони, Катя бежала все дальше и дальше, пока не оказалась на кромке болота, которое видела из окна замка.

Унылая равнина, покрытая лунками воды, низкими кустиками и коварными зелеными островками тянулась до самого горизонта. Небо застилала серая хмарь. Где-то тоскливо кричала невидимая выпь, ей вторило странное глуховатое эхо, и от этого душа уходила и мягки. «Болото иногда издает странные звуки», — к месту вспомнила Катя фразу из «Собаки Баскервилей». Но как бы ей ни было страшно, путь к свободе лежал только через болото.

Катя очень жалела сейчас о том, что не слишком усердствовала, расспрашивая Яно о его родине. Что она знает о Фенлане? Грань находится на земле герцогства Венсид, на юго-востоке Фенлана. Значит, в любом случае, следует двигаться на юг. Вот только бы знать, где он, этот юг…

На болота тем временем опускалась осенняя ночь. Озаряя сизым светом низкие тучи, проглянула сквозь мглу почти полная луна. В разрывах облаков мелькали незнакомые созвездия. Катя увидела их и замерла: очередной прилив страха, тоски и одиночества захлестнул ее с головой. Только теперь она полностью ощутила себя в другой вселенной; и сходство миров — та же растительность, те же лица людей, даже язык — не успокаивало ее, а еще больше пугало. Однако поддаться панике означало обречь себя на верную гибель. Поэтому Катя из последних сил сдержала отчаянный порыв помчаться очертя голову через болота, оглашая их истерическими воплями. Надо дождаться рассвета, посмотреть, откуда восходит солнце — если оно здесь восходит на востоке — и определиться со сторонами света. Потом выломать подходящую ветку — посошок — и осторожно двинуться дальше.

Катя села прямо на землю, растерла ледяные ступни. Ей было очень холодно и плохо. Слезы сами навернулись на глаза, а вместе с ними пришло желание найти виноватого. Во всем виноват проклятый оборотень! Это он втянул ее в кошмарную историю… Но тут же Катя вспомнила грустные, настороженные серые глаза. Нет, он не виноват. Он тоже — жертва обстоятельств. А обстоятельствам, увы, не предъявишь обвинений…

— Фью-и-ить! Фью-и-итъ! — послышался вдруг где— то поблизости странный свист. Ночная птица?

— Фью-и-ить! Эй! Кто ты? — к свисту прибавился тихий шепот, потом в темноте мелькнула тень, и Катя поняла, что она на болоте не одна.

Лунный свет серебрил черное распаханное поле. Худосочная крестьянская лошаденка тянула плуг, отгоняя хвостом надоедливых осенних мух. Коренастый пахарь шел за плугом, цоканьем подбадривая уставшую животину. А вдоль борозды шагал второй крестьянин; держа в одной руке факел, другой он кидал в перекопанную жирную землю светлые семена.

— Хорошо, что луна вышла, — сказал первый, утирая пот. — А то не видно ни зги.

— Да, ноченька нынче — хоть глаза выколи, — согласился второй. — Сею вот, а куда? Хозяйские ведь озимые, весной не взойдут — десять шкур с нас спустят. А еще свое бы поле вскопать до заморозков. Слышь, Стэпо, а что это за огни там, вдали?

Стэпо остановился, опершись на плуг. Действительно, на горизонте разгоралось алое зарево. Оно то кружило воронкой над башнями Сварбора, то стреляло ввысь огненными молниями. На угольно-черном осеннем небе это выглядело особенно зловещим.

— Там Черный замок, — нахмурившись, сказал пахарь.

— Неужто, горит?

— Нет. Опять королева колдует. Не ровен час, быть беде. Давай-ка заканчивать, да по домам.

Оба крестьянина снова принялись за работу, временами тревожно поглядывая на горизонт.

А в это время в Сварборе, в одном из покоев для придворных разворачивалась любовная сцена. На роскошной грязноватой постели раскинулась белокурая красотка в растерзанном красном платье; ее кавалер, сбросивший доспехи и ненужные детали одежды на пол, пристроившись рядом, деловито расшнуровывал штаны…

— Мой рыцарь, — мурлыкала женщина, в нетерпении, покусывая партнера за ухо.

— Постой-ка, Жэлда, — рыцарь вдруг нахмурился и сел. Женщина проследила за его взглядом и вскрикнула от страха: по потолку вилась огненная змейка. Она становилась все ярче и шире; казалось, потолок раскрывается под напором кипящей лавы.

— Что это, Вилибус, что это? — шептала Жэлда побелевшими губами.

Змейка сверкнула, истончилась и исчезла.

Женщина выдохнула с облегчением.

— Уф-ф. Я чуть не умерла от страха. Вилибус, что же это было?

— Королева Морэф взывает к Домгалу Всемогущему, — тихо произнес кавалер. — Ты знаешь, как глубоки подвалы Сварбора? Две самые высокие башни — одна на другой — не заполнят это подземелье! В самом низу находится святилище Домгала, и говорят, что сам великий демон иногда появляется там. Однажды я был в святилище. Знаешь, Жэлда, стыдно признаться, но мне там было очень не по себе. Это страшное место… Наверное, грядут важные события, раз королева отважилась на это…

Рыцарь Вилибус не обманывал любовницу. Бесчисленное множество витков делала лестница, уводящая в подземелье замка, прежде чем упиралась в круглую арену, выложенную желтыми плитками. Арену разделяла черная линия, похожая на зрачок змеиного глаза. По краям ее на треножниках дымились чаши с колдовскими снадобьями. И так было всегда.

А сейчас в центре святилища стояла Морэф. На ней было узкое желтое платье, облегавшее стройное тело, словно вторая кожа. Распущенные черные волосы ниспадали почти до полу. В одной руке королева держала большой нож, в другой безропотно висел схваченный за ноги ворон Крок.

— Прости, несчастное создание, — прошептала королева. — Я вырастила тебя только для того, чтобы принести в жертву Домгалу Всемогущему. Он говорит только с теми, кто способен пролить кровь дорогого существа. Я предпочла бы, чтобы на твоем месте оказался другой, но он сейчас далеко, а разговор с Домгалом откладывать нельзя.

В дыму курений сверкнуло лезвие ножа. И хлынула, потекла, чертя узоры на желтом полу, горячая кровь из обезглавленной птичьей тушки.

— Взываю к тебе, Домгал Всемогущий! Вурдерэн! Эзинен!

Над чашами взметнулась желтоватая туча. Она поднялась до самого потолка, потемнела и приобрела очертания огромного человеческого тела. На Морэф с высоты уставились два желтых глаза.

— Не так уж ты дорожила этой птицей, женщина, — послышался низкий голос. — Ну да ладно, людьми ты дорожишь еще меньше. Что тебе надо?

— Мне нужен совет, о Домгал Всемогущий! — Морэф опустилась на колени. — Перед решающей битвой мне нужна твоя помощь.

В ответ раздался хохот, эхом отразившийся от каменных стен.