В свете огня от горящих домов мы въезжаем в Альбенорт. Но никакой пехоты там нет и в помине! С моими пятью солдатами я еду вперед на броне «тигра». Слева, около деревенской улицы, в саду, мы видим противотанковое орудие, однако его защищают только отдельные русские солдаты, которые стреляют из винтовок. Я поливаю их огнем из своего пистолета-пулемета. Сопротивление русских подавлено. Мы посылаем связного, который должен доложить о положении, в котором мы оказались. Мы, безусловно, нуждаемся в подкреплении, оставаясь одинокими на броне танка. Прибывают еще четверо солдат как раз в тот момент, когда противник начинает стрелять из орудия «черная свинья» калибром 15,2-см. Мы сразу же получаем пробоину в броне, так что теперь даже на танке у нас нет возможности уберечься от осколков. А снаряды ревут рядом с нами. Стрельба явно ведется по одинокому танку. Вдоль улицы летят осколки от снарядов. У меня в ушах продолжается зверский треск! Непосредственно перед нами четырежды что-то ярко сверкает, и затем раздается взрыв! Тогда мы бросаемся на дорогу и, можно сказать, «подметаем улицу». Я встаю на ноги и вижу, что мой связной лежит неподвижно. Когда я начинаю поднимать его, он снова падает без движения. Мертв! А что с другими солдатами? Они лежат в канаве на обочине дороги. Тоже убиты? Прежде чем я смог что-либо предпринять, опять затрещали выстрелы, четыре осколка просвистели вокруг меня. Я бросаюсь в сторону, получаю удар прямо в мою стальную каску и падаю. В глазах засверкали звезды в полном смысле этого слова!
Я не могу даже пошевелиться, и только через два часа ко мне постепенно возвращается сознание. Я ощупываю каску, вроде бы в ней ничего не застряло. Она по-прежнему сидит у меня на голове. Моя голова цела. Что же случилось? По каске ударил замерзший комок земли или еще что-то похожее с невероятной силой. Вообще-то я и не ранен, но замерзаю и дрожу от холода. Ну а что же с моими товарищами? Я слышу стоны. Кто бы это был? Пытаюсь сообразить, что там случилось. Танка больше не существует. Темно, тихо и как будто безопасно. Но где же я? Где наши солдаты и где русские? Я пытаюсь опомниться, прийти в себя от страха. Один как перст, ошарашенный, все еще трясущийся. Один из солдат убит, где второй — не знаю. Постепенно начинаю ориентироваться. Иду по автостраде назад. Однако там я не нахожу никого. И этого злосчастного самоходного штурмового орудия там нет. Вслушиваюсь в ночь. В Альбенорте II стреляет МГ-42 и шумят грузовики. Через несколько минут появляюсь на позиции. Здесь нет русских, и окопы занимает наша пехота. Оба орудия, сотрясавшие воздух звуками «трах-бумм», уничтожены. Я прохожу мимо места, где они стояли, и вижу наконец «мою роту». Солдаты с удивлением рассматривают меня и засыпают вопросами: «А где те солдаты, что были с вами?» Когда рассвело, их нашли. Все они погибли при обстреле «черной свиньи». Проклятая война! Однако эта проклятая война все еще продолжается. Как долго еще? Когда стало совсем светло, я осмотрел свою каску. На левой стороне порвана маскировочная окраска и виден серебристый металл. Никаких вмятин или царапин. Нет и осколка от снарядов «черной свиньи». Может быть, только промерзший ком земли. Так в течение последних дней и часов я вновь обрел неслыханное солдатское счастье!
7 марта 1945 г.На следующее утро основная линия борьбы уже выглядела иначе. Мы смогли немного продвинуться. Русские были оттеснены на полукруглую опушку леса. Я получаю приказ оборудовать наблюдательный пункт для 6-й роты. Так как у нашей артиллерии вряд ли достаточно боеприпасов, то вся надежда на «цыганскую артиллерию», как раз на то, что мы имеем. Боеприпасов у нас хватает. Я осмотрел в бинокль вверенную мне территорию. Где найти оптимальное место для наблюдательного пункта? Разумеется, где-то, не доходя до занятого русскими леса. Справа от Альбенорте II я нахожу на свободной от снега площадке маленький холмик. Но поблизости надо еще найти место, где можно было бы укрыться. На полпути к холму стоит танк «тигр». Вчера противотанковое орудие русских было, пожалуй, уничтожено, так как оно не стреляет в «тигра». От танка до холма, где я хочу оборудовать свой наблюдательный пункт, около 250 м. Так как на белом снегу видны охапки желтого сена, я с моим связным стал, прикрываясь ими, осторожно добираться до «тигра». Укрывшись за стальным корпусом, мы беседуем с танкистами и определяем наше положение. Раздаются три выстрела, похоже из легких орудий пехоты, затем осколки летят откуда-то спереди слева, из леса перед «тигром». Это примерно в 25 м, слишком близко! Для нас это малоприятно. Надо уходить от танка, который привлекает огонь на себя. Пыхтя и потея, мы мчимся что было сил к маленькому бункеру. Это бывшие русские позиции. К сожалению, из этого бункера плохой обзор. Входное отверстие просматривается русскими, они видят, как оттуда выходят и там исчезают люди. В бункере скрывается несколько солдат 6-й роты. Сначала я надеялся на этот бункер как на хорошее укрытие, но, подойдя поближе, убедился, что он не вызывает доверия.
Бункер укрыт только двойным перекрытием березовых бревен толщиной в руку и замаскирован едва ли полуметровым слоем снега.
Перед повернутой к врагу стороной у входного отверстия висит всего лишь мешок, который разве что защищает от холода и служит некоторым ориентиром. Мне здесь совсем неуютно. Едва мы передохнули и захотели поставить маленькую стереотрубу, как нас обстреляли. Видимо, огонь вели по воякам, обосновавшимся в бункере. Это укрытие нас вообще не воодушевляет! Стреляли из тех же орудий, которые были нацелены на «тигра» (отнюдь не противотанковые, но калибра 7,65-см). Мы с шестью солдатами сидим в бункере, который закопан едва ли на метр в землю. И он должен нас защитить от снарядов! Осколки! Первые из них уже лежат поблизости от бункера. Грязь долетела даже до мешка у входного отверстия! Следующие снаряды идут вдогонку первым. Отвратительно шипя, они пролетают рядом с бункером и ложатся сразу за нами. Мы затаили дыхание. Кто, как не артиллеристы или как не мы, минометчики, знает, что значит прямое попадание. Да! Снова три залпа из этих проклятых орудий! Лица у всех бледные, никто не произносит ни слова. Снова близко от нас шипят осколки, потом огонь перенесли вглубь. Я закуриваю и жду, что будет дальше. Проклятье! Иван не оставляет нас в покое. Снова три выстрела из леса. Моя рука с сигаретой слегка дрожит. Я сижу впереди, у самого мешка. Замедляю дыхание. Так для нас проходит целая вечность. Мы сидим почти неподвижно и прислушиваемся. В случае прямого попадания смерть неизбежна! Земля вздрагивает, осколки жужжат вокруг, однако к нам не попадают. Я затягиваюсь, как заядлый курильщик.
«Иван стреляет плохо, это можно было заметить уже на мосту через автостраду», — говорит один из бойцов. «У моста было также…» — эта мысль озаряет меня! Я как сейчас вижу мое окровавленное, измазанное чужим мозгом лицо и слышу крики солдата с оторванной рукой. Русские были бы явно довольны, если бы на месте нашего бункера столбом взлетели остатки брусьев и комья земли. Прямое попадание! Но ничего такого не происходит. Нам даже не хочется думать об этом. Мы только ждем, когда обстрел прекратится и наступит тишина. Полчаса спустя, в течение которых мы из соображения безопасности старались не двигаться, я и мой связной снова устанавливаем стереотрубу. Но иван постоянно наблюдает за нами! Я медленно раздвигаю ножницы трубы и бросаю первый взгляд на позицию русских. Сразу же прямо передо мной взрывается снаряд. Я молниеносно бросаюсь на землю. Должно же здесь все же быть идеальное место для наблюдения? Вероятнее всего, русские уже знают, где мы расположили свои позиции. Здесь мы не останемся. В сумерках отправляемся назад, к шоссе. Я оставляю за себя унтер-офицера Спренгала (из Козле/Верхняя Силезия) и отправляюсь в траншею к огневым позициям. Там у вояк построена хижина из еловых веток и некоторого количества металла, чтобы защитить себя от холода и ветра. Здесь, в траншее, оживленное движение. Подвозятся боеприпасы, раненые получают первую помощь, в темное время доставляется продовольствие. Я ложусь на ветки елей, закрываюсь плащ-палаткой и сразу засыпаю.