4–5 марта 1945 г.Мы узнаем, что вскоре должна начаться наша контратака. Приказ пришел непосредственно от армейского руководства (генерал Мюллер). Этот «хороший» генерал не сидит в котле и не очень-то популярен у офицеров высоких чинов! Мы проходим подготовку. Каждый солдат получает открытку с картой Восточной Пруссии и девизом на ней: «Смелому и верному», которую может послать домой. Наши родные наверняка подумают, что они получили «последний привет перед геройской смертью». (Моя открытка осталась у меня, и теперь это сувенир.) Соединение «Рыцарский орден» [13]имеет целью пробиться южнее Конрадсвальде и затем западнее Цинтена, чтобы уничтожать ударившее по нам с севера грозное русское подразделение. Нашим новым командиром батальона станет майор Крютцман, который до сих пор был командиром 51 — го батальона, созданного из расформированного 18-го батальона мотопехоты.

6 марта 1945 г.В 03.00, после предварительной подготовки, начинается контратака. Мы выходим на железнодорожную линию в направлении к дому путевого обходчика. Все пока шло отлично, но затем из-за железнодорожной насыпи на нас обрушился мощный оборонительный огонь. Мы останавливаемся и ждем, пока наша артиллерия не произведет 12–15 выстрелов! Но затем все, не хватает боеприпасов! Новая атака запланирована на 15.00, но и она не поддерживается артиллерией. Русская оборона здесь очень сильна. Все вокруг просматривается! Танкисты-фузилеры поворачивают назад, на свои старые позиции. Мы также возвращаемся в Вестделен, но не в наше старое расположение, а садимся на грузовики и едем в небольшое местечко. Это называется «подготовительные мероприятия для дальнейшей атаки». Итак, проверяется оружие, гранаты заботливо протираются керосином, а затем тряпками. Приводится в порядок также ручное огнестрельное оружие. Вечером мы с командиром взвода отправляемся к командиру батальона. Он располагается с господами из штаба в большом доме, где они что-то празднуют. Вероятно, день рождения? Мы ожидаем в прихожей и слышим веселые и бодрые выкрики. «Радуются концу света?» Вестовые деятельно носятся туда-сюда и пополняют запасы спирта. Мы подзываем одного из них, который обслуживает командира 8-го батальона, к себе. «Здесь ожидает командир взвода, — говорю я ему, — оставьте для него бутылку, ничего страшного, если господа не досчитаются одной из них». С этими словами я беру бутылку «шартреза» из его рук, и она исчезает в глубоком кармане моего мундира. «Кто-нибудь еще хочет взять бутылку?» — рычит обер-фельдфебель Гроссе (командир взвода легких орудий пехоты) и закуривает. «Хватит. Никаких представлений! Скоро мы все узнаем», — говорю я, передергиваю плечами и прислушиваюсь, так как дверь уже раскрылась. Выходит наш командир обер-лейтенант Хиннерк. Он выглядит достаточно серьезно, пожимает каждому из нас руку и ведет в соседнее помещение. Там мы садимся в глубокие клубные кресла. Вспоминая все неудачи вчерашнего дня, я снисходительно улыбаюсь и думаю: «Может, не стоит думать об офицерах так критически?» При этом мы не говорим ни слова. Хиннерк разворачивает карту (такую же, как у меня в документах) и объясняет нам план атаки. Он показывает, куда мы должны еще этой ночью выехать на грузовиках с нашими минометами и орудиями. Там следует подыскать хорошие огневые позиции, а мне — подобрать наблюдательный пункт. На карте он показывает несколько низин, которые, по его мнению, были бы наиболее благоприятными для этой цели. Дальнейший план: начало атаки — в 03.00. Поддержка артиллерией и танками будет обеспечена. Затем 2-й батальон с 6, 7 и 8-й ротами на грузовиках едут до основной линии фронта, выходят и продолжают атаку. Мы уже до их приезда должны пристреляться и поддерживать атаку огнем. «Затем я прибуду на ваш наблюдательный пункт. Все дальнейшие указания получите в зависимости от сложившейся обстановки». Мы обсуждаем еще несколько «технических» дел, таких, как снабжение боеприпасами и продовольствием (последнее из двух особенно важно). Когда командир заканчивает, я спрашиваю его, холодно улыбаясь: «Как насчет бутылки спиртного?» Теперь ухмыляется Хиннерк и приказывает своему адъютанту принести бутылку трехзвездочного коньяка. «Однако, пожалуйста, не пейте много, завтра с утра у вас должны быть ясные головы». — «Конечно, господин обер-лейтенант!» — отвечаю я. «Вряд ли вы протрезвитесь после этого, — говорит обер-фельдфебель Гроссе, — помучайтесь лучше до утра!» Мы отмечаем маршрут на карте и расстаемся. Солдаты, которые еще не спят, отнюдь не в восторге от моего сообщения о завтрашней ранней атаке. «Через час доложите о готовности выступления с минометами!» Водители проверяют моторы и подтаскивают к грузовикам ящики с провизией и спальные мешки. Вояки скатывают шинели, чистят оружие и подготавливают части к минометам. Я сижу в удобном кресле, погруженный в свои мысли, при мерцающем свете лампы «гинденбург», кладу в рюкзак мой рацион хлеба и, сверх того, мясные консервы. Затем глотаю из походной фляги горячий кофе. Когда я прибыл из штаба, то не снял сапоги, не надеясь поспать еще несколько часов. Поэтому я подзываю одного из солдат: «Рихтер! Стяните с меня сапоги хотя бы на время. Ах, как хорошо!» (Рихтер пережил войну. Я видел, как его, с перебитыми осколком мины обеими ногами, несут на 10 000-тонный корабль, который отправляется из Пилау в Свенемюнде. Позднее он перебрался из Германии в Канаду.) Дырявые портянки на ногах буквально приклеились к коже. Я вынужден был бежать из Кенигсберга в резиновых сапогах. Высушив портянки, снова обернул их вокруг ног. Гюнтер Лоренц, мой надежный связной, который только недавно стал унтер-офицером и носит в походе еще и Железный крест 1-го класса, спрашивает, не может ли он наконец вступить в командование отделением. Когда я говорю ему, что хочу сохранить при себе «до дальнейшего распоряжения», он разочарован. Но я знаю, почему поступаю так. Гюнтер честолюбив и безрассудно смел. «Лучше сохранить его невредимым, чем дать возможность получить Рыцарский крест, а затем и березовый». Я поел, проверил свои пачки сигарет. Хватит еще на несколько дней. Входит бородатая фигура. Это Бруно. Он докладывает: «3-е отделение готово к выступлению и к бою!» — «Хорошо, Бруно, садись». По очереди входят другие командиры отделений и сообщают, что их бойцы готовы. Остается совсем немного времен до выступления. Я передаю бутылку трехзвездочного коньяка всем подряд, и затем она переходит к моему связному (ефрейтор Ганхен), чтобы он дал каждому солдату выпить глоток. Пора отправляться. Я встаю и иду к нашим автомобилям (тем, что являются с давних пор нашим домом, так как там мы храним весь багаж и сумки с бельем), которые уже ждут нас. Это испытанная модель — 3,5-тонный «Опель». Во главе колонны пойдет «мой» «Пежо», закамуфлированный белой известковой краской. Командиры отделения поднимаются в кабины водителей. Я иду от грузовика к грузовику и спрашиваю солдат: «У вас все в порядке?» Затем поднимаюсь в свой «Пежо» и даю команду выезжать. У меня есть еще два «Опеля» кроме «Пежо». Легкие орудия пехоты стоят пока в стороне, но уже тоже готовятся к погрузке. Мы едем на своих грузовиках. Дороги заснеженные, покрытые ледяной коркой. Останавливаемся на перекрестке, чтобы удостовериться, по правильной ли дороге едем. Мы вовсе не хотим попасть в лапы к ивану. Мерцание сигнальных ракет, молнии выстрелов и треск осколков приближаются. Такое впечатление, что вспыхивают зарницы. Мы подъезжаем к Конрадвальде. Там останавливаемся. Солдаты спешиваются и с помощью разгрузочных механизмов снимают ящики с боеприпасами. Мы вступаем в низменную территорию с многочисленными оврагами. Ничто не говорит о возможности организации здесь линии обороны. У меня создается впечатление, что, помимо нас, здесь уже обосновались другие соединения, которые также не знают, где, собственно проходит фронт. Мы идем к оврагам, в которых расположилась 14-я рота (3-й батальон). Она построила себе уже несколько дзотов. Я заполз в один из них, чтобы получить информацию, когда и откуда русские ведут огонь из минометов по этим оврагам. Тут начали взрываться снаряды. Громкие крики моих минометчиков заставили меня выскочить наружу. Там что-то произошло! Я бегу к солдатам и вижу смертельно раненного унтер-офицера Гюнтера Лоренца из 8-й роты (4-го батальона) дивизии «Великая Германия». Он только недавно получил звание унтер-офицера и еще утром выразил пожелание командовать минометным отделением. Снова я потерял хорошего и надежного товарища. Еще не началась атака, и вот уже первая потеря. Мы располагаемся вдоль автобана Эльбинг — Кенигсберг. Перед нами маленький путепровод на полевой дороге. В то время как минометчики направляются в поле для организации огневой позиции, я с моим связным и двумя сопровождающими меня солдатами иду к автобану. Параллельно к нему проходит основная линия сражения. Я организую свой наблюдательный пункт слева от шоссе на высокой дамбе. Впереди слева — пункт, обозначенный на топографической карте II, о котором мы пока не знали, наш ли он или уже занят русскими. Они «оседлали ветер», подожгли «фитиль» и стреляют из многоцелевого 7,65-см орудия. Раздаются звуки: «Трах-бумм». Это очень опасно, так как огонь ведется по низменности или от леса сюда, к автобану. Тем не менее к нам прибывают дальнейшие подкрепления. Самоходное штурмовое орудие устанавливают сначала за дамбой у шоссе, затем, когда начался обстрел из минометов, его отправили в укрытие. Русские, конечно, услышали и увидели это орудие, когда оно подъехало к нам. Затем занимает свое место батарея тяжелых минометов. Раздается звук «трах-бумм» — это пытается стрелять из-под моста на автостраде русское противотанковое орудие, так как его прислуга с полным основанием считает, что здесь она может противостоять нашему самоходному. Оно стреляет, правда, очень часто, но снаряды не могут попасть под мост. Они рвутся наверху, у моста, или попадают в бетонный парапет. Противостоять противотанковой пушке это орудие не может. Вероятно, его установили на неудачном месте. Траектория полета снарядов здесь должна быть на два метра ниже. Поэтому артиллеристы под мостом, конечно, чувствуют себя в безопасности по отношению к русскому орудию. Слева, у стенки бетонного ограждения, поставили ящики с ручными гранатами. Здесь же устроились радисты. Самоходное орудие стоит с правой стороны, в конце шоссе у самого моста. Под мостом беседуют несколько русских солдат, которые вышли сюда, чтобы размять ноги. При каждом разрыве снаряда близ противотанковой пушки они вздрагивают, но особенно не волнуются, так как не верят в возможность попадания снаряда под мост. Самоходное орудие всегда готово завести мотор и уйти отсюда. Я между тем пристрелял свои минометы и охотно услышал бы их «ратш-бумм» на поле боя! Я узнаю, что перед нами заняла позиции наша танковая бригада, в составе которой много противотанковых пушек и других орудий противотанковой обороны. Совместно с нами будут также действовать парашютисты моторизованной пехоты дивизии «Герман Геринг». Солнце своими яркими лучами освещает снег и ухудшает видимость. Но я уже готов к стрельбе, однако как же смертельно устал! Мой командир, старший лейтенант Хиннерк, считает, что я должен укрыться у моста и попытаться заснуть. Но я не уверен в том, что меня найдут. Поэтому решил найти себе другое место, чтобы вздремнуть. Спустился по каменной лестнице автобана и стал подыскивать место с левой стороны стены в первой трети шоссе. Однако несколькими минутами спустя меняю свое положение, так как ручка ящика из-под гранат, на котором я сижу, слишком жестко упирается мне в зад. Поэтому я перемещаюсь на 1,5 м левей и сажусь на гладкий сверху ящик. Сначала я дремлю с закрытыми глазами. При этом время от времени слышу, как оператор радиостанции самоходного орудия что-то говорит, но разобрать я не могу, так как его сообщения зашифрованы. Непосредственно передо мной устроилась группа из 6–8 солдат, которые о чем-то оживленно беседуют. В конце концов я все же уснул от усталости. И даже не знаю, как долго спал. Проснулся от ужасающего взрыва снаряда где-то рядом со мной! Я испуганно вскакиваю. Хочу посмотреть, откуда стреляют, но что-то сырое и теплое заклеивает мне глаза. Все темно и ничего абсолютно не видно. Инстинктивно я, шатаясь, иду назад, к «нашей» стороне. Там редеет дым и распространяется отвратительный запах. Я снова прозрел и вижу освещенный солнцем снег, но только одним глазом! Наконец появляется мой связной. «Господи, что с вами! У вас мозги вытекли и глаз затек». Я ошарашен и осторожно протираю свой глаз рукой, вижу на ней окровавленные мозги. Дрожь пробегает по всему телу. Но это не мои мозги! Я замечаю также, что моя белая рубашка полита кровью и мозгами! Слава богу, думаю я, что снова счастливо отделался! Мне приходят на ум слова того лейтенанта, который поддержал меня в 1942 году, когда из-за путаницы в имени Рехфельд меня сочли погибшим. Он сказал мне: «Признанные умершими живут дольше». С диким криком из путепровода выбирается солдат, вся рука которого висит на одной мышце. Самоходное штурмовое орудие заводит мотор и отползает на несколько метров в сторону. Из путепровода тянется черный дым. Что случилось? Сначала я подумал, что орудие подбито, но потом понял, пожалуй, что дело обстояло по-другому. Совершенно случайно снаряд из самоходки все-таки попал под мост, но, рикошетировав от бетона, отскочил от боковой стороны путепровода и разорвался под ним, вызвав страшные разрушения. Я отделался только царапинами, но рядом со мной оказалось много убитых и раненых. С дрожью в руках я вытащил маленькое металлическое зеркало, чтобы осмотреть самого себя. В общем, был в шоке! Из наблюдательного пункта ко мне вышел командир роты, похлопал меня по плечу и сказал: «Вам страшно повезло! Хотите остаться здесь?» Но я просто был не в состоянии ничего сейчас сказать! Мне казалось, что каждый выстрел русских, каждый разрыв снаряда направлен непосредственно против меня. Каждый осколок вгонял меня в дрожь. Командир зовет меня пройти на командный пункт батальона. Там я узнаю, что стрелковая рота заняла местечко Альбенорт. Я должен поддержать ее минометным огнем. Но у немногих мужчин хватит мужества после такого испытания снова появиться на поле боя. Я пытаюсь преодолеть этот проклятый «трах-бумм» противотанкового орудия, который еще звенит в моих ушах. Это, к сожалению, не удается. Здесь русские очень сильны! Подходят все новые и новые обороняющиеся войска, но они быстро тают. Между тем наступает вечер, и русские снова занимают Альбенорт. С немногочисленными солдатами мы лежим на середине дороги. Затем сюда подъезжает танк «тигр» и, несмотря на темноту, продолжает мужественно двигаться к Альбенорту. Мы, оставшиеся здесь пехотинцы, должны сопровождать его.