«Моторизованная пехотная дивизия „Великая Германия“ сосредоточилась в области Прашниц. Далее на север Восточной Пруссии вплоть до Балтийского моря путь закрыт. На улицах и дорогах, в деревнях и городах, которые мы проходили, оставались товарищи, заплатившие за вступление в Россию своими жизнями. Они лежат сейчас в земле Восточной Пруссии, проявив смелость и героизм в борьбе за свою родину». (Из 3-го тома «Истории танкового корпуса „Великая Германия“» Гельмута Шпетера. С. 261. С дополнениями из моей тетради.)
30–31 января 1945 г.Еще ночью, после того как мы передали деревню Яскейм фольксштурму, остатки 3-го батальона под командованием капитана Макерта перешли за линию фронта и направились по Хаффштрассе в направлении Кенигсберга.
«Дорога» на Кенигсберг стала очень узкой. Мы остановились в одном из юго-западных пригородов города и в первый раз как следует выспались. Квартиры были покинуты. Мы видели, в какой поспешности должны были убегать жители!
1–2 февраля 1945 г.В домах функционируют телефон, радио и свет! Приборы, о которых мы уже давно позабыли. Вода в кранах. Вояки все время готовят себе горячую пищу. И кладовые еще полны продуктов. Я провел вечером еще несколько часов с командирами рот у комбата, когда офицеры внезапно вышли. Я тоже иду на кухню и снимаю свои валенки. Это теперь больше не русские конфискованные валенки, а скатанные, но немецкие, из кожи, покрытой войлоком. Так как валенки стали влажными, я ставлю их на печь, в которой еще осталось немного тепла. Усталый, ложусь спать. Проснулся бодрым, но рядом пахло чем-то горелым. Плита на печи оказалась слишком горячей, и войлок, а также часть кожи начали тлеть. Откуда теперь я достану новые валенки или какую-нибудь другую обувь? Однако, на мое счастье, в кладовой я нашел резиновые сапоги, которые оказались мне как раз впору. Чтобы они свободнее сидели на лодыжках, я пристегнул вовнутрь так называемый походный ремень. (В этих резиновых сапогах я мчался за иванами до 17 марта 1945 года на опушке леса за Пёршкеном и обслуживал миномет.) Только я лег спать, как меня разбудил связной: «Вставайте и готовьтесь! Мы выступаем завтра рано утром!»
Конец близок
Восточная Пруссия отрезана от империи!
3 февраля 1945 г.Усталых до смерти парней разбудили, все приготовления закончены, и через час, примерно в 05.00, 2-й батальон был готов начать атаку. Основное направление — на запад! К побережью, вдоль шоссе Райх 1 (идет от голландской границы севернее Аахена к Дортмунду, затем к Берлину, до Кенигсберга и далее). Солнце еще не взошло, и было темно, когда мы подошли к набережной. Там царит паника. На бранденбургском направлении появились русские, между Вартхеном и Хайде Вальдбургом. Они рвутся вдоль шоссе Райх 1 к побережью. Однако мы точно не знаем, где эти войска находятся. Пока нас представляли офицерам, началось важное обсуждение. Необходимо было прояснить ситуацию. Русским оставалось еще достаточно времени на таком длинном пути. Едва ли они знают, что здесь их ожидает серьезное сопротивление. Нашего командира легких полевых орудий обер-фельдфебеля Гроссе и меня спрашивают, что собирается предпринимать командование 6-го и 7-го пехотных батальонов. Однако мы знаем только одно: «Приказано атаковать!» Положение становится критическим! За нами большой город Кенигсберг, многие дома в котором уже горят, и сверх того, слышны раскаты разрывов снарядов и треск гранат. Это и наши, но также и русские ведут огонь. В то же время постоянно раздается быстрый стрекот немецких пулеметов 42-го калибра и более медленных — крупнокалиберных. Повсюду высоко поднимаются осветительные ракеты. Наши ярко-белые и зеленовато-белые — русских. «Город обстреливают! Кенигсбергу грозит непосредственная опасность. Так складывается ситуация, что Восточная Пруссия будет отрезана от империи. Враг уже перед Данцигом! Мы здесь зажаты на узком пространстве. Что это? Конец? Должны ли мы погибнуть здесь?» Пароль Восточно-Прусской операции гласит: «Смелость и надежда!» Мы осторожно двигаемся, свернув с набережной к Вартхену. Позднее получаем приказ идти южнее Хаффштрома к шоссе Райх 1 и далее на юго-запад к Вартхену. Там атаковать русских и занять позиции. Утренний сумрак постепенно развеивается. Артиллерийский огонь с обеих сторон усиливается. Зловеще громыхают орудия. Снаряды свистят в воздухе. Где-то слева, в стороне от нас, барабанит иван своими «катюшами». Внезапно перед нами вспыхивают огоньки винтовочных и пулеметных выстрелов. Мы уходим, так как оказываемся в слишком близком соприкосновении с превосходящим противником! У меня создается впечатление, что иван уже полностью хозяйничает на шоссе Райх 1. И мы скоро замечаем, что русские уже вышли на набережную. Заградительный огонь поставлен и на правом, и на левом флангах и перед нами! Мы растянулись в длинную линию далеко друг от друга. Противник здесь очень силен! Так как атака его была внезапной, мы не имеем никакой поддержки артиллерии. Сильный орудийный огонь заставляет нас вновь и вновь прижиматься к земле. Мы уже почти вышли к шоссе, но вынуждены были остановиться. Во время этой атаки убили командира 6-го батальона обер-лейтенанта Охмана. Удивительно, как двум унтер-офицерам и девяти солдатам удалось вернуться назад. Наш командир батальона пока еще не появился. Когда русские замечают, что мы хотим выйти к трассе, они обстреливают нас из своей артиллерии. Это тем более опасно, что мы залегли на открытом пространстве без какого-либо обеспечения боеприпасами и продовольствием. Однако куда теперь идти? Тут мы заметили примерно в 200 м за нами большой серый бетонный бункер. Как я позднее узнал, это была цепь укреплений из 15 бункеров, окружавших Кенигсберг еще в Первую мировую войну. К сожалению, все они уже морально устарели.
Имена этого форта, начиная с восточной части города, севернее реки Прегель: I «Гребен», II «Бронзарт», IIа «Барнеков», III «Фридрих Вильгельм IV», IV «Гнейзенау», V «Фридрих Вильгельм III», Va «Лендорф», VI «Королева Луиза», VII «Гольштейн», VIII «Фридрих Вильгельм IV», IX «Донна», X «Канитц», XI «Дёнхофф», XII «Эвленбург». Эти старые форты расположены против часовой стрелки вокруг города. Я думаю, что мы будем в них надежно укрыты. Посылаю связного, который скоро возвращается и сообщает нам, что там, в большом бункере, засели фольксштурмисты, которые не хотят выходить наружу. Мы решили занять здесь свою позицию. Солдаты под сильным огнем противника один за другим прыгают в бункер. Когда все мои люди уже были под защитой бетонной крыши бункера, решаюсь спуститься туда и я, но еще некоторое время стою в нескольких метрах от входа в бункер, так как хочу подыскать хороший наблюдательный пункт. Русские ведут непрерывный артиллерийский огонь по окружающей местности. Я слышу, как со зловещим свистом приближается ко мне несколько снарядов! Я хочу быстро прыгнуть в бункер, но все же не успеваю, и два-три снаряда разрываются поверх бетонных ворот. Осколки летят во все стороны и бьют по бетонным блокам около меня. Но, к счастью, я отделался только испугом, когда осколок пролетел прямо над моей головой. Вот что называется солдатским счастьем! В бункере находится командир роты фольксштурма, солдат из Кенигсберга. Он посылает одного из своих людей наружу, чтобы выяснить положение. Он доволен нашим появлением, впрочем, как и мы, так как неожиданно получили подкрепление. Мы быстро и тщательно осмотрели бункер («Фридрих Вильгельм IV»). К сожалению, здесь не было никаких бойниц или даже каких-либо отверстий, откуда можно было бы вести огонь или даже наблюдать. Внутри — замкнутое пространство с тяжелыми решетчатыми воротами, закрытыми огромными замками. Ключей от них никто не имеет. Так как мы должны организовать здесь оборону, то это можно сделать только снаружи. Русские на некоторое время перестают стрелять, но затем снова открывают огонь. Нам удалось захватить в плен одного русского капитана. Я увидел группу примерно от четырех до пяти русских солдат, которые тащили за собой пулемет. Впереди шел высокорослый мужчина, который был, пожалуй, их командиром. Если бы мы их не заметили и не стали стрелять, то они прошли бы мимо. У командира в руке пистолет, который он выхватил из-за пояса. Я понял, что это офицер, так как у него на погонах были видны две широкие полосы с золотыми звездочками. Видимо, перед нашим обстрелом эти люди искали укрытие. Я приказал солдатам, чтобы они стреляли теперь только в солдат, тащивших пулемет, так как я хочу взять офицера в плен. Так мы и сделали. Защитники пулемета прижались к земле, а офицер осмотрелся, и я увидел, как он направляет на нас пистолет. Кричу ему: «Иди сюда! Скорей! Руки вверх! Давай, давай!» Я постоял у входа в бункер с пистолетом-пулеметом, а затем вышел к нему. Он высоко поднимает руки и идет за мной. Так как я не могу с ним беседовать здесь, снаружи, так как плохо знаю русский язык, то завожу его в бункер. Это командир инженерно-саперного подразделения. Почему он с отрядом пулеметчиков появился здесь? Впрочем, я не понимаю, что он отвечает, и у меня создается впечатление, что пленный, возможно, из штрафной роты. Все же мне удалось выяснить, что этот офицер из Ленинграда. Он инженер. Капитан произвел на меня хорошее впечатление. Ему, как и мне, 21 год. Я допрашиваю на моем дилетантском русском. Так как я отнюдь не «переводчик для немецких солдат в России», то всегда заглядываю в словарь. Он говорит мне: «Please, speak English». Теперь дела у нас идут намного лучше. Он может говорить даже по-французски! Мы закуриваем папиросы, пока мне приходит на ум, что бы еще у него спросить. Он поднимает руку и смотрит на свои наручные часы. Тогда я спрашиваю его: «Который час?» Он снова смотрит на часы, а я показываю ему мои. Объясняю, что сломал свои часы здесь, на войне, и не всегда могу ориентироваться во времени. Узнаю, не хочет ли он подарить мне свои. Я не могу его расстрелять, тем более что он должен попасть в тюрьму. Я предлагаю ему за часы сотню сигарет. Он не возражает и, улыбаясь, отдает мне часы. Так я приобретаю себе нового товарища. Рассматриваю его часы. Это американские — «Гамильтон», как можно понять по гравировке на задней крышке: «Герою русского народа — презент из США». Я думаю, что этого капитана имело бы смысл отправить в штаб батальона. Вероятно, он мог бы рассказать что-либо полезное для нас. В дальнейшем я так и сделал. Следовало его охранять и на конечном пункте сдать в штаб. Я выставляю посты на остаток ночи, кладу шапку под голову и погружаюсь в сон.
