Много-много лет назад человек, ведя тяжелую борьбу с силами природы за собственное существование, обратил вдруг свое внимание на окружающий мир. С тех пор, вероятно, люди и не перестают удивляться. Что представляет собой окружающий мир? Что им управляет? Каково его назначение?

Бесконечные вопросы, неуверенные попытки ответить.

Первые наивные ответы дошли до нас в виде Мифов.

Систематические попытки решить загадку Вселенной с помощью разума, а не мистицизма, двадцать пять столетий назад предприняли греки. Во второй половине шестнадцатого столетия ученые окончательно пришли к выводу, что одних только умозаключений недостаточно, необходим эксперимент.

Начавшийся с 1580 года подъем экспериментальной науки дал возможность человечеству получить часть ответов на загадки Вселенной. Раньше люди даже не мечтали о таких исчерпывающих ответах.

В процессе познания научная картина Вселенной настолько отдалилась от привычной, что связь с реальностью казалась потерянной. Возникло то, что можно было бы назвать «научной мифологией».

Человеческий разум парил далеко за пределами непостижимо большого космоса и проникал внутрь непостижимо малых, крошечных структур.

Величина Галактики лежит за пределами привычных представлений. Наш собственный Млечный Путь состоит примерно из ста тридцати миллиардов звезд разных размеров и имеет сложную спиральную структуру. Земля по сравнению с ним кажется пылинкой. И все же астрономы вышли за пределы Млечного Пути к миллиардам галактик, занимающих колоссальные пространства и живущих десятки миллиардов лет, а возможно, и вечно. Звезды можно видеть невооруженным глазом, галактики — в телескоп. Легко видеть, что они несоизмеримы.

Величина атома также лежит за пределами реальности, но он невидим. Отдельный атом так мал, что сто миллионов их, расположенных один за другим, едва покроют расстояние в один сантиметр. Поэтому, будучи на осязаемым, невидимым, он казался довольно мифическим, но ученые проникли и в его недра. Для создания научной картины микромира были привлечены частицы, гораздо меньшие, чем атом, — частицы настолько малые, что сто тысяч их, расположенных одна за другой, едва ли покроют один атом.

Но самой странной из них является частица, совсем не имеющая размера, не обладающая, казалось бы, ни одним из свойств, присущих обычным телам. Она так мала, такое совершенное «ничто», что проникает сквозь бесконечно толстый слой плотного вещества, словно не подозревая о его существовании. Эта частица — «призрак» — была названа нейтрино. Единственной причиной, побудившей ученых предположить ее существование, была необходимость свести в теоретических расчетах концы с концами. Предположение о существовании нейтрино было сделано с крайней неохотой, так как даже ученые чувствовали, что фокус с частицей-«призраком» зашел слишком далеко. Но, к удивлению всех, даже самих ученых, частица — «призрак» оказалась реальной.

В настоящей книге я попытаюсь описать одну из величайших научных авантюр, а именно то, как сначала частица-«призрак» была с большой неохотой предложена, а потом с триумфом открыта. Для этого я буду вынужден вернуться к началу современной экспериментальной науки, чтобы проследить длинную цепь рассуждений, приведших в конце концов к рождению концепции нейтрино.

Мы любим иногда придумывать фантастические места, где случаются самые невероятные вещи. Известны описания подобных мест в книгах Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» и «В Зазеркалье». В этих книгах кролики, лягушки, гусеницы разговаривают, играют в карты и шашки. Алиса становится внезапно то больше, то меньше, летает без крыльев и прыгает с большой высоты. Она встречает легендарных чудовищ и наблюдает за тем, как женщина превращается в овцу.

В таких местах интересно бывать, но наверняка никто не захотел бы жить в них. Гораздо удобнее жить в обычном мире, где происходят только вполне привычные события.

Другими словами, мы верим, что наш мир подчиняется определенным правилам, и дело ученых — попытаться выяснить, что это за правила. Ученый внимательно наблюдает события и, если замечает, что какое-нибудь явление происходит периодически, приходит к выводу, что иначе и быть не может. Тогда он формулирует правило, которое тем лучше, чем большее число случаев оно охватывает и чем меньше исключений имеет. Хорошее научное правило не должно иметь никаких исключений.

В качестве примера рассмотрим правило: все зеленые камни, подброшенные в воздух, падают обратно.

Такое правило полезно, так как оно говорит нам о том, чего следует ждать от зеленых камней, а чего нет. Если вы подбрасываете вверх зеленый камень, вы уверены, что он упадет обратно, и на этой основе планируете свои действия. Но опыт, однако, говорит, что все голубые камни, подброшенные в воздух, тоже падают обратно. И все серые камни ведут себя точно так же. Значит, правило станет более общим, если сказать: все камни, подброшенные в воздух, падают обратно. Можно сделать правило даже еще более общим: все, что подбрасывается вверх, должно падать вниз.

Если правило охватывает очень широкий круг событий, возникает соблазн назвать его «законом природы». Мне кажется, лучше назвать очень общее правило просто обобщением. Этот термин подчеркивает, что правила создано человеком и выведено им из ряда наблюдений. Обобщение можно опровергнуть, если доказать, что оно неверно, обобщение может иметь исключения, оно может выполняться только при определенных условиях.

Почти каждый согласится с тем, что обобщение «все, что подбрасывается вверх, падает вниз» — очень широкое и полезное. Но является ли оно «законом природы»? Камни, баскетбольные и волейбольные мячи, кирпичи и многие другие вещи, подброшенные в воздух, в самом деле падают обратно. Но как же быть с птицей или аэропланом? Птица наверняка в конце концов упадет вниз после того, как она умрет, а аэроплан, — если кончится горючее, не раньше. Кроме того, птица и аэроплан падают вниз совсем не так, как камень. Должны ли мы заменить обобщение следующим: «все, что подбрасывается вверх, должно падать вниз, но не обязательно немедленно»?

А как же быть с клубами дыма, с баллоном, наполненным гелием, или с крошечными пылинками? Они плавают в воздухе и не испытывают потребности опуститься вниз. Значит, обобщение нужно заменить следующим: «все, что подбрасывается вверх, должно падать вниз, но не обязательно немедленно и только тогда, когда оно тяжелее воздуха, или если опыт проводится в вакууме»? Но ведь остается еще ракета, которая «простреливает» пространство со скоростью одиннадцать километров в секунду. С такой скоростью ракета может выйти на орбиту вокруг Солнца и никогда не вернуться на земную поверхность. Должны ли мы изменить правило следующим образом: «все, что подбрасывается вверх, должно падать вниз, но не обязательно немедленно, и только тогда, когда оно тяжелее воздуха или опыт проводится в вакууме; и когда его скорость меньше одиннадцати километров в секунду»?

Как видите, обобщение, сделанное сначала в простой форме, становится все более и более громоздким. Нелегко найти в высшей степени полезное обобщение, поэтому ученому, который сделает это, гарантирована известность. В качестве примера исключительно полезного обобщения я приведу одно, сделанное в 1687 году английским ученым Исааком Ньютоном: «Ускорение, вызванное действием на тело несбалансированной силы, пропорционально величине этой силы, имеет то же направление, что и сила, и обратно пропорционально массе».

Математически обобщение очень просто выражается формулой

а = f/m.

Второй закон движения (Ньютон сформулировал также первый и третий законы движения) можно применять ко всем движениям любого вида. И вы легко себе можете представить, что при выводе этого соотношения, связывающего ускорение, силу и массу, потребовались более тщательные наблюдения и более тонкая проницательность, чем при выводе обобщения «все, что подбрасывается, должно падать».