Со вздохом облегчения младший медвежонок спрыгнул на землю и тут же радостно повернулся к Лусе:

— Теперь мы можем вернуться на нужную дорогу!

Но Луса ничего не ответила. Она смотрела, как Токло влезает на дерево и делает первые неуклюжие шаги по скользкой переправе. Вершина дерева угрожающе заскрипела под тяжестью большого медвежонка и глубже погрузилась в гальку. Дерево низко прогнулось и сильно раскачивалось, так что Токло приходилось на каждом шагу вцепляться в него когтями, чтобы не свалиться. Когда он добрался до середины, послышался зловещий хруст, словно дерево вот-вот треснет пополам.

Но этого не произошло. Внезапно ствол накренился на одну сторону, и Токло плюхнулся набок, повиснув над водой и вцепившись в ствол передними лапами.

— Держись, Токло! — закричала Луса, бросаясь на бешено раскачивающийся «мост».

Токло отчаянно размахивал задними лапами, но уцепиться за скользкий ствол у него никак не получалось. Подбежав к медвежонку, Луса схватила его зубами и, вцепившись когтями в дерево, потянула Токло вверх. Больше всего она боялась, что сама свалится в реку, но Токло каким-то чудом удалось зацепиться за ствол сначала одной, а потом и второй задней лапой.

— Все! — пропыхтел он. — Отойди, дай мне место.

Луса его отпустила. Она видела в глазах Токло настоящий страх и никак не могла понять, почему он так боится воды. Странное поведение для гризли! На узком стволе нельзя было развернуться, поэтому Лусе пришлось пятиться назад, а Токло, тяжело пыхтя, идти за ней. Все это время Луса не сводила с Токло глаз, словно своим взглядом пыталась удержать его на стволе. Внезапно раздался оглушительный скрип, и Луса обреченно похолодела, приготовившись рухнуть в воду вместе с Токло и обломками «моста».

— Луса, уже все! Можешь спрыгивать! — раздался за ее спиной голос Уджурака.

Обернувшись, маленькая медведица увидела поросший травой берег. Она неловко спрыгнула спиной и попятилась назад, давая место Токло. Тот все еще стоял над водой и глухо рычал от страха. Уджурак бросился к другу и подставил ему плечо.

Под тяжестью двух медвежат ствол просел до самой воды, а потом начал с треском ломаться, обрушиваясь во взбаламученную всеми этими приключениями воду. Уджурак успел спрыгнуть на берег, но Токло оступился и вцепился когтями в осыпающийся песок, окунув задние лапы в реку.

— Не могу удержаться! — в панике заревел он.

К счастью, Луса была наготове и успела ухватить Токло зубами за шерсть на плече. Уджурак схватил друга с другой стороны, и вдвоем они начали тащить его. Отчаянно отталкиваясь задними лапами, Токло кое-как выбрался на берег и неуклюже рухнул на землю.

Луса отошла от Токло и огляделась по сторонам. Она стояла на узкой полосе травы на краю широкой каменной дороги. Не успела медведица опомниться, как мимо пронесся огнезверь, оглушив ее громким ревом и обдав смрадным дыханием. Яркий свет, льющийся из его глаз, скользнул по Лусе и умчался прочь. На другой стороне каменной дороги виднелся поросший травой склон и редкая рощица деревьев на его верху.

— Куда нам идти? — спросила Луса Уджурака. Она ужасно устала, все тело ее ныло и болело, а пустой живот жалобно скулил от голода. Но Луса понимала, что они не могут оставаться здесь, в опасной близости от огнезверей.

Уджурак смотрел куда-то сквозь нее темными и пустыми глазами, и ничего не ответил.

В животе у Лусы похолодело от нового страха.

— Что случилось?

— Почему в этой реке не было рыбы? — проскулил Уджурак. — Куда она вся подевалась?

С невероятным облегчением Токло вылез из реки и повалился на узкую полоску травы возле Черной Тропы. За Черной Тропой вздымался поросший деревьями склон. Уджурак и Луса ждали его в нескольких медведях от реки, и Токло видел, как ветер, поднятый пробегающими огнезверями, шевелит их шерсть.

Но Токло не спешил идти к ним. Сначала он как следует отряхнул шкуру от песка, а потом, тяжело дыша, снова повалился на траву. Он едва не умер от страха, переходя реку по хлипкому раскачивающемуся стволу, но плыть было еще страшнее. Уджураку это, кажется, понравилось, но Уджурак вообще был странным медвежонком, а вот Луса… Что она понимает в гризли? Мало того, что эта недотепа умеет плавать лучше него, так она еще помогла ему, словно он был беспомощным слабаком, не способным о себе позаботиться! Токло был в бешенстве — и прежде всего на себя самого. Как он мог показать Лусе свой страх?

Ока говорила, что духи мертвых медведей плывут вниз по реке к далекой-далекой земле, и когда они достигнут этого края, живые медведи смогут их забыть. Но он все еще помнил маму и Тоби, а значит, их духи пока оставались в реке. Токло очень хотел бы забыть их обоих, забыть всю свою прежнюю жизнь, но как он мог сделать это, если несносная Луса затащила его прямо к духам?

Токло приводила в ужас сама мысль о том, чтобы войти в реку, где живут духи его мертвой матери и брата. Может, они злятся на него за то, что он продолжает жить, когда они умерли? А когда Луса и Уджурак все-таки затащили его в реку, Токло показалось, будто мертвые когти матери и брата вцепились в его шерсть и потащили на дно, пока вода не хлынула ему в пасть, и в глазах не почернело…

— Ты в порядке? — вернула его к действительности Луса. Ее блестящие коричневые глаза были полны тревоги, и Токло вновь вспомнил об ужасе, который испытал, когда вода сомкнулась над его головой.

— Ну да! — грубо рявкнул он. — Вернее, буду в порядке, когда мы найдем какую-нибудь еду. Я уже забыл вкус мяса!

— Я тоже, — вздохнула Луса. — Надеюсь, я сумею найти в лесу какие-нибудь ягоды.

— Придумала тоже — ягоды! Это неподходящая еда для медведя, — пробурчал Токло. — Сама можешь есть свои ягоды, сколько влезет, но я хочу чего-нибудь посерьезнее. — При мысли о лососе рот у него наполнился голодной слюной. Какой прок в реке, если в ней даже лосось не водится?

Уджурак заскреб лапами землю, тоскливо глядя на реку. Токло отлично видел, что другу не терпится продолжить путь, но на этот раз он решил настоять на своем.

— Мы не можем путешествовать на пустой желудок, — твердо сказал он медвежонку. Потом отошел в сторону, задрал морду и принюхался. Заметив несколько белых пятен вдоль Черной тропы, Токло пробурчал:

— Смотрите, это соль. Можем полизать ее. Солью, конечно, сыт не будешь, но все лучше, чем ничего.

— Соль? — изумилась Луса. Она отлично помнила, как плосколицые вешали им в Медвежатник большие глыбы этого белого сверкающего снега для лизания. — Это плосколицые оставили ее здесь для нас?

— Соль кладут плосколицые, но только не для медведей. И не спрашивай меня, почему! — взорвался Токло, увидев, что Луса уже открыла пасть для очередного дурацкого вопроса. — Я не знаю, зачем плосколицые делают то, что они делают! Они просто сумасшедшие, еще более сумасшедшие, чем черные медведи!

Кажется, Луса поняла, что к нему сейчас лучше не соваться. Не говоря ни слова, она посеменила следом за гризли к Черной Тропе, где белели полосы соли. Токло лизнул соль и сморщился от отвращения. Белая гадость оказалась холодной и такой грязной, что кое-где полностью сливалась с Черной Тропой. Но все-таки лучше, чем ничего.

Токло вдруг вспомнил, как однажды Ока нашла такие же россыпи соли и сказала им с Тоби, что ее можно есть. Тогда Тоби не ныл и не жаловался, и они ели все вместе, пока…

— Бежим! — взвизгнул Уджурак.

Вскинув голову, Токло увидел огромного синего огнезверя, несущегося прямо на него. Обезумев от ужаса, он отпрыгнул и помчался через Черную Тропу на другую сторону. Огнезверь с пронзительным визгом промчался мимо, но Токло не осмелился оглянуться назад до тех пор, пока рев разъяренного зверя не растаял вдали.

Тогда он обернулся и увидел, что Уджурак все еще стоит на другой стороне Черной Тропы, возле реки.

— Эй, ты цел? — крикнул Токло.

— Да! — пропыхтел Уджурак.

У Токло даже в животе потеплело, когда он понял, что с его маленьким товарищем ничего не случилось. Что касается Лусы, то она тоже перебежала на другую сторону и вскарабкалась на низкую ветку ближайшего дерева. Когда рев огнезверя смолк, она спрыгнула с ветки и подбежала к Токло.