— Верно, но я хочу знать только то, что мне необходимо, а когда нужно, спрашиваю. Так проще жить.
Майкл зажег сигарету. Чего не хотели понимать люди, даже самые просвещенные, так это как редко Майкл занят делами, связанными с криминалом. Его обычный день мало отличался от жизни успешного частного детектива или застройщика. Но он прекрасно понимал, как делается история. Даже если все существование человека состоит из нормальных дней, в историю войдут именно несколько аномальных.
Сид Клейн открыл меню. Майкл отодвинул свое в сторону.
Этому он научился у брата Санни. В хорошем ресторане приготовят, что ни попроси. Только открой рот.
— Вот что замечательно в итальянцах, — сказал Клейн, ткнув пальцем в меню. — Вовремя важных обсуждений вы садитесь, надламываете хлеб. И не просто хлеб. Потрясающие блюда и в огромном количестве.
Майкл проигнорировал похвалу.
— Просветите меня, адвокат, не требует ли закон от полицейских передавать вам улики?
— А кто я такой?
Корлеоне нахмурился.
— Я никто, — продолжал Клейн. — Вот кто я. Я адвокат Тома Хейгена, но ему не предъявили никаких обвинений. Пока на горизонте не возникнет перспективы суда — уверен, вам этого не хотелось бы, — до того самого момента мне не обязаны ничего передавать. У меня лично сложилось мнение, что у них ничего и нет.
Сид Клейн говорил об этом в каждом интервью.
— Так вот почему ваши рассказы о положении дел, которые я считаю и моими, так часто появляются на первых полосах газет?
— Ах вот что. Теперь ясно, зачем вы меня пригласили. Только непонятно, почему не спросили у Тома или не велели ему поинтересоваться у меня же.
В улыбке Майкла не было веселья.
— Я позвал вас сюда, потому что мне позвонил сам начальник полиции и сообщил: скоро запахнет жареным.
— Закажу-ка я ноаки с двойным соусом. — Следовало произнести «ньокки». [21]— Обожаю это блюдо, дома такого не отведаешь. Раньше уже пробовал, именно здесь.
Майкл поправил произношение.
— Вы уверены?
— Как могу я ошибаться в таких вещах?
— Давайте спросим официанта.
— Я исправил вас только потому, что вам нравится блюдо. Не хотел, чтобы вам пришлось краснеть.
— Вы же знаете, чем я зарабатываю на жизнь, — отметил Клейн. — Думаете, я способен краснеть? Давайте спросим официанта.
Когда настало время делать заказ, Сид произнес слово правильно и без лишних вопросов.
— Разве в моих речах, когда мне тыкают в лицо микрофоны и блокноты, звучит хоть что-то в ущерб Тому или вам с вашим бизнесом? — продолжил Клейн, когда они снова остались одни. — Вряд ли. Все это разыгрывается для прессы, и, если суда не будет, кто сможет опровергнуть ложные обвинения? Никто. Как адвокат Тома, я должен запретить ему отвечать на вопросы, в противном случае мне придется снять с себя полномочия. Вы тоже не можете высказать свое мнение. Любые комментарии воспримутся как признание вины. Послушайте, дело совсем не похоже на заказное убийство. Все происходит иначе в… в сфере, о которой идет речь. Преступники были бы итальянцами, с одной стороны, и…
— О чем вы говорите?
— Не беспокойтесь, общественности я такого никогда не скажу. Однако общественность мало понимает, как все происходит, каков механизм. Даже полицейские не имеют полного представления, но если я мог бы…
— Вы сами не знаете, о чем говорите. Так, может, не стоит заводить об этом речь?
Клейн потер подбородок. Взглянул на Альберта Нери. Тот улыбался с видом терпеливой кошки, уверенной, что поймает мышь.
— Ладно, — кивнул Сид Майклу. — Вы правы.
Майкл неспешно зажег очередную сигарету.
— Насколько вы уверены, что Тому не выдвинут официальные обвинения? — спросил Корлеоне.
— Хороший адвокат не станет пребывать в чрезмерной самонадеянности, — сказал Клейн. — Что касается меня, я не чувствую, как ляжет масть, о чем вы наверняка слышали от своих товарищей.
Майклу рассказывали об этом. Клейн часто проигрывался в карты, однако делал невысокие ставки и потому без труда покрывал расходы. Корлеоне восхищался самодисциплиной человека, который не повышал ставок, не влезал в долги, пытаясь отыграть в воскресенье то, что потерял в субботу. И все же немногие заядлые игроки способны держать себя в руках долгое время.
Корлеоне извинился и пошел мыть руки, дав Сиду время побеспокоиться. Молчание — прекрасный инструмент борьбы с говоруном. Альберт поймал взгляд Майкла. Он уже видел эту тактику.
— Поймите меня правильно, молодой человек, — сказал Клейн, когда Майкл сел за стол. — Я не специально уклоняюсь от разговора… или вожу вас за нос. Я уверен, что бояться нечего, но они хотят создать видимость опасности.
— Любопытно. Кто они?
— Бросьте. А вы как думаете?
— Мне интересна ваша точка зрения. Я за нее заплатил.
— Если Тому предъявят обвинение в этой ужасном преступлении, — произнес Клейн, подражая акценту Джеймса К Ши, — они потерпят позорное поражение на поле битвы. — Слова прозвучали словно из уст комика Мори Стритора, великолепно пародировавшего Ши. Клейн недовольно покачал головой. — Я разгромлю их. Однако если обвинений так и не предъявят, нападки продолжатся, пока им не наскучит. Рано или поздно им надоест, возможно, после ноябрьских выборов, и о деле просто забудут. Никто и не заметит поражения.
— Потому что память народа коротка, как у маразматической собаки.
Клейн улыбнулся.
— Я слышал это сравнение от Тома. Верно подмечено.
— Какое право имеют власти запрещать Тому выезжать?
— За пределы пяти районов Нью-Йорка? — уточнил Сид. — Никакого.
— И что будет, если я пошлю его по делам за город?
— По делам куда?
Во-первых, встретиться с Джеком Вольцем в Лос-Анджелесе. Майкл должен доверять Джонни и его людям, чтобы поставить бизнес на ноги, но проект требовал участия Тома. Во-вторых, навестить Пэта Гиэри, сенатора Невады и их старого друга, который соперничает с Джимми Ши на предварительных выборах. Прославленный кандидат завоевал расположение избирателей на юге и на горном западе, а также среди консервативных элементов партии. Кампания преследовала целью не победу, а психологическое давление на Ши.
— Какая разница куда?
— Действительно, это неважно. Вы вольны делать, что вам угодно. Ничего не произойдет.
— Ничего?
— Никаких претензий со стороны закона, — пояснил Клейн. — Однако, полагаю, за Томом будут следить. Учитывая проявленный Министерством юстиции интерес, бьюсь об заклад, задание возложат на агентов ФБР.
— Вы ведь не чувствуете, как ляжет масть, — напомнил Майкл.
— Да, это так, — согласился Клейн, — но в подобных вещах считайте меня пророком.
У меня есть собственный самолет. Я умею управлять им, это мое хобби. Если мы с Томом полетим вместе, я за штурвалом…
— Хотите провести воздушный маневр и скрыться от ФБР?
— Вы насмотрелись военных фильмов, — отметил Майкл.
— Полеты ведь необходимо согласовывать?
— Если я взлетаю с частной полосы в личном самолете, кто узнает о пассажирах? Что может сделать ФБР? Подняться за мной в воздух, сесть на хвост и приземлиться на частную полосу? Это законно?
— А вы как думаете?
— Я думаю, мне надоело слышать от вас вопросы, когда хочу получать ответы.
Клейн пожал плечами.
— Извините. Если вам нужно личное мнение, спросите таксиста или судью. Я зарабатываю на жизнь двумя вещами: задаю вопросы и возражаю.
— Я уж подумал, вы скажете, делаю две вещи — пью кровь и целую зад, — отметил Майкл.
Клейн рассмеялся.
— И это тоже.
— Получается уже четыре.
— Они все переплетаются.
— Так какова ваша позиция?
Подали еду.
— Не быть наивным — вот моя позиция, — поделился Сид, когда они снова остались одни. — Федералы хотят не засудить вас, а уничтожить. При таких обстоятельствах их меньше всего будет беспокоить, законны ли их действия. — Клейн указал на свою тарелку. — Ноаки?
