— Работа подождет. Тебе нужно перекусить. Забирай жену и дочь, закончим позже.

Айен поднял руки, сдаваясь.

— Пожалуй, часик я могу выкроить. Пойдем с нами, Блейз, тебе тоже нужно поесть.

— Я не хотел бы вторгаться в семейный обед. Не буду ли я лишним?

Рода запричитала:

— Что за чепуха! Ты практически член нашей семьи. Был бы, если бы… — Глаза метнулись на Сорель, потом обратно на него. — Сорель не возражает, правда, детка?

— Сорель, — обратился к ней Блейз, — ты не возражаешь? — Он в упор посмотрел на нее.

Стараясь сохранять нейтральное выражение лица, она вздохнула:

— Конечно, не возражаю.

— Ну вот! Все уладилось! — обрадовалась Рода.

Такою Сорель знала свою мать всю жизнь. Рода обожала что-нибудь организовывать; ее стихией были свадьбы. Может, поэтому она не хотела верить, что за сомнениями Сорель скрывалось нечто большее, чем нервы.

Блейз кротко улыбнулся.

— Благодарю. Буду рад к вам присоединиться.

Они прошествовали по людной улице к ближайшему ресторану — Рода под руку с мужем, Блейз и Сорель шли сзади.

Блейз все время держался на расстоянии и до Сорель не дотрагивался, только, когда дошли до цели назначения, слегка коснулся рукой талии, направляя ее к двери. Вслед за родителями Блейз и Сорель сели за стол.

Айен заказал бутылку вина, но Рода после первого же глотка закашлялась.

Сорель отставила бокал, Блейз взял графин с водой и налил Роде. Вода помогла успокоить кашель. Рода отодвинула бокал, сказав, что больше не хочет вина, в ее глазах отражался страх.

Сорель поняла, что мать боится. Лицо Роды сжалось. Она взяла вилку и, повернувшись к Блейзу, спросила, что слышно от родителей, как проходит их турне.

— Прислали две открытки, последняя из Греции. Они очень довольны.

— Круиз — самый лучший отдых, — заключила Рода. — Вы с Сорель собирались… — (Сорель опустила глаза в тарелку, чтобы не встречаться с укоризненным взглядом матери.) — Ну да. Я рада за Веру и Поля.

Сорель не удержалась и посмотрела на Блейза. Он смотрел на нее.

Для свадебного путешествия он заказал круиз по островам Тихого океана. Значит, ему пришлось отказываться от путевки. Это в числе прочих узелков, которые она оставила ему распутывать, не считая, конечно, денег и немалых неприятностей…

Увидев его холодный взгляд, Сорель подумала, что он сейчас вспоминает, как она безжалостно швырнула его во все сложности нравственного и общественного бытия, выбрав для себя то, что он назвал легким путем.

Айен заговорил, и Блейз повернулся к нему.

Сорель отпила немного вина и принялась за пиццу с морепродуктами.

Мать продолжала говорить, в основном об общих знакомых, иногда обращаясь к Сорель: «Ты помнишь ее?» или «Ты их, конечно, знаешь».

Сорель не заметила, как прикончила свой бокал; Блейз налил ей второй и сделал знак официанту, предупредив Айена: «Теперь я позабочусь о вине».

Сорель доела пиццу, опрометчиво опустошила второй бокал. Тарелки унесли; Сорель видела, что мать едва притронулась к куриному салату, сложила вилку и нож и дала официантке унести блюдо. Пока та гремела посудой, Блейз тихо спросил Сорель:

— Что случилось?

Его беспокойство могло показаться наигранным. Но он действительно переживал за Роду.

— Ничего, — ответила Сорель и продолжала смотреть на мать.

Он тоже посмотрел и тихо проговорил:

— У нее усталый вид, но это естественно при затяжном кашле.

Официантка спросила:

— Принести меню десертов?

— Я не буду, — быстро отозвалась Рода.

Айен попросил:

— Мне только кофе.

Блейз предложил:

— Может, взять сыр? Или Сорель предпочтет сладкое?

— Сыр — превосходно, — поддержала она и спросила официантку: — У вас есть «дор-блю»? — Мать больше всего любила сыр с голубыми прожилками плесени, может, соблазнится?

— Конечно, сейчас принесу, — пообещала женщина и принесла блюдо с разнообразными сырами в окружении крекеров, винограда и нарезанных фруктов.

Блейз взял сырный нож и срезал краешек с голубого сыра.

— Рода, тебе с крекером?

— О… да. Спасибо, Блейз.

Он положил сыр на крекер и подал ей. Затем обратился к Сорель:

— Чего ты хочешь?

Она выбрала жирный оранжевый сыр «гауда», изготовленный в Новой Зеландии. Он положил кусок ей на тарелку и передал нож Айену.

Он настоял, чтобы Рода тоже съела кусочек «гауда» и фрукты, а потом уговорил повторить «дор-блю».

Айен отмахнулся от попытки Блейза разделить с ним счет и отошел расплачиваться; Рода скрылась в дамской комнате. Блейз и Сорель вышли на воздух и ждали их у выхода. Их лица выражали беспокойство, хотя оба молчали. Наконец Блейз спросил:

— Как ты думаешь, у матери что-то серьезное?

— Не знаю. Но она боится. И не ест.

— Я заметил.

— Спасибо, что помог ее накормить.

Он пожал плечами.

— Несколько кусочков сыра ничего не изменят.

— Что, если она действительно больна?

Блейз дотронулся до ее руки.

— Надеюсь, что нет…

Он смотрел на Сорель так, как раньше: с сочувствием, заботой и симпатией. У нее перехватило горло, и она сипло произнесла:

— Спасибо, Блейз.

Его глаза потемнели, и ей показалось, что он собрался что-то сказать, но Блейз быстро сменил выражение лица на отчужденное, как будто умышленно дистанцировался, опустил руку и повернулся к подошедшей Роде.

По пути домой Рода бросила, оглянувшись через плечо:

— Сорель, по-моему, у вас с Блейзом отношения налаживаются.

Она ответила уклончиво:

— Нет смысла ворошить прошлое.

— Вот именно! Вот именно! Я уверена, что, если ты захочешь снова с ним встречаться, Блейз тебя простит. Он по-прежнему любит тебя. Ведь он так и не женился.

Говорит так, будто Блейзу сто лет.

— Мама, ты ничего не забыла? У него есть подруга.

— Ты говоришь о блондиночке? — Тон Роды явно давал понять, что Чери не заслуживает внимания. — У него и раньше бывали подружки, несколько штук после того, как ты бросила его самым возмутительным образом, но они подолгу не задерживались.

Сорель спросила, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как бы между прочим:

— И как давно он с Чери?

Рода призадумалась.

— В первый раз я их увидела пять месяцев назад.

— Долгое время! — Достаточно долгое, чтобы установились отношения.

— Ну, знаешь, может, она пришла за какими-то бумагами! Будет очень правильно, если ты опять завоюешь его, пока он не нашел кого-то другого.

Сорель расхохоталась, хотя смех застревал в горле. Сквозь обычный настырный прагматизм матери проглядывала нехарактерная для нее уязвимость. Наверное, она все еще испытывала смущение из-за своего приступа слабости.

Пока мать принимала антибиотики, Сорель ходила с ней по магазинам, навещала старых подруг и прикидывала, что ее ждет в будущем.

Как-то вечером она взяла машину Роды и поехала на презентацию магазина мод, который открывала ее подруга. Просмотрев парад мод, с которого начался вечер, она поздравила подругу и пару минут потолкалась среди гостей. Взяв бокал у проходящего мимо официанта, Сорель огляделась в поиске знакомых лиц.

У нее упало сердце. К ней двигалась Августа Долимор — седые волосы торчали из пучка, похожее на метлу тело окутывали волны шифона; ей удавалось идти сквозь толпу прямиком, потому что люди расступались, завидев ее.

— Дорогая моя девочка! — воскликнула она. — Ты в одиночестве? — Сочувствие сочилось изо всех пор. — Я опять видела Блейза с той блондинкой. Ты еще не собралась обесцветить волосы? Не беда. — Она железной хваткой вцепилась ей в руку. — Пойдем, я познакомлю тебя с людьми!

Игнорируя слабые протесты Сорель, Гус потащила свою добычу через всю комнату, вторглась в группу гостей и представила ее:

— Это Сорель. Бедная девочка пропадала в изгнании в дебрях Австралии! — завопила она. С угрожающим видом вперив взгляд в высокого мужчину лет тридцати, она со значением проговорила: — Крег, будь с ней мил. — Потом помахала рукой кому-то позади него. — Ах, вон бедный Майкл! Критики разнесли в пух и прах его новую книгу, он нуждается в утешении. — И Августа Долимор помчалась к следующему объекту своей благотворительности.