Снова шелест страниц. Маккалеб попросил продиктовать имена по буквам и записал их.

– Так, вот еще. Произведения этого типа, по общему мнению, переполнены совами. Я не могу произнести его имя целиком. По буквам "И-Е-Р-О-Н-И-М-У-С". Голландец, заметный деятель северного Ренессанса. По-моему, совы там повсюду.

Маккалеб посмотрел на лист бумаги на столе. Продиктованное имя показалось ему знакомым.

– Ты забыла фамилию. Как его фамилия?

– Ой, прости, Босх. Похоже на свечи зажигания "Бош". Пишется так же, а произносится по-другому.

Маккалеб застыл. Он не двигался, не дышал. Смотрел на имя на странице, не в состоянии записать только что названную Доран фамилию. Наконец повернул голову и посмотрел туда, где в последний раз видел уходящего Гарри Босха.

– Терри, ты слышишь?

Он очнулся:

– Да.

– Вот и все, что я нашла. Мне пора – мы тут начинаем.

– Что-нибудь еще по Босху?

– В общем, нет. И мое время вышло.

– Ладно, Брасс, большое спасибо. Я у тебя в долгу.

– Причем я в один прекрасный день попрошу вернуть. Дай мне знать, чем все кончится, ладно?

– Договорились.

– И пришли мне фото малышки.

– Пришлю.

Маккалеб медленно закрыл телефон и написал внизу страницы напоминание послать Брасс фотографию дочери. Это было просто предлогом не смотреть на записанное его рукой имя художника.

– Дерьмо!.. – прошептал он.

Маккалеб долго сидел, погрузившись в свои мысли. Совпадение – такая зловещая информация всего через несколько минут после ленча с Гарри Босхом – тревожило. Еще несколько минут Маккалеб изучал свои записи, но знал, что в них нет необходимых ему сведений из первоисточника. Наконец снова открыл телефон и набрал справочный номер 213. Через минуту он уже звонил в отдел кадров полицейского управления Лос-Анджелеса. После девяти гудков ответил женский голос.

– Я звоню по поручению управления шерифа округа Лос-Анджелес. Мне надо связаться с одним служащим полиции Лос-Анджелеса. К сожалению, я не знаю, где он работает. Знаю только фамилию.

Он надеялся, что женщина не спросит, что означает "от имени". Наступило долгое молчание, затем послышался стук по клавиатуре.

– Фамилия?

– М-м... Босх.

Он произнес по буквам, потом посмотрел на свои записи, готовый продиктовать имя.

– А имя... не важно, там всего один такой. Йе-рони-мус. Так? Боюсь, я плохо произнесла.

– Иеронимус. Да, так.

– Детектив третьего класса, работает в голливудском отделении. Вам нужен номер?

Маккалеб не ответил.

– Сэр, вам нужен...

– Нет, номер у меня есть. Большое спасибо.

Маккалеб закрыл телефон, посмотрел на часы и снова открыл телефон. Набрал прямой номер Джей Уинстон, и она сразу ответила. Он спросил, получила ли она что-то из лаборатории по исследованию пластмассовой совы.

– Нет еще. Подожду до завтра, а потом начну торопить.

– У тебя есть время, чтобы сделать несколько звонков и оказать мне услугу?

– Каких звонков?

Маккалеб рассказал об иконографическом исследовании, проведенном Брасс Доран, не упоминая Иеронимуса Босха. Сказал, что хочет поговорить со специалистом по живописи северного Ренессанса, но считает, что договоренность будет достигнута быстрее и встретят его лучше, если запрос будет исходить от официального лица.

– Сделаю, – ответила Уинстон. – С чего начать?

– Наверное, лучше с Художественного центра Гетти[13]. Я сейчас в Ван-Нуйсе. Если кто-нибудь примет меня, могу быть в Санта-Монике через полчаса.

– Постараюсь. Ты говорил с Гарри Босхом?

– Угу.

– Нового ничего?

– В общем-то нет.

– Я так и думала. Жди. Перезвоню.

Маккалеб свалил остатки ленча в урну и направился к зданию суда, где оставил "чероки" припаркованным в переулке возле службы надзора за условно-досрочно освобожденными. И по дороге думал о том, что умолчанием солгал Уинстон.

Следовало рассказать ей о двух Босхах. Он пытался разобраться, что заставило его промолчать. И не находил ответа.

Телефон зачирикал, когда он добрался до машины. Уинстон.

– Тебе назначено в Гетти на два. Спроси Ли Аласдэйра Скотта. Это первый помощник куратора по живописи.

Маккалеб достал свои бумаги и, попросив Уинстон повторить по буквам, записал имя, пристроившись на капоте машины.

– Очень быстро, Джей. Спасибо.

– Стараемся угодить. Я говорила прямо со Скоттом, и он сказал, что, если не сможет сам помочь тебе, то кого-нибудь найдет.

– Ты упоминала сову?

– Нет, тебе и карты в руки.

– Правильно.

Маккалеб понимал, что сейчас самое время рассказать ей об Иеронимусе Босхе. Но снова упустил возможность.

– Позвоню позже, хорошо?

Он закрыл телефон, посмотрел через крышу "чероки" на здание службы надзора и увидел висящий над входом большой белый транспарант с синими буквами.

С ВОЗВРАЩЕНИЕМ, ТЕЛЬМА!

Садясь в машину, Маккалеб гадал, возвращается ли эта самая Тельма как заключенная или же как служащая. С такими мыслями и уехал в направлении бульвара Виктории. Надо будет выехать на шоссе 405, а потом свернуть на юг.

С шоссе на перевале Сепульведа в горах Санта-Моники перед Маккалебом открылся вид на Центр Гетти. Само здание музея производило впечатление не меньше, чем любое из хранящихся в нем великих произведений искусства. Этакий средневековый замок на вершине холма. По склону медленно полз трамвайчик, доставляющий очередную группу почитателей к алтарю истории и искусства.

К тому времени как он припарковался у подножия холма и сел на идущий вверх трамвай, Маккалеб опаздывал на встречу с Ли Аласдэйром Скоттом уже на пятнадцать минут. Спросив дорогу у одного из охранников, он поспешил через вымощенную белым камнем площадку к служебному входу. Отметился у администратора, сел на скамейку и стал ждать, когда Скотт придет за ним.

Скотту было немногим за пятьдесят, и говорил он с акцентом, который Маккалеб определил как австралийский либо новозеландский. Скотт был дружелюбен и счастлив угодить управлению шерифа округа Лос-Анджелес.

– Мы уже имели возможность предоставлять детективам помощь и экспертную оценку. Обычно в вопросах установления подлинности произведения искусства или поиска исторических сведений об отдельных предметах, – сказал Скотт, когда они шли по длинному коридору в его кабинет. – Детектив Уинстон указала, что ваш случай будет другим. Нужна какая-то общая информация по северному Ренессансу?

Они прошли мимо поста службы безопасности. Из окна маленького кабинета открывался вид на перевал Сепульведа и застроенные холмы Бель-Эйра. Кабинет выглядел очень тесным из-за книжных полок вдоль двух стен и загроможденного рабочего стола. Места хватало только для двух стульев. Скотт указал Маккалебу на один, сам занял другой.

– Вообще-то после того, как детектив Уинстон говорила с вами, кое-что изменилось, – сказал Маккалеб. – Теперь я могу сказать точнее, что мне нужно. Удалось свести вопросы к одному художнику того периода. Если вы сможете рассказать мне о нем и показать какие-то его работы...

– И как его зовут?

Маккалеб достал исписанные листки. Скотт легко прочитал имя вслух: оно явно было хорошо ему знакомо. У него это звучало как "Иер-рон-и-мус".

– По-моему, именно так, как вы произнесли.

– Иеронимус, иногда еще говорят Иероним. Рифмуется с "аноним". Его творчество хорошо известно. Вы с ним не знакомы?

– Нет. Я никогда особенно не интересовался искусством. У вас есть картины Босха?

– В коллекции Гетти его работ нет, но в реставрационной мастерской сейчас работают с одним подражанием. Большинство его подтвержденных работ находится в Европе, в основном в Прадо. Другие рассредоточены по разным собраниям. Однако говорить вам следовало бы не со мной.

Маккалеб вопросительно поднял брови.