Она повторила с болью в голосе:

— Это не эксперимент. Я люблю вас.

— Ради Бога! — Его голос ударил ей в уши. — Неужели вы не можете оставить меня в покое? — Она невольно отступила в испуге. — Идите спать, девочка, — приказал Фил. — Идите спать и благодарите Бога, что я отпустил вас одну.

Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в лицо. На мгновение оно показалось ей дьявольской маской похоти. Она видела, как в нем борются желание, гнев и горькое сожаление.

Она прерывисто прошептала:

— Я хочу, чтобы вы были счастливы. Его губы покривились.

— Хватит красивых слов. Вы хотите, чтобы я вас взял к себе в постель, — грубо сказал он. — Я вас предупреждал…

— Да, вы меня предупреждали и предупреждали, — гневно крикнула Анжела, — но никогда не говорили, что просто боитесь заняться любовью со мной!

— Заняться любовью? — на его лице жестко проступили скулы, словно с него сошла плоть, оставив только страдающую сущность мужчины. Он сделал два шага к ней.

— Значит, заняться любовью?

Наглым, чуть ли не ленивым движением он распахнул на ней халат. Кончиком пальца прошелся по ее телу — по хрупким ключицам, по каждой груди в отдельности, так медленно, что она чуть с ума не сошла в ожидании, затем вниз по шелковистой коже живота и еще ниже, одним легким касанием руки раздвинув ей ноги.

Их глаза встретились. Его лицо было спокойным и невыразительным. Но пальцы неожиданно пришли в неистовство. Анжела слышала собственное тяжелое дыхание. Ее голова откинулась назад, и она крепко прижалась к нему. Несколько долгих секунд она ничего не сознавала, кроме бушующего внутри вихря, поднятого им. Казалось, что он сорвал завесу с ее самой тайной сущности и теперь показывает ей, обнаженной, такие неизведанные глубины, о существовании которых она лишь догадывалась… и которых ужасно боялась.

Плотно зажмурив глаза, она вздрогнула и закричала. Последовало долгое молчание. Безжалостные пальцы остановились.

— Любопытство удовлетворено? — сказал жесткий голос у нее над ухом.

Анжела медленно открыла глаза. Она боялась того, что собиралась сделать. Но несравненно больше она боялась, что он прогонит ее, и она его больше никогда не увидит. Она повела плечами и сбросила халат. Тот опустился к ее ногам алым всполохом. Это было единственное цветовое пятно в сумрачной комнате.

На мгновение это обезоружило Фила. Он выглядел, словно под пыткой. Затем он отступил от нее. На его щеках играли желваки. Он оглядел ее с ног до головы одним оценивающим взглядом и, казалось, остался равнодушным. Но Анжела, уловившая легкую неровность его дыхания, знала, что это равнодушие — напускное.

Она подняла голову, заставляя его посмотреть ей в глаза. Дрожащими пальцами отбросила назад волосы. Он не двигался. Она переступила через груду алого шелка и встала перед ним. Он сделал невольное движение, но тут же оборвал его.

Их взгляды встретились. Что-то подсказало Анжеле не трогать его: следующее движение должно быть за ним.

В мертвой тишине она отступила к кровати и легла на нее, не спуская с него глаз. Ей показалось, что он ненадолго зажмурился, но при неверном свете керосиновой лампы она могла ошибиться.

Фил неслышно подошел к кровати и посмотрел на нее сверху вниз. Лицо его было спокойно.

— Я пытался прогнать вас.

— Да, — кротко согласилась она.

— Если бы я мог быть уверен, что вы понимаете, что делаете…

Он, казалось, говорил сам с собой.

— Я понимаю, — сказала она, встряхнув головой. — Вы мне говорили, помните? «Я не даю обещаний. Ни в постели, ни вне ее». Это произвело на меня должное впечатление.

В углах его рта внезапно проступили морщинки, словно ему было больно.

— И вы мне поверили? — Да.

— И все же хотите… остаться? Молчание было столь напряженным, что Анжела поколебалась. Она закрыла глаза.

— Я хочу любить вас, — прошептала она.

— Что ж, будь по-вашему, — убийственно ласково произнес он.

Она открыла глаза, но он уже был рядом с ней в постели. Впервые в жизни Анжела почувствовала всей своей плотью тяжесть его мощного тела и нежный жар его губ.

Он медленно целовал ее повсюду, не делая никаких скидок на ее неопытность и робость. Когда она вздрагивала в испуге, он мягко посмеивался. Когда она подскочила и запротестовала, он заставил ее замолчать поцелуями, от которых у нее голова пошла кругом. И над этим он тоже посмеялся.

Это вовсе не то, чего я ожидала, смущенно думала Анжела. Все ее представления о нежном любовном слиянии сгорели в пламени этой медленной, рассчитанной страсти. Он никогда, ни на секунду не терял контроль ни над собой, ни над ней. И если что-то здесь имело смысл, то не сила ее любви, а темная, непреодолимая сила его чувственности. Даже содрогаясь под его прикосновениями, Анжела была шокирована.

Она была так уверена, что сможет дать ему любовь. Так уверена. А пока что давал только он. И то, что он давал, вряд ли было любовью.

Анжела никогда не могла даже вообразить подобных ощущений, не могла представить, что будет издавать короткие звериные стоны, словно исходящие из чьего-то чужого горла на другом краю Вселенной.

— Нет! — простонала она.

Но было слишком поздно. Его руки уже полностью завладели ее телом. С огромным удивлением она обнаружила, что оно изгибается, приспосабливаясь к нему. Она смутно осознала, что точка возврата пройдена.

Анжела почувствовала, что боится. Она попыталась сказать ему. Но теперь его тело было слишком напористым. Она попробовала произнести его имя, но он не услышал. Его дыхание вдруг стало устрашающе шумным. Она вскрикнула в тревоге. Он приостановился… слишком поздно!

Анжела не ожидала боли, даже не думала о ней. От внезапности страдание показалось ей острее. Она чувствовала, будто Фил метнул в нее молнию, и от удара она рассыпалась на куски. Каждый ее нерв отзывался на это потрясение. Она пыталась отстраниться, ее прерывистое дыхание в тишине было красноречивее, чем любые крики боли.

Он коснулся ее лица. Теперь его глаза не были непроницаемы. Они были полны сочувствия.

— О, моя дорогая…

Его пальцы дотронулись до ее щеки так, словно боялись повредить ее. Он сам отстранился.

И вдруг Анжела поняла, что ей уже не страшно. Внезапно вся любовь, в которой она была так уверена, снова нахлынула на нее. Все вдруг стало замечательно и изумительно, как и должно было быть.

Она обвила руками его шею, накрыла рот своими губами и всем телом прижалась к нему, призывая его изо всех сил.

— Я тебя люблю, — абсолютно уверенно прошептала она.

И он наконец отбросил свою сдержанность…

Когда Анжела проснулась, ветер наконец стих. Но было еще темно. Какие-то мгновения она не могла понять, где находится.

Однако тело, лежавшее рядом, было хорошо знакомо. Она поняла, что ее щека лежит на его плече, которое поднимается и опускается в такт дыханию. В полудреме перед окончательным пробуждением ей пригрезилось, что они снова в лесу, в пугающе тесной палатке, и он не знает, что она девушка. Она напряглась.

— Анжела? — Голос Филиппа был сонным, но не мягким.

Она слегка подвинулась, так, чтобы их тела не соприкасались.

— Да?

Анжела почувствовала, как он повернул голову на подушке, чтобы посмотреть на нее. Он не попытался дотронуться до нее, только глядел на нее в темноте. Все ее существо молило коснуться ее, снова принять в объятия, сказать, что любит. Но он так не сделал.

Вместо этого он заботливо спросил все еще тем, полуночным, шепотом:

— Как самочувствие?

Что ему ответить? — печально подумала она. Я люблю мужчину, который ко мне ничего не испытывает: как же я должна себя чувствовать?

— Прекрасно.

Он лежал очень тихо. Потом легонько вздохнул.

— Я пытался тебе объяснить. Объяснить, что он не любит ее? Вряд ли нужно было это делать. Каждое его слово, каждый поступок говорили об этом.

— Да, пытался.

Наступило недолгое, но болезненное молчание. Обними меня, молча взывала Анжела.