Анжела покачала головой.

— Нет, потому что одежда очень простая и очень изящная.

Он засмеялся.

— Это говорит лишь о том, что у нее был хороший вкус. Она настояла на постройке этого дома. Она создала здесь сады. От нее я унаследовал и фазенду и кое-какие секреты.

— Вы здесь воспитывались? Фил мягко усмехнулся.

— Я воспитывался в Рио. И в Париже. И в Вашингтоне. Когда дедушка умер, он оставил мне все это по другим причинам, — холодно сказал он. — Моему отцу такое наследство было абсолютно ни к чему. Он политик. Вывезите его на пятьдесят километров за город, и он начнет сомневаться в собственном существовании. Тогда как я…

Анжела оглядывала прекрасно оборудованную кухню и вспоминала неопрятный, полный людьми уголок миссии, где ей приходилось готовить.

— Здесь и не пахнет сельской простотой, не так ли? — сухо спросила она.

Фил выглядел озадаченным.

— Ну и что?

— Все выглядит совсем иначе, когда пользуешься пятидесятилетней давности уборной с дырками от сучков в стенах, — честно призналась она. — Я себе даже вообразить не могла роскоши, которую вы, похоже, принимаете как должное.

— Всю эту роскошь может в одну секунду унести ураган, — заметил он и вдруг оживился: — Послушайте, поскольку сегодня, возможно, последний день нашего существования, почему бы нам не позавтракать с шиком? Вы, кстати, для этого подходяще одеты.

Анжела вздрогнула.

— С шиком? — подозрительно переспросила она.

— Следуйте за мной.

Она последовала. Он распахнул дверь в небольшую комнату в углу дома, которой она раньше не видела. Отсюда открывался чудесный вид на сады, тянувшиеся вплоть до опушки леса. Анжела подошла к окну и всмотрелась в отдаленную тьму, сжав руки перед собой.

— Забудьте об этом, — мягко сказал Фил. — Наслаждайтесь моментом. Сядьте за стол, а я попрошу Анну подать нам завтрак из четырех блюд, каким дедушка с бабушкой потчевали своих гостей.

Он вел себя так же мило, как и говорил. Анна, вся сияя, принесла им блюда с деликатесами, яйцами и фруктами. А также теплый, только что из печи, домашний хлеб. Вежливая, приятная беседа, которую Фил умело поддерживал, успокаивала Анжелу и погружала в забытье. Девушка забыла и ветер, и лес, и вообще все на свете, кроме мужчины напротив, из глаз которого на время исчез насмешливый огонек.

— Как, должно быть, замечательно быть воспитанным среди такой красоты, — задумчиво сказала она, пощупав изысканную льняную скатерть, постеленную на стол Анной.

Филипп в это время чистил манго, ловко орудуя серебряным фруктовым ножиком.

— Право, не знаю, — усмехнулся он.

Анжела подняла глаза и обнаружила, что тот наблюдает за ней. В его упорном взгляде было что-то, напомнившее ей ученого, который тщательно настраивает свой микроскоп, пока тот не даст нужного увеличения.

Наконец Фил медленно вымолвил:

— Вы не должны составлять обо мне ложное представление, Анжела. Я во многом такое же «перемещенное лицо», как и вы. Я в одиночку бродил по дорогам чужих стран. У меня бывало так туго с деньгами, что поесть удавалось, лишь когда находилась работа на стройке или в качестве гида для туристов. Вы видите вокруг себя фазенду и мебель красного дерева, и вам кажется, что я рожден в богатстве. Нет ничего более ошибочного. Моя мать была танцовщицей в кабаре и отец долго вообще не знал о моем существовании, пока мне не стукнуло десять и дедушка не заставил его… — Он резко оборвал себя, словно пожалев о приступе откровенности.

Его глаза почернели и стали почти враждебными. Но, по крайней мере, он перестал меня высмеивать, подумала Анжела, потрясенная и… странно обрадованная. Она склонила голову и чуть не протянула ему руку.

— Я ничего об этом не знала, — призналась она вполголоса.

Он, кажется, остыл от гнева или раздражения и пожал плечами.

— Об этом мало кто осведомлен. А вы, по вашему же признанию, еще три дня назад вообще не знали о моем существовании. — Он помолчал и снова добавил: — Не смотрите так на меня. Это была не такая уж плохая жизнь.

Не такая уж плохая? Анжела покачала головой. Едва признанный своей семьей, он был отвергнут ею из-за любви к жене брата. Которая, очевидно, тоже отвергла его. Не было никаких признаков того, что она когда-нибудь бывала здесь вместе с ним.

— От меня, по крайней мере, Уинстон никогда не отказывался, — порывисто сказала она.

Фил откинул назад голову и рассмеялся.

— Не делайте из меня мученика, — взмолился он. — Не хватало еще, чтобы вы начали меня жалеть!

Он вручил ей ломоть манго, и она машинально положила его в рот.

— Хватит с меня пока и той ответственности, которую я несу за вас, — хладнокровно продолжил он.

Анжела вздернула подбородок.

— Никто, кроме меня самой, не может нести ответственность за меня, — торжественно заявила она.

На это он ответил лишь кривой улыбкой. Ее кулачки гневно опустились на вышитую скатерть.

— Вы не несете!

— Если бы я не нес… — ответил он мягко, но с нескрываемой иронией.

Анжела умолкла. Она враждебно смотрела, как он налил кофе из кофейника в маленькую чашку и подвинул ей через стол.

— Выпейте свой кафезиньо, эту маленькую чашечку кофе, — непривычно терпеливо сказал он, — может быть, это умерит ваш пыл.

Он посмотрел на часы.

— Когда-нибудь мы обсудим, что делать с вами, дочь миссионера. Но не сейчас. Мы с Андреасом должны встретиться на гребне с первыми лучами солнца. Из-за вас я чуть не опоздал.

Он легко вскочил на ноги, взглянув на нее сверху вниз с насмешливой улыбкой. Анжела вспыхнула. Улыбка стала еще шире. Его пальцы мимолетно коснулись ее лба между бровей.

— Не надо хмуриться и дуться, — мягко сказал он. — Никакая другая женщина не заставила бы меня так задержаться здесь.

Анжела судорожно вздохнула, захваченная врасплох. Но прежде чем она сумела потребовать объяснений, он уже ушел. Она выпила поданный им горячий кофе. До чего же мерзкий вкус, подумала она.

Фил не возвращался. Анжела, помогая по кухне, невольно подслушивала указания, которые Рубен, управляющий, принимал по рации и передавал Анне. Они были короткие и четкие, и ни в одном из них она не упоминалась.

Анжела нарезала овощи, следила за кипящими котлами, но ничто не могло отвлечь ее мысли от его слов. Ее снедало беспокойство. Что он имел в виду?

— Неужели он сегодня вообще не вернется? — нетерпеливо спросила она у Анны, когда начало темнеть.

Анна выглядела озабоченно. Но ответила успокаивающе:

— Уверена, что вернется, если только сможет.

— А как же ваш замечательный ужин? — Анжела сердилась, хотя понимала, что это смешно. — Вы тратите столько сил и энергии, стряпая для него, а он даже не потрудился сообщить, придет ли домой поесть.

Анна удивилась.

— В такое время еду приходится все время держать разогретой. Мужчины едят, когда могут.

— Но…

Анна выглянула в окно, и ее широкое, приятное лицо помрачнело.

— Идет большой шторм, Рубен говорит, река снова поднимается. Вот почему они постарались переправить всех в Санта-Круз, пока буря не разыгралась.

Анжела смутно припомнила, что вертолет весь день прилетал и улетал. Теперь она сообразила, что в кухне остались только девушки с фазенды.

— Нам грозит опасность?

— Здесь? — Анна покачала головой. — Слишком высоко. Река никогда сюда не поднимется. Но нас может временно отрезать.

Она выглядела озабоченной.

— Я не знала, должны ли вы лететь в Санта-Круз, когда уходил последний вертолет. Он вряд ли скоро вернется, если шторм будет усиливаться. Но сеньорита Мартинес говорила, что вам лучше оставаться на фазенде, и сеньор с ней согласился, так что я Рубену ничего не сказала. Надеюсь, сеньор на меня не рассердится, когда узнает.

Она явно была в этом не вполне уверена.

Да и Анжела тоже.

Она оторвалась от беспокойного разглядывания сгущающейся тьмы за окном и увидела, что Фил входит в дверь кухни.

— Вот и вы, — сказала Анжела, готовясь к схватке. Если он выразит недовольство» что она осталась здесь после всеобщей эвакуации, то она первой выразит обиду. — Вы так давно не радировали, — сердито сказала девушка. — Не было возможности?