Что́ мой почтенный редактор, если сам Федор Достоевский, всегда ненавидевший, как и большинство русских писателей, «буржуазность» и в 1862 году впервые посетивший Лондон, нарисовал совершенно жуткую картину:

«Говорили мне (не зять ли? – М. Л.), например, что ночью по субботам полмиллиона работников и работниц, с их детьми, разливаются, как море, по всему городу, наиболее группируясь в иных кварталах, и всю ночь до пяти часов празднуют шабаш, то есть наедаются и напиваются, как скоты, на всю неделю… Точно бал устраивается для этих белых негров… ругательства и кровавые потасовки. Все это поскорей торопится напиться до потери сознания… жены не отстают от мужей… дети бегают и ползают между ними».

Как гениально все сгущено! Но изрядная доля истины присутствует, как и в любом пристрастном суждении.[15]

Писательница Одетта Кейн застыла около общественного туалета в центре Лондона, пытаясь вникнуть в суть надписей: «Джентльмены одно пенни. Мужчины бесплатно», «Леди одно пенни. Женщины бесплатно». К мадам даже подошел полисмен и деликатно поинтересовался, имеется ли у нее пенни. Видимо, писательская душа трудилась у входа в туалет так долго, что захлебнулась от любви к англичанам: «вежливые, добрые, обязательные, терпимые, умеренные, сохраняющие самоконтроль, с чувством справедливой игры, жизнелюбивым характером, приятными манерами, спокойствием».[16]

Не буду никого осуждать: все мнения о нациях отличаются друг от друга лишь разным уровнем приближенности к Истине (если она существует), эмоции и личные наблюдения всегда, воленс-ноленс, образуют фундамент оценки, несмотря на самую изощренную игру ума.

У англичан всегда хватало ненавистников. Швейцарский ученый Мюро в конце XVII века сравнивал англичан с собаками: «молчаливые, упрямые, ленивые, упорные в драке». Германский поэт Генрих Гейне задыхался от злости, предупреждая против «вероломства и коварных интриг карфагенян Северного моря», «самой противной нации, которую Бог создал в гневе Своем». Уважаемый писатель и шпион Даниель Дефо считал своих соплеменников «расой самых отъявленных негодяев». Наполеон презрительно именовал англичан «нацией лавочников». Наш дорогой Ильич тоже их заклеймил (естественно, ненавистную буржуазию, ведь трудящиеся подобны ангелам небесным!): «Везде и всюду они лицемерны, но едва ли где доходит лицемерие до таких размеров и до такой утонченности, как в Англии».

Певец «потерянного поколения» Первой мировой войны английский писатель Ричард Олдингтон написал еще круче: «Добрая старая Англия. Да поразит тебя сифилис, старая сука…» С писателя много не возьмешь, его всегда заносит перо. А вот блестящий дипломат и разведчик Роберт Брюс Локкарт, известный своими хитроумными заговорами против большевиков: «Англичане имеют много достоинств и немного недостатков. Последние включают их любовь к деньгам… Поскольку они считают себя наиболее справедливыми и наименее продажными среди других народов, то претендуют или претендовали на божественное право руководить другими расами, известное как „бремя белого человека“».

Отрывок из личного письма агента английской разведки, латыша Силоройса (выкопан в архивах КГБ), который по заданию СИС бился в Прибалтике против советской власти: «На основе своей многолетней работы я пришел к выводу, что англичанину можно верить только тогда, когда он мертв… Англичане все калькулируют, даже риск, к сожалению, за наш счет».

Ужасный народ!

Но гром победы раздавайся! Вереницы и целые армии англофилов, англоманов и просто потерявших голову от Англии намного превосходят число зловредных англофобов и прочих сомнительных типов.

Патриархом англофильства, как ни странно, считается ядовитый Вольтер. Трудно поверить, что из его желчно-ледяных уст вырвалось эмоциональное: «Прокляни меня Бог, но я люблю англичан. Прокляни меня Бог, если я не люблю их больше, чем французов, прокляни меня Бог!» Конечно, великий философ не являлся обожателем английской кухни или английской культуры, он видел в Англии, покончившей с абсолютной монархией, образец для Франции: свобода! власть закона! частная собственность!

Немецкий философ и публицист XVIII века Георг Лихтенберг тоже видел в общественном устройстве Англии образец для подражания и всей душой симпатизировал ее жителям. В Англию был бесконечно влюблен американо-испанский философ и поэт Джордж Сантаяна, написавший в 1922 году «Монологи об Англии»: «Если мы считаем, что главное в них – приверженность к обычаям и условностям, то стоит задать вопрос: как же получилось, что Англия является раем для индивидуальности, эксцентричности, ереси, аномалий, хобби и юмора? Где еще человек сообщит вам с гордым вызовом, что он питается лишь орехами или что он через медиума находится в переписке с сэром Джошуа Рейнольдсом?»

Голландский писатель Ян Бурума выпустил в 1999 году благожелательную книгу об англофильстве – «Англомания», его список выдающихся англоманов охватывает не только Вольтера, но и Гёте и отца итальянского национализма Мадзини. По его мнению, англофилы особенно пышно расцвели после Второй мировой войны, когда многие европейцы, в страхе перед Гитлером, эмигрировали в Англию, однако ныне это племя, вроде профессора Оксфорда Исайи Берлина, уже вымирает. Правда, Бурума осуждает английскую ксенофобию и «отвратительную привязанность» к своей стране. «Британский миф, – пишет он, – может служить свободе, но он также является осуждением всего иностранного».

Американскому писателю Ральфу Эмерсону в Англии нравилось абсолютно все, причем до слез; американский поэт Огден Нэш считал англичан «самым эксклюзивным клубом» в мире, а английский писатель Дэвид Лоуренс писал: «Англичане, несомненно, самые милые люди, и каждый делает все таким легким для других, что почти невозможно устоять».

– Да что ты все о богеме и о богеме? – встрял Чеширский кот. – Будто нет приличных людей среди тех, кто нас любит! Вот один голландский торгаш долгие годы свято хранил и ныне выставляет на обозрение окурок сигары самого Уинстона Черчилля! А знаешь ли ты, что до сих пор французские, голландские и итальянские денди на английский манер щеголяют в синих блейзерах и клубных галстуках? А разве ты сам не натягиваешь на себя пиджак из твида «Харрис»? У нас масса искренних поклонников и почитателей, одних притягивают веджвудские вазы, других – полосатые костюмы, третьих – чиппендейлская мебель. Германский принц фон Пюклер-Маскау был без ума от английских садов, а организатор Олимпийских игр барон де Кубертен уверовал, что английское регби создает мужчину и джентльмена. А вот несчастный кайзер Вильгельм II разрывался на части от любви и ненависти к Англии!

Мой случай.

Ведь я самый настоящий Близнец, мечущийся, как буриданов осел, между двумя охапками сена. Боролся с заклятым врагом, ненавидел жуткий капиталистический строй и в то же время нежно писал о газовых фонарях и белесых аббатствах Лондона, вздыхая:

И как не любить Лондон! Свободно, и никто не обращает внимания – ходи по Оксфорд-стрит хоть голый, хоть вываленный в смоле с перьями. И обязательно, во всех случаях, при любых обстоятельствах – «thank you!». В какой еще столице к вам, растерянно стоящему с развернутой картой посредине Слоун-сквер, подкатится старушка—божий одуванчик и ласково спросит: «Могу я вам помочь?» Где еще такие великолепные парки со скамейками и газонами, на которые приятно плюхнуться, сжимая в руке бутылку пива «Гиннес»?! И добродушно выстаивает длинная очередь, и никто не упрекнет за медлительность («что вы, дядя, чешетесь?»). И английское чувство «справедливой игры»… Справедлива эта «справедливая игра», ох как справедлива!

Недавно подписал договор с английским издателем и только через неделю понял, как он меня, дурака, облапошил! Над чем они хохочут на своем скучнейшем телевидении? Подумаешь, толстяк поскользнулся на банановой корке! Неужели это тонкий английский юмор? А Лондон? Ведь это не только ухоженные дворцы и парки, сделайте пару шагов от Гайд-парка в сторону, выползите на цветной Ноттинг-Хилл, и тут же дохнет убогостью при всем блеске вывесок. А пригородные, слабо освещенные районы с облезшими многоэтажками, похуже наших «спальных»…