«Тебя угнетают сомнения... Тебе кажется, что мироздание устроено неправильно... Ты чувствуешь свое бессилие... Этому можно помочь!»

Крылышки плавно взмахнули и закружились, будто ими управлял невидимый танцор.

«...Крылья от Сикорского – это твой выбор! Крылья от Сикорского – полет твоей надежды! Крылья от Сикорского – позволь себе мечту!»

Проделав сложнейшие кульбиты, крылышки сложились в бутон и юркнули в плоскую коробку с фирменным логотипом. Голос сочился сладкой патокой:

«...Крылья от Сикорского – индивидуальный подбор и гарантия качества!»

Гессе поморщился:

– Нельзя ли без рекламного блока?

Экран послушно стух и тут же возродился. На фоне шоссе стоял человек с микрофоном, кажется, телевизионная звезда. Ведущий профессионально оскалился:

– Гадости, пороки, преступления! Это программа «Истина»! Мы всегда в эфире по первому зову! От нас не скроешься. Мы знаем все!

– Ближе к делу, коллега, – уже раздраженно приказал Гессе.

Понимающе подмигнув, ведущий прочистил горло и сообщил:

– Сегодня в эфире специальный репортаж «Анатолий Андронов – альфонс двадцать первого века, или Жизнь, пущенная насмарку!» Овечка, который вертел женщинами, как хотел, и ничего не выкрутил. Овечка, который занимался любовью за деньги, но никого не любил. Овечка, который познал тонкости женского тела, но так ничего и не понял. Мужчина-проститутка или последний романтик? Идеальный любовник или подлый извращенец? Подробности и шокирующие факты! Не переключайтесь!

Насчет шокирующих фактов Толик прикинул, что их не так уж и много, на передачу явно не хватит. Свою работу шокирующей не считал: не хуже, чем выдавать кредиты или продавать ипотеку. Но ведущий был другого мнения и выволок горы грязного белья.

Припомнили все. С детства. Разбитые окна соседей, воровство денег из кошелька матери, полученные двойки, вырванные страницы дневника, первый онанизм, драки в районе, грабеж вместе с Витькой ларьков и пьяных, первую сигарету, первый стакан вина, первую девочку, зажатую в подъезде, ложь и вранье по любому поводу, отнятые мобильники, забытых друзей и родителей, взятки преподавателям, чтоб не замечали прогулов на лекциях, мелкие кражи в супермаркете, где пахал в ночную смену, и, конечно, как пробовал толкать наркоту. Достали и деловые начинания, бесславно рухнувшие.

Мерзавцы понатыкали скрытые камеры кругом. Не иначе. Невозможно понять, как получили кадры, которых быть не могло, снятые так, что лучше не придумаешь. Каждый эпизод биографии живо иллюстрировался. Толик смотрел и не верил, что все это успел натворить. Куда же глядел его ангел? Почему не остановил. Почему холодеть ему от тоски.

– Это прелюдия к настоящему таланту, открывшемуся в Анатолии. – Ведущий сделал напряженную паузу и кровожадно припал к ранам: – Наш герой быстро понял, что может оказывать влияние на женщин. Он брал их мужской харизмой. Имея довольно простое, всего лишь симпатичное лицо, поражал женщин наглой простотой. Говорил, что доставлять счастье – это главная цель его жизни. Они верили и платили. Это стало профессией. Циничным и коварным расчетом соблазнял невинных и получал материальную выгоду.

Чудовищная неправда. Да, он зарабатывал на женщинах. Потому что они пользовались им. Он давал счастье, которого их лишили. Кто были его клиентки? Неопытные овечки? Вовсе нет. Молодящиеся дамы, дети которых готовились наградить внуками, а мужья целиком отдались своим делам и любовницам. Эти несчастные, чувствуя, что срок их близок, бросали вызов биологии, чтобы напоследок еще разок, а там будет что вспомнить. Он дарил счастье последней надежды. Почему за это нельзя брать денег? Свою работу исполнял честно, несмотря на целлюлит, морщины и отвислые груди. Никто не жаловался. Не мальчиком по вызову для богатых дам, а лучший профессиональный любовник, которого можно достать в Москве за деньги. Это призвание. Нет, не циник, а знаток женщин вообще и их тел в частности.

Толик хотел резко возразить, но рот не распечатали.

Подлец-журналист между тем занялся первым эпизодом, когда в кафе на Тверской его приметила дама в брильянтах. В тот раз он был застенчив. Пиявка эфира стал подсчитывать, как скучный бухгалтер, каждый эпизод карьеры. Там было много разного.

Савонарола и Торквемада демонстративно отвернулись, Гессе посматривал равнодушно, на десятой даме, вдове макаронного короля, кашлянул:

– Danke, достаточно.

Экран провалился в рожь.

Протерев окуляры, Гессе плотно нацепил оправу на арийский нос:

– Думаю, все понятно. Высказывайтесь, коллеги. Донн Савонарола?

– Против, – пригвоздил вредный монах и послал в Толика ненавидящий взгляд.

– Что скажите, сеньор Торквемада, все-таки ваш клиент?

Толстяк в красном платьице издал шипящий звук, закончив выхлопом:

– Против!

Гессе поднялся, сцепив пальцы полочкой, как пристойный ученик:

– Милосердный Трибунал выносит вердикт...

Толик невольно выпрямился, примеряясь к неизбежному. Куда его теперь? Наверное, в ад. Хотя ничего плохого, такого уж сильно плохого, не совершил. Даже оправдаться не дали, хорош трибунал.

– Овечка Андронов прожил жизнь серой посредственностью. Он довел своего поводыря до отчаяния, принудив нарушить Третий закон ангелов. Он не свершил ничего, за что полагается Срединное небо. Он попал сюда по предосудительной небрежности одного из членов Трибунала. Но если попал, значит, так должно быть. И потому приговаривается...

Герр Гессе сделал умелую паузу, чтобы взбодрить любопытство. Монах с кардиналом напряженно ждали, готовясь торжествовать, а Толику захотелось, чтобы у него внутри что-нибудь нервно оборвалось, или как там полагается, ведь не часто тебя отправляют в ад или куда подальше. Жаль, с Витькой не увидеться.

– … приговаривается на одну вечность к испытательному сроку. Ему присваивается номер... ах, ведь номер пока нельзя... Какое имя желает выбрать?

Затекшими губами булькнул что-то невразумительное.

– Как? – переспросил Гессе. – Тиль? Пусть так. Молодой ангел Тиль оправляется на срочную подготовку. Приговор окончательный, обжалование невозможно. Следующий!

Туман рассеялся.

Еще не до конца осознав, что произошло, Толик оглянулся: вдалеке торчали круглые рощи идеальных деревьев, живность отдыхала. Тишина.

Его оставили. Он жив. То есть не жив, но и в тартарары не сослали. И Мусик с ним. Вот это удача. И если правильно понял, теперь он сам стал... ангелом.

Толик потрогал спину. Крылья из-под комбинезона не пробились. И даже под лопаткам не чесалось. Ни перышка не вылезло. Ничего, дело наживное.

Захотелось подслушать, что происходит за туманом, но вместо пелены обнаружились развалины греческого амфитеатра. На битых камнях пристроились двое. Перед ним возвышался полноватый господин в старинном сюртуке, кудрявом парике, вязаных чулках и туфлях с большими пряжками, словно вырванный из придворной жизни позапрошлого века. Старикан поигрывал здоровенной тростью с набалдашником в виде раззявленной пасти льва и клокотал гневом.

– Ангел-кадет Тиль?

В ответ на каркающий хрип Толик приложил ладонь к виску.

– Занять место! – последовал вопль. – Опаздываете, кадет, заставляете ждать. В дг’угой раз начислю штг’афные. Так и знайте. Шутки кончились. Я не ваш ангел, котог’ого вы довели до г’учки. Я вам мог’ду бить не пог’вусь, а сг’азу влеплю И.Н. Доступно? Молчать, мег’завцы!

Почтенный расплевывал слюну и не выговаривал звонкую букву, от чего походил на пьяницу в трудном похмелье. Отъявленный пират, не хватает костыля с повязкой.

Толик устроился на краешке грубо отесанного блока, выпавшего из кладки столетий, и украдкой обозрел соседей. Ближний носил форму гражданского летчика: белая рубашка, погоны и галстук. Другой казался капитаном торгового судна. Новичка приветствовали незаметные кивки. Парочка мужиков, крепко сложенных, пугливо следила за низкорослым учителем, прохаживавшимся наглым гусаком.

– Ангел-кадет, 897-й! – рявкнул он, взмахивая палкой.