И он вытянул ноги и приказал грубо:

– Снимай с мужа сапоги!

Вскоре после свадьбы великий князь Святослав вызвал к себе Олега и Мономаха, усадил с собой за стол, стал угощать едой и питьем, говорил ласково:

– Выросли вы незаметно, Владимир вон семьей обзавелся. Старые старятся, молодые растут! Но это присказка, сказка будет впереди. Надумал я большое дело, которое потребует вашего участия. Нет мне большей веры никому, кроме вас! Оба вы честные люди и смелые воины, вы будете моей правой рукой.

Быстрым взглядом оглядев их, продолжал:

– Годы у вас почти одинаковые, Олег немного постарше тебя, Владимир. Но не на много. Так что легко будет вам понять друг друга, легче принимать решения.

– В чем дело, отец? – не вытерпел непоседливый Олег.

– В поход собираюсь отправить вас. Во главе большого войска думаю поставить, чтобы вернулись вы с победой и славой.

– И куда мы должны идти?

– Вот это главный вопрос – куда и против кого! – внезапно развеселился великий князь и неожиданно стукнул кулаком по столу. – Проучить надо некоторых правителей, чтобы они уважительнее относились к Руси, не принимали у себя разных проходимцев, не пригревали под своим крылышком врагов нашей родины!

– Значит – поход на запад? – догадался Мономах.

– Да, да, против чешского короля Врастислава, во владениях которого долгое время обретался изменник Изяслав. Вместе с вами пойдет польское войско. У поляков свои счеты с Чехией, они будут нашими надежными союзниками.

– И с ними есть договоренность? – спросил Олег.

– Разумеется. Все лето шли переговоры. Польский король начал их, потому что война эта выгодна в первую очередь ему. Ну и нам тоже в определенной мере…

Скрывал Святослав, что имел свои личные интересы в этом походе. Прошли годы, и забылась его победа на реке Снови, когда он с тремя тысячами разбил двенадцатитысячное войско половцев. Молва о нем тогда разнеслась по всей Руси. Вот ему и сейчас хотелось увенчать себя новыми победами, но уже в западных странах. Однако годы ушли, возглавить войско стало не по силам. Мономах и Олег должны были добыть славу и честь великому князю, показать мудрость и силу правителя.

– Отец, мы с Мономахом справимся! – горячо проговорил Олег.

– Не сомневаюсь, сын. Только мне надо определиться, кого из вас поставить старшим…

– Чего ж тут думать! У кого больше лет, тот и старший! – весело ответил Олег.

– Так-то оно так. Но я тут прикидывал в уме… Ты, Олег, пылок, безумно храбр, и это хорошо. Можешь выиграть битву, но не способен продумать весь ход боевых действий на месяцы вперед…

– Что-то я не пойму тебя, отец…

– Я веду разговор к тому, чтобы поставить во главе войска человека, устремленного в будущее, предвидящего все трудности и сложности похода. Иначе противник может переиграть, запутать, завести в ловушку и разгромить.

– Я, по-твоему, не обладаю такими качествами?

– Ты живешь сегодняшним днем, текущими заботами. Ты такой, и ничего с этим не поделаешь. Поэтому я решил поставить во главе войска Мономаха.

Олег опустил голову. Он не скрывал, что огорчен решением отца, но, подумав, нашел в себе силы сказать:

– Пусть будет так. Наверно, ты прав, отец. Я обещаю, что буду неукоснительно выполнять все приказы и распоряжения моего двоюродного брата.

Сказав это, Олег встал и удалился. Глядя ему вслед, Святослав проговорил:

– Самолюбив! Но, наверно, каждый на его месте был бы недоволен. Ничего, перемелется – мука будет. Главное, чтобы дело не пострадало. Поэтому своего решения я не изменю.

Они просидели долго, обсуждая, каких князей необходимо привлечь к походу, каков будет обоз, что брать из продовольствия и снаряжения.

Когда Мономах сказал Гите о предстоящем походе, по ее лицу пробежала тень. Задумавшись, она произнесла:

– Я опасаюсь походов. Боюсь с тех пор, когда отец допустил ошибку перед битвой под Гастингсом. Только что он выиграл сражение. Разгромил норвежского конунга Гарольда Смелого. Это случилось на севере страны. И тут пришло известие о высадке норманнов на юге. Высадились большие силы, вел их Вильгельм Рыжебородый. Отец двинулся навстречу ему. Войску пришлось идти через всю страну. Отец измотал его длинным переходом. А потом бросил в бой, не дав отдохнуть. Англы были разгромлены, а мой отец погиб. Бароны потом говорили, надо было остановиться хоть на сутки. Ведь битва склонялась в нашу сторону. Но не хватило сил на последний натиск. Самый последний, решающий. Потому что воины не отдохнули, не набрались сил перед сражением. Постарайся, супруг, не повторить этой ошибки в своих походах!

Мономах уже знал, что после победы под Гастингсом Вильгельм Рыжебородый захватил Лондон и установил норманнское господство над всей Англией. Королевская семья бежала на один из островов, оттуда переправилась во Фландрию, затем в Данию, ко двору короля Свена, который находился в состоянии войны с норманнами. С его помощью братья Гиты пытались собрать войско и отвоевать отцовские владения, но потерпели неудачу. Гита с родственниками влачила жалкое существование на скупые подачки датской королевской семьи…

Когда Мономах впервые услышал рассказ о прежней жизни Гиты, он не почувствовал к ней большого сострадания. Умом он, конечно, понимал, что ей пришлось многое пережить, но сердце оставалось глухим к ее бедам. Что поделаешь, судьба всех правителей такова: сегодня ты у власти, а завтра могут выкинуть на обочину; на Руси во время феодальных смут он немало повидал такого… Только подумал огорченно: «И стоило отцу свататься к изгнанной из страны принцессе! Неужели не мог найти подходящую пару из правящего дома?»

Они сидели за столом, завтракали. Слуги бесшумно меняли блюда, наливали напитки. Владимир был несколько удивлен: жена впервые проявила к нему участие. До этого она вела себя сдержанно и замкнуто, видно, была занята своими переживаниями. Ее слова он выслушал внимательно, ответил вежливо, но прохладно:

– Я буду осторожен в походе.

Некоторое время ели молча. Потом Гита наклонилась к нему и прошептала на ухо:

– Владимир, я что-то хочу сообщить тебе важное…

Он отложил ложку, взглянул на нее и увидел сияющие глаза и загадочное выражение лица. Спросил сухо:

– Что случилось?

Она будто поперхнулась и наклонилась над чашкой. Ответила отстраненно:

– Об этом потом.

Он пожал плечами. Завтрак закончили в молчании.

Вся зима 1076 года прошла в сборах к походу. Как-то к Мономаху подошла мачеха, сказала с улыбкой:

– Ничего не замечаешь за своей супругой?

Он непонимающе взглянул на нее.

– Беременна она. Какими же вы, мужики, слепыми бываете!

Это известие не обрадовало и не огорчило его. Он только спросил:

– А что мне делать? Как поступать?

– А так, как и прежде, – игриво засмеялась мачеха, почти ровня его жене. – Но не мешало бы сделать какой-нибудь подарок Гите.

Он вспомнил разговор за столом, когда Гита хотела что-то сказать ему важное, а потом раздумала, и только теперь понял, что она намеревалась сообщить ему о своей беременности. Не понял он ее тогда… Ну не понял и не понял, теперь стало ясно. Что от этого изменилось? – как-то равнодушно думалось ему.

Он сходил на рынок, у новгородского торговца выбрал понравившиеся серьги, преподнес Гите. Она взглянула ему в глаза, губы тронула едва заметная улыбка:

– Спасибо…

А потом спросила:

– Кого бы ты хотел – мальчика или девочку?

Он подумал, ответил:

– Мужчины всегда хотят мальчиков. Но я молю Бога, чтобы ты благополучно разрешилась от бремени.

И, помедлив, спросил участливо:

– Как себя чувствуешь? Ничего не болит?

Она благодарно улыбнулась ему:

– Спасибо. Я здорова.

В апреле, как установились дороги, к Владимиру-Волынскому подошла дружина великого князя Святослава во главе с тысяцким Ратибором. Следом за ней явился Олег с ростово-суздальской ратью, Всеволод прислал переяславскую дружину, Мономах подготовил местные силы. Большое войско, обремененное обозом, двинулось в западном направлении.