— Конечно, нет, — подтвердила Ракель.

— В таком случае это его жена, — заключил Улибе. Он взял портрет, аккуратно положил его в футляр и спрятал его в глубинах своей туники.

— Известно ли нам, где она живет? — спросил Исаак.

— Никто ничего о ней не знает, — ответил епископ. — У нас есть ее портрет, но ее никто не узнал. Она может жить где угодно, от Арагона до Кастилии.

— Я бы сказал, что она какое-то время жила в Барселоне, — сказал Улибе. — Сделаю все возможное, чтобы найти ее.

— Мастер Исаак, — сказал Беренгер, — я еще не поблагодарил вас за то, что вы явились на мой зов, как будто у вас нет других дел, кроме как ублажать мои прихоти.

— Всегда к услугам Вашего преосвященства, — отозвался Исаак.

— Отлично. Тогда расскажите — так точно, как можете только вы — о том человеке, которого вы лечили в обители матушки Бенедикты.

Быстро, но четко Исаак описал состояние, расположение ран, лихорадку и бред больного.

— Все было кончено, мы только успели понять, что он из Кастилии.

— Можете ли вы сказать, когда он получил свои раны? — спросил Улибе.

— Чтобы началось загнивание, ранам подобного типа требуется несколько дней — четыре или пять. А с этого момента процесс развивается очень быстро, — добавил он. — Мы навестили его в среду вечером. Он мог быть ранен в предыдущий четверг — плюс-минус один-два дня.

— В четверг? Я должен с ним поговорить.

— К сожалению, милорд, это уже невозможно, — сказал Исаак. — Мы поместили его самое лучшее место — прохладное, хорошо проветриваемое — и делали для него все, что могли, но он был обречен еще прежде. Я знаю, что капитан несколько раз приходил к нему, пытаясь вытянуть из него как можно больше информации, пока он еще был способен ее давать, но удалось ему что-то узнать или нет — мне это неизвестно.

— Может ли кто-нибудь рассказать, как он выглядел?

Ракель очень точно описала внешность человека, подчеркнув, что он наверняка выглядел гораздо лучше, когда не был на смертном одре.

— Совершенно справедливо, госпожа, — кивнул Улибе, — но это никак не влияет на его рост, волосы, цвет глаз или форму его носа. Как правило, — добавил он. — Но в любом случае я его узнал. Он был одним из тех двоих, что следили за нами. Паскуаля это очень раздражало. В ночь, когда он пропал — а это был четверг — перед тем как я заснул, он сказал, что хочет с ними разобраться. Эта гнойная рана, которую вам пришлось лечить, вполне могла быть нанесена мечом Паскуаля. Или же его кинжалом.

— Его звали Мартин, — произнес епископ. — И он был из Туделы, что наш доктор, несомненно, сказал бы вам, если бы вы дали ему шанс.

— Простите, мастер Исаак.

— Не стоит даже говорить об этом. Тот второй, которого вы видели, несомненно, некий мастер Геральтдо, — откликнулся Исаак. — Когда Мартин из Туделы бредил, он постоянно умолял своего хозяина придти и спасти его. Мы спросили, кто его хозяин. Он ответил — Геральтдо. Казалось, он не считал нужным скрывать его имя.

— Геральтдо? — переспросил Улибе. — Я запомню.

— Сколько вы пробудете в Жироне, милорд? — спросила Ракель.

— Пока жара не спадет настолько, чтобы можно было спокойно ехать, — ответил он. — Сначала я должен найти убийцу. Потом я вернусь и буду искать жену моего друга.

— Это может оказаться сложной задачей, — заметил Исаак, — но не невыполнимой.

— А что бы вы на моем месте сделали, мастер Исаак? — немного удивленно посмотрел на него Улибе.

— Если бы я был зрячим? Я бы начал с поисков записей о передаче имущества в качестве приданого. Как вы сказали, эта дама одета в богатое и модное платье. В ее письме говорится о земельных угодьях и о покупке виноградников и пастбищ. Все это не корзины с яблоками или меры муки, которые можно купить на рынке за несколько медяков.

— Но почему приданое? Почему не недавние сделки?

— Приданое даст вам и имя ее семьи, и имя ее мужа сразу. Это может оказаться полезным. А также название города, около которого расположена усадьба.

— Да, это было бы крайне полезно, — согласился Улибе.

— И начал бы я прежде всего отсюда.

— Почему отсюда?

— Неужели вы сами себе не задавали вопрос, куда отправился сеньор Паскуаль ночью в четверг и где он пробыл до утра в понедельник?

— Задавал, но он и прежде нередко исчезал с какими-то поручениями. Он часто куда-то пропадал и объяснял все после своего возвращения, — ответил Улибе.

— Меня всегда удивляло, как такой образованный человек, каким был сеньор Паскуаль, довольствовался столь малой должностью на бирже, — заметил Исаак. — Но это имеет смысл, если он вынужден был скрываться и хотел время от времени навещать свою жену.

— Возможно, вы правы. Но боюсь, с ней придется подождать, — сказал Улибе. — Когда я ее найду, мне хотелось бы преподнести ей голову того негодяя, который убил ее мужа, — холодно добавил он.

— Это меня не удивляет, — сказал Исаак.

— Вынужден вас покинуть, господа, госпожа Ракель, — Улибе поднялся и поклонился присутствующим. — Мой путь — на запад, в поисках убийцы.

— Желаю вам безопасного путешествия, — сказал Исаак.

— И хорошей охоты, — к общему изумлению добавила Ракель.

Леа и Наоми поспешно собирали со стола тарелки и салфетки после своего скромного ужина. Сегодня, в пятницу, им предстояло переделать на кухне еще кучу дел — до того как солнце скроется за горизонтом. Исаак в одиночестве сидел во дворике возле фонтана, углубившись в свои мысли под нежные переливы струй.

Когда зазвенел колокольчик, он подавил в себе поднявшееся было раздражение и крикнул Ибрагиму, чтоб тот посмотрел, кто пришел.

— Бесполезно, пап, — сказала Ракель, спускаясь с лестницы. — Он наверняка уже дрыхнет. Я сама посмотрю.

— Спасибо, дорогая, — ответил отец. Смысла спорить со столь очевидным не было.

— Папа, это госпожа Бенедикта и она хочет поговорить с тобой, — несколько мгновений спустя Ракель вернулась во дворик.

— Она заболела?

— Нет, папа.

— Пусть войдет.

Матушка Бенедикта, шурша юбками, твердым быстрым шагом пересекла дворик.

— Мастер Исаак, не буду просить у вас прощения за то, что так врываюсь в ваш дом, — тут же начала она, — потому что уверена, что вас заинтересует то, что я принесла. А если и не вас, то вашего господина — епископа, а это почти одно и то же, ведь так? — она говорила с такой горячностью, как будто лекарь спорил с каждым ее словом.

— Прошу вас, госпожа, — произнес лекарь, — присаживайтесь. Не хотите ли чем-нибудь освежиться? Сегодня жаркий день, и боюсь, что вам пришлось идти сюда по самой жаре. Ракель! — позвал он.

— Да, папа, — отозвалась она. — Я уже принесла прохладительные напитки для вас обоих. — Ракель разлила мятно-апельсиновый напиток по двум чашкам из кувшина, который держала в руках. Она поставила кувшин на стол и удалилась в отцовский кабинет, откуда могла слышать весь разговор.

— Когда капитан стражи епископа забрал от меня моего гостя, не затруднившись даже попрощаться и спросить, сколько они мне должны, — резво начала Бенедикта, — я собрала все его вещи. Понимаете, я думала, за ними пришлют позже, но никто так и не появился, и они все еще у меня. Должна сказать, что часть этих вещей — деньги, я их пересчитала и, между прочим, не тронула ни грошика, несмотря на то что, по моим прикидкам, он обошелся мне в десять пенсов, еще когда был жив, а если учесть, сколько раз мне пришлось бегать по лестнице вверх-вниз, чтобы убедиться, что бедняга жив, то и больше.

— Вы все принесли с собой? — спросил Исаак.

— Да.

— Отлично, — сказал Исаак. — Ракель! Не могла бы ты подойти и помочь нам? И принеси бумагу, перо и чернила. Мы дадим вам расписку, в которой перечислим все, что вы принесли, и никто не сможет обвинить вас в том, что вы присвоили что-то чужое.

— А вы что с этими вещами сделаете? — спросила Бенедикта.

— Я отнесу все Его преосвященству, а он уж сам решит, что с ними делать.