Или когда касался таких, как леди Мидлбо?

Неужели с другими женщинами у него было так же? Неужели это всегда одинаково для него? Как такое может быть?

Ей вдруг пришло в голову, что, возможно, его ноги тоже превратились в желе. Возможно, и по этой причине ему понадобилось сесть.

Тут Майлс открыл глаза, устремив на нее обжигающий взгляд. И казалось, он пытался принять какое-то очень важное решение.

Судя по всему, огонь в камине разожгли недавно, поэтому в комнате становилось все теплее. По крайней мере, именно так Синтия объяснила тот факт, что ей стало жарко.

— Ладно. Я покажу вам кое-что, мисс Брайтли.

Она чуть не подпрыгнула от неожиданности. Его голос — мягкий и чуть хрипловатый — отозвался трепетом во всем ее теле.

Но как ни странно, в его голосе слышалось смирение. Как будто он шел на это неохотно, неуверенный в ее реакции и даже в благоразумии подобного шага.

Он криво улыбнулся, ожидая ее ответа.

«Слава Богу», — сказала бы Синтия, если бы к ней вернулся дар речи.

Должно быть, Майлс прочитал этот ответ на ее лице. Он издал короткий смешок, затем тихо сказал:

— Подойдите ко мне.

Синтия попыталась воспротивиться. Просто для того, чтобы доказать себе, что она еще обладала свободой воли.

Но у ее тела имелось собственное мнение на сей счет. Она подошла к нему, словно притянутая на веревочке. И остановилась, только приблизившись вплотную, оглушенная ударами собственного сердца.

Майлс поднял глаза — и Синтия утонула в его жарком и загадочном взгляде. Она осознала, что его руки оторвались от подлокотников, только тогда, когда почувствовала прикосновение холодного воздуха к лодыжкам. А затем за потрескиванием огня она услышала шелест своей ночной рубашки, задирающейся вверх.

По бедрам Синтии пробежали мурашки, колени ослабели, и она не без иронии отметила, что ее собственная ночная рубашка превращается… в инструмент совращения.

«Впрочем, это вовсе не совращение», — напомнила себе Синтия. Она никогда этого не допустит.

«Это далеко не все», — кажется, так он сказал.

Теперь она стояла перед ним почти обнаженная. Стояла перед мужчиной, которого знала всего лишь несколько дней. Боже, ведь надо быть сумасшедшей, чтобы позволить этому случиться!

«Безопасен», — сказал он. Неужели она и вправду доверяет ему?

Но как он догадался?

Впрочем, похоже, все доверяют Майлсу Редмонду.

Здравый смысл начал вытеснять блаженное оцепенение, и Синтия напряглась. Майлс почувствовал это, как, вне всякого сомнения, почувствовал бы напряжение в любом теплокровном животном, находящемся в его власти. Он вопросительно взглянул на нее, предоставив ей секунду на размышления. Судя по легкой дрожи пальцев и прерывистому дыханию, эта пауза стоила ему немалых усилий.

«Пожалуй, с ним я в безопасности», — решила Синтия.

Признав это для себя, она медленно закрыла глаза в ожидании новых ощущений.

И Майлс не стал терять времени. Его пальцы принялись поглаживать ее ноги — словно он уговаривал ее развести их в стороны. Ему не пришлось долго ждать.

— Такая нежная, — прошептал он с какой-то странной мукой в голосе, не менее эротичном и возбуждающем, чем его прикосновения.

Прижав ладони к ее ягодицам, он слегка подтолкнул ее, так что его колени оказались между ее ногами.

— Сядьте, — прошептал он.

— Сесть? Куда?..

— На мои колени, — непринужденно отозвался он, словно это было в порядке вещей.

Синтия подчинилась, усевшись на него. Майлс судорожно выдохнул, и в его глазах вспыхнуло темное пламя, а на шее проступили жилы. И она тут же почувствовала и увидела шокирующую твердость его естества, натянувшего брюки.

Ослабев от желания, Синтия тихонько вздохнула. А Майлс негромко проговорил:

— Почему бы вам, не спустить рубашку с плеч?

Несмотря на вкрадчивый тон, во всей его повадке было нечто неумолимое и по этой причине — бесконечно манящее.

Руки Синтии, такие же рабы его голоса, как и все ее тело, потянулись к вороту ночной рубашки. Не в силах отвести взгляд от его лица, она нащупала завязки, стягивающие горловину.

Майлс ждал, наблюдая за ней словно завороженный. От его тела исходил жар, обжигавший ее бедра даже сквозь ткань брюк.

Синтия дернула за завязку, распустив узел. Ворот ночной рубашки расслабился, и она почувствовала прикосновение прохладного воздуха к разгоряченной коже.

Глаза Майлса вспыхнули еще ярче. Синтия же медлила, испытывая на нем свои чары и проверяя его терпение.

Внезапно оробев, она отвела взгляд и пожала плечами. И в тот же миг ворот ее ночной рубашки разошелся. Но не настолько, чтобы удовлетворить Майлса. Он тотчас взялся за него и стянул рубашку пониже.

Не прошло и секунды, как он накрыл ее груди ладонями, горячими и шершавыми от верховой езды и от охоты. Он принялся поглаживать большими пальцами ее уже отвердевшие соски, и она со стоном выдохнула:

— О Боже!

Он тотчас накрыл ее губы своими, и Синтия пылко откликнулась на этот поцелуй, выгибаясь навстречу его рукам, ласкавшим ее груди.

Его губы перебрались на ее шею, подбираясь к уху и чувствительному местечку за ним. Синтия повернула голову, чтобы облегчить ему доступ к каждому выступу и каждой впадинке; она содрогалась от наслаждения, которое доставляли ей его губы, язык и руки.

Это было подобно лихорадке, которую она подхватила как-то в детстве. С тем лишь отличием, что сейчас она готова была находиться в этом жару бесконечно долго.

Когда его губы снова вернулись к ее губам, она полностью отдалась поцелую, отдалась со всей возможной страстью.

Ненадолго отстранившись, Майлс поднес к ее рту два своих пальца, и она лизнула их машинально. В следующее мгновение он скользнул влажными пальцами меж ног.

— О! — Синтия дернулась, шокированная этой интимной лаской.

Она не могла описать ощущения, которые испытала, но точно знала: ей хотелось еще.

— Я намерен довести вас до экстаза. — Его голос был хриплым, завораживающим и невыносимо возбуждающим. — Ведь вы пришли за этим, не так ли?

Его пальцы снова скользнули во влажную расщелину…

О Боже!

— Я… — Синтия содрогнулась. Она не знала, что сказать.

В его глазах светились торжество, решимость — и сочувствие. Он понимал ее состояние, так как сам же и являлся его причиной.

Его пальцы скользнули глубже, и Синтия снова содрогнулась. Но откуда он знал, как и где коснуться ее?

Ее губы приоткрылись, дыхание стало прерывистым.

— Как? — шепнул он. — Как вы хотите, чтобы я касался вас?

Голова Синтии беспомощно запрокинулась.

— Не знаю… — пробормотала она, начиная сердиться. Ведь он же отлично знал, что ей нужно! — О, пожалуйста… — простонала она.

— Как? — повторил он все тем же вкрадчивым шепотом. — Как мне коснуться вас?

Синтия сглотнула, злясь на Майлса. Ну почему он заставляет ее думать и говорить?!

— Сильнее… — пролепетала она.

Майлс нажал посильнее, и Синтию словно пронзила молния. Она выгнулась всем телом, всхлипнув от наслаждения.

— Вот так? — спросил он, явно довольный собой.

— Еще, — выдохнула она. — Пожалуйста… еще…

Она смутно видела, что губы Майлса раздвинулись в улыбке.

— Теперь мы знаем, как надо, — произнес он. — Но скажите, где еще.

— Пожалуйста, просто… еще… — взмолилась Синтия, беспокойно ерзая.

— Хорошо-хорошо. Сейчас, милая.

О, какое блаженство! Он снова коснулся ее именно так, как она хотела. Коснулся, совершая затем пальцами круговые движения.

Из ее груди вырвался стон, низкий и хрипловатый. Синтия даже не подозревала, что способна издавать подобные звуки.

А Майлс вдруг уткнулся лицом в ее шею, словно был также потрясен, как и она. Его дыхание обдавало ее кожу, охлаждая ее, и Синтия только сейчас осознала, что вся мокрая от испарины.

О, она больше не вынесет этого! Нужно остановить его. Сейчас же!

Но она поступила вопреки голосу разума. Обвивая руками шею Майлса, Синтия запустила пальцы в его волосы и, прижимаясь губами к его уху, прошептала: