Это было смелое заявление, поскольку она не представляла, входило ли в намерение Редмондов угощать своих гостей шампанским. Но она верила, что Вайолет Редмонд сумеет уговорить слуг отца.
— Надеюсь, вы не будете возражать, если мы расширим правила, позволив джентльменам пить портвейн или бренди, — предложил мистер Гудкайнд. Он был деловым человеком и верил, что любую сделку можно усовершенствовать.
Его предложение удостоилось одобрительного кивка от лорда Милторпа и поощрительной улыбки от Синтии.
— Решено, — сказала она, словно они и в самом деле обсуждали детали сделки.
— А кто будет считаться победителем? — спросила Вайолет.
— Тот, кто усидит на стуле, — ответила леди Уиндермир с явным удовольствием.
Все с жалостью посмотрели на Вайолет — та, по общему мнению, не продержалась бы дольше двух-трех «о, мистер Редмонд!».
— А теперь — за бокалы! — сказала Синтия. — Готовы?
Все подняли бокалы к свету, потом закивали. Вайолетт хлопнула в ладоши, и в комнате как по мановению волшебной палочки появился слуга в голубой золотистой ливрее, быстро наполнивший бокалы из хрустального графина.
Казалось, все вокруг засияло — и шерри в бокалах, и глаза гостей, сидевших за столом.
— Отлично. Игра началась, — сказала Синтия. — Раздать карты? — Она потянулась к колоде.
За окном по-прежнему хлестал косой дождь, ударяя в стекла. Но уже стемнело, и Майлс — как бы ему ни нравилось говорить без остановки о бабочках, муравьях и о том, как он впервые познакомился с «Исследованием английских муравьев» преподобного Уильяма Гоулда, — начал ощущать беспокойство. Он произносил эту свою речь в самых разных вариациях перед Королевским обществом, но ведь сейчас он говорил с женщиной, за которой намеревался ухаживать.
И она была готова к его ухаживанию — в том не возникало сомнений. При желании он мог бы превратить рассуждения о спаривании в намеки, но у него такого желания не было. Он скучал.
Тут Майлс вдруг вспомнил: третий этаж, четвертая дверь слева. Ох, бедная леди Мидлбо… Он низвел ее до унизительного состояния забытой женщины.
Ладно, сегодня вечером он заставит ее трепетать от наслаждения. Надо только держаться подальше от Синтии Брайтли, потому что от нее исходит опасность, угрожающая его душевному покою. Более того, когда Синтия была рядом, ему хотелось совершать поступки, противоречащие его благим намерениям.
Майлс поднял глаза, чтобы посмотреть, чем занята Синтия. И увидел слугу, проследовавшего мимо него с подносом, уставленным хрустальными графинами.
В этом не было ничего необычного. В Редмонд-Госе слуги были повсюду — как часовые, стоящие вместе с горничными на страже ослепительной чистоты и идеального порядка.
Но при виде этого слуги у Майлса возникло странное ощущение дежа-вю.
Озадаченный, он проводил его взглядом, окончательно отказавшись от попыток вслушиваться в то, что говорила Джорджина.
Слуга же направлялся к столу, где сидела Синтия — с разрумянившимся лицом, обрамленным великолепием рыжеватых волос, и в атласном платье цвета шампанского, перехваченном под грудью бронзовой лентой. Остальные — включая и его сестру — также подозрительно разрумянились.
Слуга налил всей компании бренди и шерри и поспешил к выходу. Когда он проходил мимо, Майлс заметил, что лицо его тоже раскраснелось, но от усталости; лоб слуги был покрыт испариной, и казалось, что он чем-то раздражен.
— Вы согласны, мистер Редмонд? — говорила между тем Джорджина. — Тогда как муравьи, которые водятся здесь, в Суссексе…
— Джорджина, сколько раз этот слуга прошел мимо нас за последний час или около того?
— Я… Господи, я даже не заметила. Наша беседа была такой интересной.
Сидевшие за карточным столом встрепенулись и завертели головами, словно выводок сусликов, высунувшихся из своих норок.
— А это считается? — услышал Майлс чей-то шепот. Кажется, Гудкайнда.
Последовало перешептывание; головы игравших в карты сошлись так близко, что Майлс мог видеть только их макушки. Через некоторое время все снова откинулись на спинки стульев, дружно подняли свои бокалы и отхлебнули из них.
Игра в карты возобновилась, хотя игроки то и дело бросали взгляды в его, Майлса, сторону и тут же отводили глаза. Но Майлс видел улыбки, мелькавшие на их склоненных лицах.
— Прошу прощения, леди Джорджина, — пробурчал он. — Вы позволите мне отлучиться на минутку?
— Да, конечно, но вы…
Однако Майлс уже встал и решительно направился к игрокам. Карточный стол освещали газовые лампы — отец обожал современные удобства и всегда первый устанавливал их. Так что Майлс сразу увидел, что глаза его сестры изрядно осоловели.
Его встретили с некоторой настороженностью, но при этом весьма приветливо.
— О, Майлш!.. — воскликнула Вайолет так радостно, будто они воссоединились после долгой разлуки. — Я так счастлива… что ты здесь! А где папа? — Вайолет нахмурилась, затем подалась вперед и схватила леди Уиндермир за руку. — Вы не помните, о чем я хотела спросить Майлша? — прошептала она.
— О шампанском, — подсказала та таким же громким шепотом.
— Ах да! — просияла Вайолет. — Майлш, где папа держит… шампанское?
Майлс никогда еще не видел Вайолет навеселе. И сейчас он находил, что это довольно забавное зрелище. И в то же время он пребывал в бешенстве.
— А почему тебя это интересует, Вайолет? — осведомился Майлс.
Синтия Брайтли, старательно избегавшая его взгляда, уткнулась в свои карты — словно в них заключалось ее спасение. При этом она прикусила нижнюю губу в тщетной попытке подавить улыбку.
Тут Вайолет поманила его к себе, и Майлс имел неосторожность склониться к ней. Она схватила его за рукав и резко потянула к себе и доверительно прошептала ему на ухо:
— Нам нужно шампанское, Майлш. Если ты продолжишь говорить с леди Джорджиной, нам понадобится шампанское. Потому что шерри почти закончилось.
Майлс осторожно высвободился из ее хватки и выпрямился — как раз в тот момент, когда появился слуга с графином с шерри. Наткнувшись на испепеляющий взгляд Майлса, он развернулся и двинулся туда, откуда пришел.
Мистер Гудкайнд расстегнул несколько пуговиц на жилете, чтобы дать простор своему животу. У лорда Милторпа покраснел нос, а на щеках проступили ярко-красные прожилки. Леди Уиндермир побагровела, покрывшись пятнами от волос до выреза платья. Этот цвет плохо сочетался с ее бордовым платьем и таким же тюрбаном с перьями, который по какой-то причине сбился набок, хотя в начале вечера он сидел на ее голове ровно. Теперь перья располагались горизонтально; когда же она поворачивала голову, они лезли Гудкайнду в ухо. И каждый раз, когда это случалось, тот отстранял их рукой, в недоумении улыбаясь, поскольку к тому времени, когда он поворачивал голову, перья исчезали.
Майлс нахмурился и проговорил:
— Хорошо проводите время? — Он обращался ко всей компании; они явно наслаждались какой-то общей шуткой, и ему не нравилось, что он не знал, что происходит. Но у него было сильное подозрение, что эта шутка каким-то образом связана с ним.
— О да! — последовал дружный ответ.
И воцарилось молчание.
— Во что играете? — любезно осведомился он у Синтии.
Но Вайолет опередила ее.
— А ты, Майлш, хорошо проводишь время? — спросила она с притворной озабоченностью. — Знаешь, ты должен больше развлекаться. И не только с туземными девушками. — Вайолет умолкла и прижала ладонь ко рту, изобразив невинный вид. А потом вдруг икнула.
Давление в крови Майлса упало до предгрозового уровня. Его бесила Вайолет, бесила Синтия, он злился на обстоятельства, на то, что Джорджина навевает на него скуку. И он злился на себя самого из-за того, что злится.
— Извини, Майлш, — печально произнесла Вайолет. — Я не могла сдержаться.
Майлс медленно повернул голову и посмотрел на Синтию. А та прямо-таки вибрировала от сдерживаемого смеха, как лист на ветру. При этом она прикрывала рот обеими руками, как будто пыталась сдержать ураган смеха, буквально распиравший ее.