— Он ушел? — хрипло спросила Гейл. — Слуга… ушел?

Марио кивнул. Трудно говорить. Ему передался ее голод, выразившийся в мощной эрекции.

Она вошла в прихожую и закрыла за собой дверь. Учащенно дыша, шагнула к нему и стала расстегивать на нем брюки.

— Жестокий, — простонала Гейл. — Тебя не было так долго.

Он понял. Это действительно жестоко, если учесть, как они относятся друг к другу.

Ее пальчики проворно забегали у него по груди, по животу, она поспешно освобождала его от одежды. Казалось, от нее исходят волны жара. Неужели он сейчас взорвется?

Она не сводила с него глаз, торопливо снимая платье. Она наблюдала, как он реагирует на ее наготу. Когда спустила с плеч бретели платья, она со стоном прислонилась к двери, извиваясь всем телом.

— Иди ко мне, — приказала она срывающимся голосом. — Не нужно прелюдий. Возьми меня!

Возбужденный так же сильно, как и она, Марио все же помнил ее слова о том, как она поступит, если он не наденет презерватив. Может, она его проверяет, ищет предлог его бросить?

— Погоди, я надену…

— Я принимаю пилюли, — хрипло прошептала Гейл. — И все время принимала. Не смотри на меня так! Ведь ты сам все время этого хотел. Так покажи мне, как невероятно хорошо заниматься любовью, когда нам ничто не мешает! Возьми меня! Только быстро, пока я не передумала.

Он сделал, как она просила. Быстро. Грубо. Вонзаясь в нее снова и снова, радуясь дрожи, пронизавшей ее с головы до ног.

Теперь она по-настоящему принадлежит ему, подумал он, тоже взрываясь, крича от удовольствия, но не слыша собственных криков. И лишь немного погодя, успокоившись, Марио понял: что-то не так. Совсем, совсем не так.

— Гейл! Гейл, милая, что случилось?

Она плакала.

Он взял ее за подбородок, но она продолжала истерически рыдать. Когда у нее подогнулись колени, он подхватил ее на руки и понес в спальню.

Марио ничего не понимал. Он растерялся. Он нежно уложил ее на синее одеяло. Когда попытался прикрыть ее платьем, она всхлипнула и откатилась подальше, свернулась калачиком, подложила руки под щеку и плотно закрыла глаза. Однако при этом не переставала горько плакать.

Он не знал, что сделать, что сказать, чтобы утешить ее. Почему она так горько рыдает, словно у нее душа расстается с телом? Разве ей сейчас было плохо?

Определенно, нет. Наверное, она все же каким-то образом испытывала его, а он самым жалким образом провалился. Ведь всего несколько минут назад он твердил себе, что ему достаточно только увидеть ее. И что натворил? Он взял ее прямо на пороге гостиничного номера, словно дикарь!

— Тише, любимая, — прошептал Марио, гладя Гейл по голове. — Иначе ты разболеешься.

— Ты не понимаешь, — с трудом выговорила она. — Это меня… Бог наказывает!

— Наказывает? За что?

— За самый страшный грех!

— Какой?

— Я была плохой матерью. О Боже! Я не хотела говорить… Теперь ты будешь еще больше презирать меня!

— Презирать? Тебя?! Гейл, милая, да я люблю тебя! Ты уже, наверное, и сама догадалась!

Она застыла, потом медленно открыла заплаканные глаза.

— Как смеешь ты говорить мне о любви, когда знаешь, что мне тоже известно, что это неправда? Помнишь, я ведь была с тобой, когда позвонила женщина, которую ты любишь по-настоящему. Я слышала, как ты говорил с Эмилией. Так тепло, так нежно!

Марио покачал головой. Как жаль, что он раньше не рассказал ей правду. Но тогда он очень злился на Гейл. И серьезно не подозревал, что звонок Эмилии так ее заденет. Но теперь он понял, как она восприняла тот его разговор, и пожалел о своей беспечности. Однако, с другой стороны, ревность недвусмысленно указывает на то, что Гейл испытывает к нему более сложное чувство, нежели простое вожделение.

Он склонился над ней и нежно поцеловал ее в губы.

— Я больше не люблю Эмилию. И она меня, наверное, тоже. Когда-то давно я очень любил ее. Но моя любовь была чувством избалованного молодого принца, который привык получать все, что пожелает. Наверное, из-за невозможности получить Эмилию мне казалось, что мои чувства к ней сильнее, чем на самом деле. Но лишь когда я узнал тебя, я понял, что такое настоящая любовь. В ту ночь я вовсе не шептал ей нежные слова. Я очень встревожился. Эмилия позвонила, чтобы сказать мне, что у нее рак.

— Рак?!

— Да, Лейкемия. Перед лицом возможной смерти она, видимо, поняла, что всю жизнь любила только одного человека — своего мужа. И даже более того. Они с Виктором откровенно поговорили, возможно, впервые за все время их брака, и открылись друг другу. Когда она призналась брату, что была влюблена в меня, то с удивлением узнала, что Виктору, оказывается, давно известно о нашем запретном чувстве и что он все время боялся, что она по-прежнему любит меня. Когда Эмилия уверила мужа в том, что всю жизнь любит его одного, он предложил ей позвонить мне и все разъяснить. Они оба волнуются, что я так долго не женился из-за нее. Я рад был сказать Эмилии, что встретил девушку, которую полюбил и на которой хочу жениться.

— Так ты хочешь на мне… жениться?!

— Больше всего на свете.

— Но… как можно? Ведь ты совсем меня не знаешь. Я говорила тебе. Я настоящая дрянь.

— Из-за ребенка, который у тебя был? И которому ты была плохой матерью?

Сейчас нужно быть очень осторожным, чтобы не выдать свою осведомленность, подумал Марио. Пусть лучше сама расскажет ему обо всем, когда захочет.

Она кивнула, и слезы снова заструились у нее по щекам.

— Мэтью, — хрипло прошептала она. — Он… умер. От лейкемии. Ему было всего шесть лет, и он… так и не узнал, что я его мать. Он думал, что я — его сестра.

Гейл снова разрыдалась. Марио обнял ее и прижал к себе. Наконец она немного успокоилась.

— Извини, — прошептала она, вытирая лицо руками. — Мне… неприятно говорить об этом. Я очень расстраиваюсь…

— Гейл, мне кажется, тебе стоит все мне рассказать. Если мы собираемся пожениться, между нами не должно быть никаких тайн.

Она снова недоверчиво посмотрела на него.

— Ты правду говоришь, что любишь меня и хочешь на мне жениться? Это… не очередная уловка, чтобы я опять размякла?

Марио не мог не улыбнуться.

— Моя милая Гейл, неужели после того, как ты прибежала ко мне сегодня, я, видя твое состояние, должен прибегать к каким-то уловкам?

Она вспыхнула.

— Не знаю, что на меня нашло. Раньше со мной такого никогда не было. Но ведь раньше… я никогда еще не была влюблена.

Марио не верил собственным ушам. Он лишь питал слабую надежду на то, что она полюбит его когда-нибудь потом. Но она сама говорит…

— Ты не была влюблена в отца твоего ребенка?

— В Говарда? О, нет. Что ты! — Ее передернуло. — Меня к нему просто влекло. Вообще, он чем-то напоминал тебя. Очень богатый. Очень красивый. С безукоризненными манерами. Я познакомилась с ним, когда только приехала в Монреаль, чтобы стать моделью. Он был гораздо старше меня. В то время ему было около тридцати. Он пригласил меня поужинать. Я почувствовала себя польщенной и очень обрадовалась. Когда он после ужина предложил подняться к нему и выпить по последней, я, как дура, пошла. В ресторане он налил мне бокал вина, а потом… у него… я выпила еще бокал.

Ага, так вот почему она с самого начала испытывала к нему враждебность. Он напоминал ей того богатого плейбоя, который ее соблазнил, а потом бросил. И вот почему она не пьет.

— Тот подонок воспользовался тем, что ты напилась.

— Нет, что ты. Все было гораздо хуже, — сказала Гейл, издав короткий смешок, и кровь застыла у него в жилах.

— Значит… он изнасиловал тебя?

Она кивнула.

Марио сжал кулаки.

— Надеюсь, он сейчас гниет в какой-нибудь тюрьме. Если нет, я вынужден буду его убить.

— Он уже умер, — просто ответила она. — От передозировки. Несколько лет назад.

— Значит, справедливость все-таки есть.

— Самого изнасилования я не помню, — продолжала Гейл. — Видимо, он незаметно подмешал что-то в мой бокал. Как только я сделала пару глотков, у меня закружилась голова, а через некоторое время оказалось, что я лежу на диване, а потом — темнота. Я пришла в себя только на следующее утро. Я лежала голая у него в постели и поняла, что он… словом, что он все сделал, пока я была без сознания. Самое ужасное, что я ничего не могла доказать. У меня не было ни крови, ни ушибов, ни синяков. Дело в том, что я не была девственницей. Дома у меня был мальчик… Сосед, с которым мы, как говорят, гуляли все лето.