– Сделай с ней что-то особенное!

– Я так ее ненавижу, – ответила Джанет.

– Я тоже ненавижу ее, – кивнул Баки. – Я ненавижу его. Я их всех ненавижу. Сделай с ней что-то действительно из ряда вон выходящее.

Элен открыла второй врезной замок, распахнула дверь, отступила, давая им войти в дом. Симпатичная блондинка с ямочкой на правой щеке, которая, правда, появлялась лишь при улыбке. Но сейчас Элен не улыбалась.

– Джанет, Баки, вы такие подавленные. Я даже боюсь спросить, что случилось.

– Случилось что-то ужасное, – повторила Джанет. – Где Янси?

– Он на заднем крыльце. Мы решили пропустить по стаканчику перед сном, слушаем Этту Джеймс[1]. Что случилось, дорогая, что не так?

– Случилось что-то ужасное, – ответил Баки, закрывая за собой входную дверь.

– Ох, нет, – в голосе Элен слышалась тревога. – Мы вас так любим. А вы, похоже, очень опечалены. И промокли насквозь, вода капает на паркет. Что случилось?

– Случилось нечто ужасное, – повторил Баки.

– Камеру приготовил? – спросила Джанет.

– Так точно, – ответил Баки.

– Камеру? – переспросила Элен.

– Эта фотография нам нужна для нашего альбома, – ответила Джанет и сделала с Элен что-то куда более особенное, чем Баки даже мог себе представить.

Настолько особенное, что он застыл как громом пораженный, забыв про камеру, и упустил шанс запечатлеть самое-самое.

Джанет превратилась в мчащийся локомотив ярости, циркулярную пилу ненависти, отбойный молоток жестокости, вскормленной завистью. К счастью, Элен она убила не мгновенно, и кое-что из проделанного ею с женщиной потом, тоже особенного, но не такого шокирующего, Баки сумел сфотографировать.

– Думаю, из моей программы стерлись еще какие-то разделы, – заметила Джанет, покончив с Элен.

– Судя по всему, да, – кивнул Баки. – Помнишь, я говорил, что мне понравится только наблюдать? И да, действительно понравилось.

– Хочешь заняться Янси?

– Нет, к этому я еще не готов. Давай я лучше заманю его в дом. Если он на заднем крыльце и увидит тебя в таком виде, то убежит со всех ног.

Одежду Джанет и ее саму теперь вымочил не только дождь.

На просторном застекленном заднем крыльце стояла удобная плетеная мебель из ротанга. Свет приглушили, звучала тихая музыка.

Янси Беннет в белой льняной рубашке, светло-коричневых брюках и сандалиях сидел у столика, на котором стояли два стакана, вероятно, с «Каберне», и хрустальный графин, наполовину наполненный вином.

Когда на крыльце появился Гитро, Янси еще убавил звук.

– Привет, сосед, что-то ты сегодня припозднился.

– Случилось что-то ужасное, – Баки приблизился к нему. – Ужасное, ужасное.

Янси Беннет отодвинул стул от стола, поднялся.

– Что? Что случилось?

– Не могу даже сказать. Не знаю, как об этом сказать.

Янси положил руку на плечо Баки.

– Эй, дружище, что бы это ни было, мы здесь и всегда поможем.

– Да. Знаю. Вы здесь и всегда поможете. Я хочу, чтобы тебе сказала об этом Джанет. Сам не могу. Она сможет. Она в доме. С Элен.

Янси попытался пропустить Баки вперед, но тот предпочел войти в дом следом за хозяином.

– Ты хоть намекни, Баки.

– Не могу. Просто не могу. Это так ужасно. Как-то по-особенному ужасно.

– Что бы это ни было, надеюсь, Джанет держится лучше, чем ты.

– Лучше, – согласился Баки. – Она очень даже хорошо держится.

Войдя на кухню следом за Янси, Баки закрыл дверь на заднее крыльцо.

– Где они? – спросил Янси.

– В гостиной.

Едва Янси шагнул к темному коридору, который вел к комнатам в передней части дома, на ярко освещенную кухню вышла Джанет.

Алая невеста дьявола.

В ужасе Янси отпрянул.

– Господи, что с тобой случилось?

– Со мной ничего не случилось, – ответила Джанет. – Это я позабавилась с Элен.

А мгновением позже она начала забавляться с Янси. Он был мужчиной крупным, она – женщиной среднего роста. Но он принадлежал к Старой расе. А она – к Новой, исход не мог вызвать сомнений, как, скажем, и в поединке топора и сурка.

А самое удивительное заключалась в том, что Джанет ни в чем не повторилась. Ее злобная ненависть к Старым людям проявила себя в уникальных жестокостях.

Камера в руках Баки щелкала и щелкала.

При полном безветрии дождь не хлестал, а тяжело падал с неба, зачерняя и без того черный асфальт, придавая масляный отблеск тротуарам.

Детектив отдела расследования убийств Карсон О’Коннор и ее напарник Майкл Мэддисон бросили свой седан, выданный им Управлением полиции, потому что его хорошо знали другие сотрудники Управления. Они больше не доверяли коллегам.

Виктор Гелиос заменил клонами многих чиновников городских структур. Возможно, только десять процентов сотрудников были творениями Виктора, но опять же… может, и девяносто процентов. И осторожность требовала от Карсон предполагать худшее.

Она сидела за рулем автомобиля, который они взяли у ее подруги Викки Чу. Пятилетняя «Хонда» выглядела вполне надежной, но мощностью двигателя очень уж не дотягивала до «Бэтмобила».

Всякий раз, когда Карсон резко и быстро проходила поворот, автомобиль стонал, скрипел, трясся. На ровных участках, когда она вдавливала в пол педаль газа, «Хонда» реагировала неспешно, как лошадь, которая всю жизнь с малой скоростью тащила груженую повозку.

– Как Викки может ездить на этой развалюхе? – негодовала Карсон. – У этой машины артрит, склероз, она скорее мертвая, чем живая. Неужели в ней никогда не меняли масло? Это же гроб на колесах!

– От нас требуется лишь ждать звонка от Девкалиона, – напомнил Майкл. – Кружить по улицам неподалеку от «Рук милосердия» и никуда не спешить.

– Скорость успокаивает мне нервы, – ответила Карсон.

Викки Чу приглядывала за Арни, младшим братом Карсон, страдающим аутизмом. Она и ее сестра Лиан убежали в Шверпорт, к их тетушке Ли-Ли, на случай, если созданные в лаборатории Виктора псевдолюди рехнутся и уничтожат город.

– Я рождена для скорости, – гнула свое Карсон. – Все, что не ускоряется, умирает. Это непреложная правда жизни.

В настоящее время об Арни заботились буддистские монахи, у которых Девкалион жил достаточно долгое время. Каким-то образом всего лишь несколькими часами раньше Девкалион открыл дверь между Новым Орлеаном и Тибетом и оставил Арни в одном из гималайских монастырей, где мальчику ничего не грозило.

– Тише едешь – дальше будешь, – напомнил напарнице Майкл.

– Только давай без этой чуши о зайцах и черепахах. Черепах на автострадах давят восемнадцатиколесники.

– Кроликов тоже, при всей их быстроте.

– Не называй меня кроликом, – Карсон гнала «Хонду» на предельной скорости.

– Я не называл, – заверил ее Майкл.

– Я – не чертов кролик. Я – быстрая, как гепард. Каким образом Девкалион мог отвернуться от меня, исчезнуть с Арни и оказаться в монастыре в Тибете?

– Мы это уже проходили. С Арни все хорошо. Доверься Девкалиону. Следи за скоростью.

– Это не скорость. Это ее жалкая пародия. Чем заправляют этот автомобиль, эту зеленую железяку? Кукурузным сиропом?

– Даже представить себе не могу, на что это будет похоже.

– Ты о чем?

– Каково будет твоему мужу.

– И не начинай представлять. Не заглядывай так далеко. Нам сначала нужно выпутаться из этой истории. Мы не сможем выпутаться, если начнем хватать друг друга за задницу.

– Я не собираюсь хватать тебя за задницу.

– Даже не говори, будешь ты хватать меня за задницу или нет. Мы на войне. Нам противостоят сделанные человеком монстры с двумя сердцами в груди, мы должны думать только о выживании.

Поскольку улица, которую они собирались пересечь, пустовала, Карсон решила не останавливаться на красный сигнал светофора, но, разумеется, в Новом Орлеане хватало смертельных опасностей и без выродков Виктора Гелиоса-Франкенштейна.