Глаза Мэгги блеснули в темноте.

— Человек?

Ему было плевать, родится ли их ребенок с хвостом и плавниками, лишь бы его жена была счастлива. И невредима.

— Он здоров.

Мэгги улыбнулась.

— Ребенок чувствует себя прекрасно. Я тоже. Никогда не чувствовала себя лучше.

— Хорошо, — он притянул ее в свои объятья, прижимаясь к ее стройному, нагому телу. — Я дрожу, — признался он.

— Я заметила, — Мэгги поцеловала его. — Не волнуйся, любовь моя. Ты будешь прекрасным отцом.

О, Боже. Кровь отлила от его головы. Хорошо, что он уже лежит.

— А ты будешь замечательной матерью.

— Надеюсь, что так, — она тихо засмеялась, молодая и неуверенная. — У меня не было примера, которому я могла бы следовать.

Калеб подумал о своей матери, которая оставила его, и об отце, который утопил свое горе и негодование в бутылке.

— У меня тоже, — сухо сказал он.

Но радость Мэгги вытеснила все сомнения.

— О, твоя семья! — воскликнула она. — Мы должны рассказать им.

Калеба пронзил страх.

— Может не сейчас.

— Нет, — настояла она. — Сейчас. Я так счастлива. Я хочу, чтобы они разделили это с нами.

— Мэгги…

— Все будет прекрасно, — сказала она ему. — Все замечательно. Что может случиться?

Обстановка в пещерах была настолько напряженной, насколько плотным был окружающий пар и запах серы. Волшебный синий свет осветил влажные своды пещер и зарябил на поверхности воды.

Конн призвал огни ради Люси, чтобы она не споткнулась в темноте. Ее глаза не приспособлены видеть то, что лежало под поверхностью воды, как глаза селки.

Она не была частью всего этого, что бы он не говорил ей в башне.

Конн старался сохранить свое лицо невозмутимым, а мысли — сосредоточенными на их задаче. Люси заслужила свое право стоять плечом к плечу с хранителями. К несчастью, правда заключалась в том, что ему, возможно, понадобится Люси и ее сила.

Дети моря не могли повелевать этими вратами в Ад, задуманными и созданными соперничающими элементами, землей и огнем. Конн и хранители не могли сдвинуть тектонические плиты, закрыв щель между ними. Но они могли запечатать ее, закупорив расщелину с помощью магии, как мелкие фермеры заделывают глиной щели между камнями в своих домах.

Если бы только Конн смог объединить их силы. Он огляделся вокруг. Селки были одиночками по своей природе. Они вместе охотно и слаженно не работали. Даже здесь, даже сейчас, их силы вырывались из-под контроля, устремляясь во всех направлениях, словно пойманная в сеть рыба.

Конн намеренно расслабил сжатые в кулаки руки, позволяя своим мыслям парить сквозь пар у поверхности воды и ниже, посылая свой дух плыть сквозь теплые пузырящиеся потоки, выходящие спиралью из мрачных глубин, увлекая хранителей за собой в неизвестность, словно якорная цепь.

Пот струился по лицу. У него шумело в ушах, в голове, в то время как его дух опускался сквозь шелковистые воды, вниз, сквозь илистую взвесь.

В глазах появилось чувство жжения. Легкие горели. Его дух продолжил свой спуск, оставив тело у кромки заводи. Он ощущал присутствие хранителей позади себя так, как будто за ним тащилось множество связанных вместе буйков. Люси плыла над ним, колеблющийся на воде лучик света.

Чтобы запечатать врата, он должен был заплыть еще глубже.

Вниз, сквозь обжигающую воду, туда, где цвели сине-зеленые водоросли. Вниз, туда, где жар убивал все живое, и ничего не росло, не дышало, не двигалось, где были только пласты горной породы и вода, просачивающаяся сквозь камень.

В висках Конна стучала кровь. Он слишком долго обитал в своей башне, где свет был ярким, а воздух прохладным. Давление воды на глубине сминало его грудь. Сомнения всколыхнулись в нем, словно ил, затуманивая сознание.

Тем не менее, он продвигался, проникал все ниже и ниже, через крошечные отверстия в камне, в поисках яркой плавящейся жилки, щели в земной коре, в поисках равновесия между землей и огнем.

Он не мог дышать.

В его ушах гудел огонь, а не вода. Дым и мрак ослепили его. Вибрации сотрясали его как гул дороги, по которой приближается армия, как горящий дом, содрогающийся и разрушающийся в огне.

Он был предупрежден.

Кто-то вот-вот появится.

«Го», — подумал Конн.

Кажется, на мгновение он почувствовал, как Люси дрожит наверху.

«Лорд Конн», — голос в голове Конна был голосом Го, произнесенный не языком и губами, но все равно узнаваемый. Они были бездыханными, если так можно выразиться о словах, произнесенных без воздуха. Должно быть, лорд демонов торопился, чтобы помешать ему. — «Какой сюрприз».

В Конне вспыхнул гнев: сгусток ярости, опаливший горло и разъевший мягкие ткани его рта. Никакого сюрприза, ты, чертов сукин сын. Ты вторгся в Убежище.

Но Конн понимал, что гнев служил Го оружием. Чтобы отвлечь его, заставить отклониться от истинной цели.

Если бы Конн вступил в бой с демоном на этом уровне, то он бы не смог победить. Он не смог бы выжить.

Конн замер, отрешаясь от услышанного и увиденного. Он словно стал водой, чистой и невозмутимой, фрагментами проходя сквозь слои горной породы.

Эния была ртутным отблеском, Гриф — непоколебимый и непрерывный, словно дождь. Морган срезал себе путь сквозь горную породу, словно он был гарпуном изо льда. Люси… Где же Люси?

На Конна налетел страх, животный, прожорливый.

Еще одна ловушка, подумал Конн и мысленно сосредоточился на вратах.

Там. Красный, бурлящий энергией, клокочущий разрыв в поврежденной земной коре. Врата в Ад.

Го все еще мысленно был с ним, в его голове. Слова демона горели в его сознании, словно зияющие дыры в прожженной бумаге.

Вы не сможете это сделать.

Не провоцируйте нашу вражду.

Не надо… Не надо…

Ваш отец лучше знал.

Вы рискнете миром ради этого? Ради нее?

Люси.

Кому принадлежала эта оформленная мысль, ему или Го. Их сознания были так близко друг к другу, что Конн уже не мог отделить одно от другого. Демон ухватился за ее имя, пожирая его, ее образ, подпитывая свою энергию и страхи Конна.

Она не стоит этого.

Дочь Атаргатис, сказал или подумал Конн.

Но она смертный человек. Она не будет жить. Ничто не длится вечно, если это не Первое творение Создателя.

Они мысленно схлестнулись, тесня друг друга, отражая удары, их мысли стали колкими и гибкими, словно сталь. Конн смог противостоять демону в его игре на чувствах, но его сознание рвалось в бой, искушенное вызовом Го. Его рассудок всегда был и силой и слабостью Конна. Его мысленная битва быстро опередила хранителей в скорости. Вскоре он остался один, застряв в яростной схватке умов с лордом демонов.

Вы расторгли перемирие.

Вы нарушили равновесие сил.

Акт агрессии…

Самооборона…

Врата пылали. Жар опалял его волосы, плоть, сжигал надежду. Его ноздри забивал смрад горения.

Отдайте ее нам, напевал огонь, и между нами снова будет мир.

Конн открыл рот, чтобы бросить вызов пламени, и огонь ворвался, поглощая его язык, сжигая его горло и легкие.

Отдайте ее нам или мы разрушим Убежище.

Конн заколебался. Разум и сердце оцепенели, обезвожены словно кость. Он должен был… Что? Было что-то, чего он хотел. Что-то, что он должен был сделать.

Запечатай разрыв, —шептала вода.

Люси. Ее имя зашипело на языке, словно капля воды. Он задыхался, зажатый между сотней футов горной породы и огненной ямой.

Запечатай разрыв.

Он дрожал, выкладывая волшебные нити, опустошая себя, чтобы сплести сеть, которая запечатает врата в Ад, выплескивая себя в этом заклинании.

Этого слишком мало, — шептал Го. — Слишком поздно.

В мозгу Конна горело видение, иссушающее душу. Заблудившиеся, пойманные в ловушку хранители: как морские создания, выброшенные на берег приливом, каждый в отдельной заводи, в своем личном Аду. Умирающие. Обезвоженные.