Между Бейли и открытой дверью в тренажерный зал стоял мужчина лет под тридцать.

— Кто вы?

— Я называю себя Свидетелем. Послушайте, обратный переход произойдет через шестьдесят две минуты. Потом вы окажетесь в своем времени.

Волосы мужчины, одетого в джинсы, хлопчатобумажный свитер и непромокаемую куртку, блестели от воды, джинсы промокли. А туфли потемнели от воды. Он недавно попал под сильный дождь. Здесь ночь стояла ясная.

— Флуктуаций, которые предшествовали первому переходу, перед обратным переходом не будет.

— Откуда вы это знаете? — спросил Бейли, по-прежнему держа незнакомца на мушке.

— Чем выше, тем безопаснее. Оно сильнее всего в подвале, в лифтовых шахтах.

Бейли чуть повел пистолетом.

— Идите сюда. Пойдемте со мной.

— Там, где оно сильнее, оно может влезть в голову. Сбивать с толку. Может, даже контролировать.

— Оно в вас?

— Я здесь единственный, в ком его нет. Я — сторонний наблюдатель. Оно мне это позволило.

— Что это за «оно»?

— В этом будущем вся жизнь едина. Есть только Одно. Одно — это и растение, и животное, и машина.

Остальные, поднимающиеся по лестнице, поняли, что Бейли не идет с ними. Том Трэн позвал его.

Бейли смотрел на незнакомца сквозь прорезь прицела, по-прежнему держа пистолет обеими руками.

— Пошли.

— Нет. Мое положение здесь крайне непростое. Вы должны это понимать.

— Вы нам поможете, или я вас пристрелю, — пригрозил Бейли, когда незнакомец начал отворачиваться от него. — Клянусь, пристрелю.

— Меня нельзя убить, — ответил незнакомец и шагнул в открытую дверь спортзала.

Марта Капп

Увидев Логана Спэнглера, входящего в гостиную из прихожей, Марта Капп ярко вспомнила свои ощущения в ту ночь, когда умер ее первый муж, Саймон, тридцать девять лет тому назад. Умер мгновенно, от обширного инфаркта, в половине восьмого вечера. Их сын, единственный ребенок, находился в частной школе-интернате. Тело увезли, постепенно отбыли все друзья и родственники, приехавшие, чтобы утешить Марту. Оставшись одна, она не смогла заставить себя лечь на кровать, которую делила с Саймоном, но сон не шел даже в спальне для гостей, где она решила провести ночь. Саймон не обладал деловыми качествами, чурался тяжелой работы, его тщеславие, страсть к сплетням и сентиментальность порою даже раздражали, но она любила мужа за его лучшие качества, отменное чувство юмора и доброжелательность. Возможно, у нее не щемило сердце от утраты, и на нее не накатила черная тоска, но горевать она точно горевала. И в половине третьего утра, лежа без сна, услышала, что где-то в доме горько плачет мужчина. Озадаченная, она поднялась, отправилась на поиски скорбящего и вскоре нашла его. Саймон, живой и здоровый, каким он был в 19.29 прошедшего дня, сидел на краю кровати в их спальне, такой несчастный, так страдающий, что она не могла на него смотреть. Что удивительно, он не отреагировал и не посмотрел на нее, когда она позвала его по имени. Опечаленная тем, что ему так плохо, но нисколько не боясь, она села на кровать рядом с ним. Когда положила руку ему на плечо, рука прошла сквозь него, а он, похоже, и не почувствовал ее прикосновения. Вероятно, он не мог видеть Марту и не смотрел на нее не потому, что сознательно отворачивался. Всю жизнь она верила в Бога, но не в призраков. Лицо у него перекосило, он то прижимал руки к вискам, то кусал костяшки пальцев. Горе и страдания, которые он испытывал, подсказали Марте, что их причина — не его смерть, а что-то другое. Его мучения так подействовали на нее, что она больше не могла на них смотреть и вскоре ушла, опечаленная и сбитая с толку, гадая, а можно ли теперь доверять собственным чувствам. Она вернулась в спальню для гостей, и стенания продолжались еще около часа. Когда они наконец затихли, Марта попыталась убедить себя, что ей все это приснилось или, горюя, она все выдумала. Но обманывать себя она не умела и знала: призрак Саймона был таким же реальным, как его внезапная смерть.

Хотя Логан Спэнглер не выглядел как Саймон, хотя никогда раньше он не напоминал ей Саймона, хотя внешне он ничем не отличался от настоящего Логана Спэнглера, которого она знала не один год, Марта сразу поняла, что перед ней не живой человек. Может, и не призрак, но живого в нем было не больше, чем в Саймоне, сидящем на краю кровати. Именно тогда, слушая безутешные рыдания Саймона, она по-настоящему ощутила страх смерти. И теперь, увидев Логана Спэнглера, почувствовала его вновь.

— Слава богу, вы здесь.

Марта не успела предупредить сестру, не успела остановить. Шурша обеденным платьем, Эдна спешила к Логану. Тот открыл рот и плюнул в нее какими-то предметами. Темные, размером с оливку, четыре или пять, они полетели к ней с достаточно высокой скоростью. Обычный плевок такой скорости придать бы им не мог. Они ударили ее в грудь и живот, и Эдна согнулась с вскриком, пожалуй, удивления, а не боли. Когда Спэнглер повернулся к Марте, та успела сказать: «Я люблю тебя, Эдна», — на случай, если ее сестра еще оставалась в сознании и отдавала себе отчет в том, что происходит. Спэнглер выплюнул еще один заряд «оливок». Марта почувствовала, как вонзаются они в нее, но боль испытывала лишь мгновение. Потом ощутила нечто худшее, чем боль, и пожалела о том, что ее не застрелили из пистолета. Вошедшие в нее предметы не разрывали нутро, как пули, а куда-то ползли, преследуя только им ведомую цель. Марта открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука, поскольку что-то большое и студенистое заворочалось в горле. Она предприняла три попытки закричать, а после третьей перестала быть Мартой Капп.

Бейли Хокс

Бейли не выстрелил незнакомцу в спину, и, наверное, тот почувствовал, что Бейли блефует. Возможно, его утверждение — «Меня нельзя убить»— не соответствовало действительности, но Бейли ему поверил.

За быстрыми шагами по ступеням последовало: «Мистер Хокс!» — а потом появился и Том Трэн.

Бейли опустил пистолет, отвернулся от открытой двери в спортзал.

— Я в порядке, Том. Мне показалось, что я увидел… что-то.

— И что вы увидели?

«Мое положение здесь крайне непростое. Вы должны это понимать».

— Ничего, — ответил Бейли. — Как выяснилось, ничего.

Он бы хотел рассказать Тому и другим хотя бы о том, что через шестьдесят две минуты они вернутся в свое время, но не знал, правда ли это. На войне информатор мог как сказать правду, так и обмануть. А мотивы незнакомца оставались для него загадкой.

По спиральной лестнице Бейли последовал за Томом. Остальные ждали на площадке второго этажа, на случай, если им придется возвращаться ему на помощь.

Пока они цепочкой по одному поднимались на третий этаж, Сайлес и Кирби продолжали разговор, начатый где-то между подвалом и вторым этажом.

— Некоторые из нас видели, как что-то исчезало в стенах, — говорил Кирби, — но на самом деле это что-то не проходило сквозь стену. За пару дней до прыжка…

— Перехода, — вставил Бейли.

— Да, это более удачный термин, — согласился Кирби Игнис. — Мы же никуда не прыгали. До перехода наше время и это будущее сближались, стремясь соединиться, поэтому на какие-то мгновения накладывались друг…

— Флуктуации, — вставил Бейли.

— Именно, — вновь согласился Кирби. — И во время флуктуаций возникал контакт с существами из этого времени… может, даже с людьми из предыдущих переходов, скажем, в 1897 и 1935 годах. Когда они вроде бы уходили сквозь стену, на самом деле заканчивалась флуктуация, и они возвращались в свое время.

Бейли подумал о юной Софи Пендлтон, вприпрыжку спускающейся по этой самой лестнице, направляющейся на кухню, чтобы полакомиться льдом, привезенным развозчиком. «Старый дедушка Коль был веселый король…»

С твердой решимостью, которая в других обстоятельствах могла бы и позабавить, Падмини Барати заявила: «Я не собираюсь умирать в этом жутком месте. Я поставила перед собой важные цели и очень хочу их достигнуть. Скажите мне, доктор Игнис, можете вы предположить, сколько времени нам еще здесь оставаться?»