Литмир - Электронная Библиотека

Возбуждение быстро охватило его целиком. У него выросли клыки. Он слегка коснулся их языком: клыки были острые, как иглы. Какой чудесной женщиной оказалась Вера. И почему мужчины так долго не замечали ее очарования? Может, они игнорировали ее, потому что она была умной и преуспевающей женщиной? Неужели они не видели, что под деловой внешностью скрывается нежное женское начало, жаждущее отдаться любому мужчине, который осмелится подойти к ней и попросить об этом? Впрочем, Ричард лишь выигрывал от такого невнимания. Если бы Вера летела вместе с мужем, сейчас его не было бы здесь между ее бедрами. Всего несколько мгновений отделяло его от желанного мига, когда клыки вопьются в ее плоть и пронзят бедренную вену. Он будет пить ее кровь до тех пор, пока ее сердце не начнет судорожно и беспомощно биться, как воробей, захваченный мощным вихрем.

Ричард одним из первых покинул борт самолета, когда тот приземлился в международном аэропорту Сан-Франциско. Его соседка осталась на месте, прикрытая одеялом, ее лицо было повернуто в сторону иллюминатора. Она так и останется сидеть, пока стюардесса не начнет будить ее. Иногда было интересно наблюдать за суматохой, поднимавшейся после убийства. Жалобные крики и причитания, растерянность полиции, прикрывающей напускной компетентностью и серьезностью свою беспомощность. Но в данном случае не будет ничего подобного. Стюардесса вызовет скорую помощь, медики погрузят безжизненное тело Веры в машину скорой помощи и отвезут его в больницу. Пройдут часы, возможно, даже дни, прежде чем заметят, что тело Веры обескровлено. Но вряд ли следствие разберется до конца в этом деле.

Прячась за окном такси от холода и сырости, необычных для июня, Ричард размышлял. Он представил, как медики, прежде чем накрыть тело простыней, заметят на мертвенно бледном лице Веры улыбку Джоконды и, наверно, про себя задумаются, о чем таком она думала перед смертью.

К восьми часам, когда все положенные тосты были произнесены, свадебный торт съеден, а комплименты исчерпаны, Санни поняла – пора уходить. Под быструю музыку гости вращались, словно восточные дервиши, впавшие в транс, что вносило некое разнообразие в строгую элегантность «Редвуд-рум» в отеле «Клифт». Кабинка для переодевания находилась напротив внушительной стойки бара, которая, по преданию, была сделана из ствола величественной секвойи во времена «золотой лихорадки». Хотя какофония техно-поп-музыки раздирала слух, зато нигде не пахло сигаретным дымом. Согласно калифорнийским законам в общественных местах курить запрещалось. Приятно, когда законы стоят на страже интересов большинства, ограничивая свободу отдельных людей. Тем более что данный запрет нисколько не ущемлял ее свободы, так как Санни бросила курить еще в шестнадцатилетнем возрасте. Праздничное платье полетело в сумку, а его место занял привычный и удобный наряд – джинсы, черная шелковая блузка и приталенный жакет из красной кожи.

Будучи невысокого роста, всего пять футов, Санни носила туфли на девятисантиметровых каблуках. Сейчас она надела фирменные туфли от Прада. Из-за низкого роста туфли на высоком каблуке были ее слабостью. Значительная часть денег уходила как раз на покупку обуви известных фирм, таких, как «Прада», «Лубутен» и «Бланик». Страшилки, сделанные из папье-маше, – Лидия по ошибке считала туфлями – полетели в мусорный бак, расположенный при выходе из отеля. А праздничное платье ждала участь подержанных вещей: ему суждено было попасть в магазин секонд-хенд на Валенсия-стрит, где оно, возможно, обрело бы новую жизнь в качестве прогулочного наряда или наряда для Хэллоуина.

В бар вошла Изабель, лучшая подруга Санни. Наклонив голову, она выглядывала Санни. Несколько завсегдатаев рассматривали ее, пока она пробиралась между столиками. Их любопытство привлекало не только ее блестящее зеленое платье, украшенное принтами животных. Костыли, с помощью которых Изабель передвигалась, придавали ей еще больше оригинальности, создавая впечатление телешоу.

Подойдя к Санни, Изабель сбросила фирменный рюкзачок из крокодиловой кожи прямо на столик.

– Как свадьба? Понравилась? – спросила Изабель, прислоняя костыли к стулу.

– Еще как. Все прошло великолепно, трогательно и душещипательно.

– Что-то не так? – Изабель подозрительно взглянула на подругу.

– Нет, все хорошо.

Изабель погрозила пальцем:

– Меня не проведешь. Я знаю тебя тысячу лет. Сразу видно, когда ты чем-то недовольна. Ясно одно: дело не только в том, что ты не любишь ходить на свадьбы. Ну, давай выкладывай.

Тысячу не тысячу, но знали они друг друга очень давно. Впервые они познакомились, когда Санни исполнилось четырнадцать. В тот день Санни прибыла для лечения в психиатрический институт Эшвуда, проехав по мосту «Золотые Ворота» из Сан-Франциско в пригород Сан-Рафаэль. Медсестра в хирургической униформе провела Санни в палату, где уже сидела Изабель, листая журнал «Тайгер бит». Санни бросила свою потертую спортивную сумку на соседнюю кровать и села.

– Как тебя звать? – улыбнувшись, спросила Изабель. Вид у нее был еще тот: криво наложенная помада, взлохмаченные светлые волосы, прислоненные к стене костыли. Санни удивилась: какое же заболевание у Изабель, если их поместили в одну палату? И вообще здесь кладут вместе со схожим диагнозом или, напротив, как придется?

– Санни.

– Хорошее имя. А мое – Изабель.

– Ошенприятно, – прошепелявила Санни, зализывая ранку возле ногтя, из которой сочилась кровь.

– Мне четырнадцать. А тебе сколько?

– Столько же.

– Санни, как ты попала сюда?

– Какая любопытная! А ты как?

– Из-за депрессии.

– А-а. – Санни более внимательно взглянула на новую знакомую. Девушка-блондинка, может, и калека, но волосы и кожа у нее ухожены, да и сама одежда выглядит фирменной и дорогой. Судя по всему, она из богатой семьи, и Санни едва ли не возненавидела ее.

– Почему ты улыбаешься, как дурочка?

– Не знаю, – беззлобно пожала плечами Изабель. – Наверное, из вежливости.

В отличие от других людей, которых раздражало поведение Санни, Изабель не отвернулась и не обиделась на ее грубость. Она по-прежнему сидела и смотрела на нее широко открытыми, добрыми, лучистыми глазами. Повинуясь безотчетному порыву, возможно, от тяжелого осознания, что она не где-нибудь, а в психиатрической клинике, Санни расслабилась и решила обо всем откровенно рассказать Изабель.

– Все говорят, у меня депрессия. Но это совсем не так. Просто я отличаюсь от обычных людей. У меня обнаружились странные удивительные способности. Но они доставляют мне одни неприятности. Именно из-за них я и попала сюда.

Изабель кивала с таким видом, как будто в услышанном не было ничего необыкновенного. Словно Санни, к примеру, жаловалась на булимию, обостренное чувство голода, или на лекарственную непереносимость.

– А что думают твои родители?

– У меня нет родителей.

К удивлению Санни, Изабель нагнулась вперед и горячо пожала ей руку.

– Тебе, должно быть, сейчас очень тяжело, – прошептала она.

У Санни перехватило в горле, и на глаза навернулись слезы. Она, которая с восьми лет гордилась своей черствостью и ожесточенностью, вдруг разрыдалась.

Санни бросила взгляд в сторону бара:

– Давай сперва что-нибудь закажем. Смерть как хочется выпить.

К ним подошел темноволосый белый официант, молодой и симпатичный. Он буквально не сводил глаз с Санни. Парень носил в ушах огромные золотые серьги, а на шее красовалось тату – рука, как бы душащая его за горло. Издалека он выглядел лет на тридцать. Но вблизи ему можно было дать лет двадцать или около того.

– Классное тату, – заметил он, глядя на Санни. – Делали здесь, в городе? – Он улыбнулся, и на его языке мелькнул золотой пирсинг.

Санни провела пальцем по розовому тату прямо над левой ключицей. Сколько раз она решала – пора избавиться от него, даже брала телефон, чтобы позвонить дерматологу, чтобы удалить тату, и каждый раз откладывала. Тату осталось – неоднозначное напоминание о бурной молодости, людях и временах, канувших в прошлое. Она поправила блузку и спрятала татуировку.

4
{"b":"148059","o":1}