– Как я уже сказала, женщина, по слухам, покончила с собой. Спустя несколько дней.

– Сколько лет тогда было Марико?

– Пять, почти шесть. Она много чего видела в Токио. Но всегда вспоминает эту женщину.

– Она все видела? Видела младенца?

– Да. Собственно, я долгое время думала – она не поняла того, что видела. Позже она об этом не заговаривала. Даже, кажется, не особенно тогда была расстроена. А начала об этом говорить примерно месяц спустя. Мы спали тогда в одной старой постройке. Я проснулась ночью и увидела, что Марико сидит и смотрит на дверь. Двери, правда, не было – просто дверной проем, а Марико сидит и на него смотрит. Я сильно встревожилась. Знаете, там любой мог войти в здание без всякой помехи. Я спросила Марико, в чем дело, а она сказала, что там стояла женщина и наблюдала за нами. Я спросила, что за женщина, и Марико ответила, что та самая, которую мы видели тем утром. Наблюдала за нами из дверного проема. Я встала и осмотрелась по сторонам, но нигде никого не было видно. Возможно, конечно, что какая-то женщина там и стояла. Там любой мог войти в здание без всякой помехи.

– Понимаю. И Марико по ошибке приняла ее за женщину, которую вы видели раньше.

– Полагаю, так и произошло. Во всяком случае, с тех пор все это и началось – Марико заклинило на этой женщине. Я думала, она это перерастет, но недавно все опять возобновилось. Если она заговорит об этом сегодня вечером, пожалуйста, не обращайте никакого внимания.

– Да, я понимаю.

– Знаете, как это бывает с детьми. Они что-то вообразят себе, а потом сами перестают понимать, где выдумка, где правда.

– Да, по-моему, ничего необычного тут нет.

– Видите ли, Эцуко, когда Марико родилась, дела обстояли очень сложно.

– Да, наверное. Мне очень повезло, я знаю.

– Дела обстояли очень сложно. Наверное, было глупостью выходить замуж в то время. Все видели, что надвигается война. Однако же, Эцуко, никто ведь в те дни толком не понимал, что такое война на самом деле. После замужества я попала в высокоуважаемую семью. Никогда и не предполагала, что война способна принести такие перемены.

Сатико поставила чашку и провела рукой по волосам.

– Что до сегодняшнего вечера, Эцуко, – она мельком улыбнулась, – моя дочь вполне способна сама себя развлечь. Поэтому, пожалуйста, не очень-то из-за нее волнуйтесь.

Лицо миссис Фудзивара, когда она говорила о сыне, часто выражало усталость.

– Он стареет. Выбирать ему скоро придется только из старых дев.

Мы сидели во дворике закусочной. За несколькими столиками обедали служащие.

– Бедный Кадзуо-сан, – со смехом проговорила я. – Но я понимаю, каково ему. Грустная история с мисс Митико. Они ведь долгое время были обручены, да?

– Три года. Никогда не видела смысла в этих затяжных помолвках. Да, Митико была славная девушка. Уверена, она первая бы меня поддержала насчет Кадзуо – разве можно вот так ее оплакивать? Ей бы хотелось, чтобы он продолжал жить своей жизнью.

– Должно быть, трудно ему сейчас приходится. Так долго строить планы – и вот чем все кончилось.

– Теперь все в прошлом, – сказала миссис Фудзивара. – Всем нам приходится с чем-то расставаться. Помнится, вы, Эцуко, тоже были когда-то убиты горем. Но сумели продержаться.

– Но мне посчастливилось. Огата-сан был очень ко мне добр. Не знаю, что бы со мной иначе сталось.

– Да, он был к вам очень добр. И, конечно же, так вы встретили своего мужа. Но вы заслуживали счастья.

– Я и вправду не знаю, где бы была сейчас, если бы Огата-сан не взял меня к себе. Но мне понятно, как бывает тяжело – я вашего сына имею в виду. Я все еще порой думаю о Накамуре-сан. Ничего не могу с собой поделать. А когда проснусь – забываю. Кажется, будто я все еще здесь, в Накагаве…

– Не надо, Эцуко, ни к чему такие разговоры. – Миссис Фудзивара вгляделась в меня, потом вздохнула. – Но со мной тоже такое случается. По утрам, как вы говорите, только проснешься – оно и накатит. Я часто просыпаюсь с мыслью, что надо спешить и готовить завтрак на всех.

Мы помолчали. Миссис Фудзивара рассмеялась:

– Нехорошая вы, Эцуко. Вот видите, навели меня на такие разговоры.

– Очень глупо с моей стороны. Во всяком случае, между нами – между Накамурой-сан и мной – никогда ничего не было. Я хочу сказать, ничего не было решено.

Миссис Фудзивара по-прежнему смотрела на меня, кивая каким-то своим мыслям. Один из посетителей встал из-за столика, готовясь уходить.

Миссис Фудзивара направилась к нему. Это был аккуратный молодой человек в рубашке без пиджака. Они поклонились друг другу и завязали оживленный разговор. Молодой человек, застегивая свой портфель, что-то сказал, и миссис Фудзивара от души рассмеялась. Они снова обменялись поклонами, потом молодой человек исчез в дневной уличной суете. Я была благодарна за возможность успокоить свои чувства. Когда миссис Фудзивара вернулась, я сказала ей:

– Лучше, если я сейчас пойду. Вы очень заняты.

– Останьтесь и отдохните. Вы ведь только что присели. Я подам вам обед.

– Нет, спасибо.

– Послушайте, Эцуко, если вы сейчас не поедите, то еще не скоро сможете пообедать. А вы ведь знаете, как важно сейчас для вас питаться регулярно.

– Да, я понимаю.

Миссис Фудзивара пристально в меня всмотрелась:

– У вас сейчас столько хорошего впереди, Эцуко. Но вы чем-то огорчены?

– Огорчена? Ни капельки.

Миссис Фудзивара не сводила с меня глаз, и я нервно рассмеялась.

– Когда появится ребенок, – сказала она, – вы будете счастливы, поверьте мне. Из вас выйдет великолепная мать, Эцуко.

– Надеюсь.

– Так непременно будет.

– Да, – я улыбнулась ей в лицо.

Миссис Фудзивара кивнула, потом снова поднялась на ноги.

Внутри домика Сатико становилось все темнее (горел только один фонарь), и сначала я подумала, что Марико вглядывается в черное пятно на стене. Она наставила на него палец, и пятно сдвинулось. Только тогда я поняла, что это паук.

– Марико, не трогай – это нехорошо.

Она заложила руки за спину, но не отрывала взгляда от паука.

– У нас раньше была кошка, – сказала она. – До того, как мы сюда приехали. Она часто ловила пауков.

– Понятно. Нет, Марико, лучше не трогай.

– Но он не ядовитый.

– Нет, не трогай – он грязный.

– А кошка, которая у нас была, могла есть пауков. Что случится, если я съем паука?

– Не знаю, Марико.

– Меня стошнит?

– Не знаю. – Я снова взялась за шитье, прихваченное с собой.

Марико по-прежнему следила за пауком. Потом сказала:

– Я знаю, почему вы сегодня здесь.

– Я здесь, потому что маленьким девочкам нехорошо оставаться одним.

– Это из-за той женщины. Потому что та женщина может снова прийти.

– У тебя есть еще рисунки? Те, что ты мне сейчас показала, замечательные.

Марико не ответила. Она подошла к окну и уставилась в темноту.

– Твоя мама долго не задержится, – сказала я. – Может, покажешь мне еще рисунки?

Марико продолжала смотреть в темноту. Потом вернулась в угол, где сидела до того, как ее внимание привлек паук.

– Как ты провела день, Марико? – спросила я. – Рисовала?

– Играла с Атсу и Ми-Тянем.

– Отлично. А где они живут? В нашем квартале?

– Вот Атсу, – она показала на черного котенка возле себя, – а вот это Ми-Тянь.

Я засмеялась:

– Ах, вот оно что. Чудные котятки, не правда ли? Но разве ты не играешь с другими детьми? С детьми из нашего квартала?

– Я играю с Атсу и Ми-Тянем.

– Но тебе стоит попробовать подружиться с другими детьми. Уверена, они очень славные.

– Они украли Судзи-Тяня. Это был мой любимый котенок.

– Украли? Господи, зачем же они это сделали?

Марико принялась гладить котенка.

– Теперь у меня его нет.

– Может, он скоро найдется. Наверняка дети просто пошутили.