Вот так Луиза и стала очевидцем предурацкого происшествия. Хофманн вышел в солнечный свет на открытое место, в обрамлении железной ограды, украшенной остриями в виде наконечников стрел. О дальнейшем поведал «Пост»: американский флаг сорвался с алюминиевого шеста и, подхваченный мощными потоками воздуха, затрепетал, заскользил вниз — и в двадцати кварталах от прежнего места обрушился на одинокого австралийского пешехода (Кеннет Хофманн, дантист, проживает в Сиднее), накрыв его словно сачком. Этот флаг, прежде украшавший собою патриотично настроенную корпорацию — или, может, небоскреб, — был раз этак в пять больше обычного; сшитый из искусственного шелка, весил он тем не менее целую тонну. Хофманна сбило с ног. Телескопы тут же увеличили сиюминутное великолепие — переливающиеся звезды и полосы. Все произошло так неожиданно, что кое-кто не сдержал смеха — и лишь с запозданием осознал, что бедняга, чего доброго, задохнется или пострадает под этакой тяжестью. Первой вскрикнула Луиза. Борьба вторглась прямо в номера.
Вокруг пострадавшего уже собралась небольшая толпа, но никто и пальцем не пошевельнул.
— Да вытащите его! Почему никто не чешется?
— Чего только люди не выкинут, лишь бы оказаться в центре внимания, — буркнула себе под нос Вайолет.
Хофманну пришлось сражаться с чудищем в одиночку.
Монстр уступил; сперва из-под складок ткани появилась голова Хофманна — он растерянно моргал, — затем торс. Хофманн встал, кое-как отряхнулся.
— Да с ним все о'кей. Очки разбил, вот и все, — сообщила Вайолет. — А забавно он смотрится без очков.
Толпа подступила ближе.
— Это чё, кино снимают? — выкрикнул какой-то прохожий.
— Слышь, ты чего это вытворяешь-то?
— Вот-вот! Ну и что ты пытаешься доказать?
Хофманн достал из-за отворота носовой платок, чтобы перевязать очки. Посмотрел на флаг сверху вниз.
Желтый грузовик сбавил скорость, припарковался вторым рядом. Наружу выпрыгнули трое парней в заляпанных грязью сапогах.
— Ну ладно, ты, юморист! Да кто ты вообще такой? Убирай-ка флаг с дороги.
Изумленный Хофманн указал вверх, на небо. В телескоп было видно, как шевелятся его губы.
— С дороги убери, говорят.
— Да это ж киношку снимают, — пояснил кто-то.
К тому времени вокруг Кена Хофманна собралась целая толпа — неровным кругом. Рассмотреть его в телескоп становилось все труднее. Из полудюжины кэддоковских «эктахромных» кадров Хофманн обнаружился только на одном — и то лишь локоть да затылок.
— Его заставляют подобрать флаг, — сообщила Вайолет.
Для одного — задача непосильная; Хофманн загреб сколько смог — но ткань потекла из рук, словно обезумевшая жидкость, а все остальное заходило ходуном, захлопало на ветру. Какой-то нетерпеливый американец толкнул его в спину. Хофманн упал — в прямом смысле слова выпал из поля зрения. Подоспели полицейские машины: сирены, мигалки, люди в синем…
В путешествиях без неприятностей не обойтись: новый опыт, как говорится.
— Не будь вас здесь, ничего подобного не произошло бы, — заметил Борелли, констатируя очевидное — причем этак подчеркнуто.
— Представляете, меня еще спросили, откуда я! — рассмеялся Хофманн. — «Черт, еще один», дескать. Тут-то меня едва не линчевали.
— Мы все видели! Просто слов нет от возмущения!
Шейла обернулась к Луизе.
— А вы разве не испугались? Я бы на вашем месте ужасно перетрусила.
— Вот ему, должно быть, и впрямь было страшно, — отозвалась Луиза.
— В Нью-Йорке и не такое бывает.
— Перед глазами прям полосы пошли, — сухо признался Хофманн.
— И еще звезды, не так ли? — подхватил Кэддок, недослышав.
Вайолет открыла рот и закатила глаза. Насмешив тем самым Луизу.
— А вы где были в разгар нашей маленькой драмы? — полюбопытствовал Борелли у Норта.
— Моя подружка потащила меня аж в Бронкский зоопарк. Я сопротивлялся и отбивался, сколько сил достало.
— Ну спасибочки! — отвернулась Саша. — А еще уверяли, будто отлично провели время!
— Чистая правда, — заверил Норт, подождал, пока девушка сменит гнев на милость. И потрепал ее по колену.
— А мне казалось, вы отреклись от животного мира, — вмешался Джеральд, раскачиваясь на каблуках. — Мне казалось, вы говорили — ведь это были вы, правда? — что переключились на науку. Что, уже разочаровались? Не удивляюсь. Ну да неважно. Мы друг друга поняли. Очередная победа гуманитарных дисциплин. А как сам зоопарк, ничего себе?
Филип Норт глядел на Джеральда, беспомощно моргая. Он чувствовал: Саша глаз с него не спускает.
— О да. С Бронксом все в полном порядке.
— Да полно вам, — парировала Саша. — Кенгуру были просто ужас что такое: изъеденные молью бедолаги. Да вы сами так сказали.
— Меня запросто могли убить, — пожал плечами Хофманн. — Просто животные какие-то, одно слово.
— Ага, надейтесь, как же, — отрезала Вайолет.
Луиза вновь рассмеялась — непривычно резким смехом.
Этот эпизод изрядно оживил их день. Он выделялся — яркий, угловатый — на фоне повседневности; таким он и останется на годы и годы. Мимолетная паника на будущее. А поскольку в некотором смысле в нем участвовали все, согруппники словно сплотились вокруг него, разукрасили его новыми подробностями, присвоили себе. Инцидент как бы суммирован ощущение чужестранности и в то же время их удаленность от местных событий. Вот он каков, заграничный опыт!
Если на то пошло, теперь, когда австралийцы попривыкли к своей гостинице, как глаза привыкают к темноте, она стала для туристов настоящим «центром тяжести». Перед их взором мелькали движения масс, вестники и силы. В декорированных банкетных залах проводились торговые конференции поставщиков гусеничных тракторов, Федерации производителей пластмассовых ведерок, а также собрания Американской ассоциации частных детективов. Высоко на крыше, во вращающемся ресторане, ежегодный сбор устроил Британский гусеничный клуб: и плевать он хотел с высоты на упадок гостиничного сервиса! На двадцать третьем этаже индийский дипломат давал мастер-классы по игре на ситаре. Землисто-бледные сморщенные призраки в темных углах холла и баров на самом-то деле сбежали со Всемирного симпозиума спелеологов. Во внеурочные часы отовсюду доносились вопли и пение. А между тем (как выяснилось благодаря случайности — Борелли обошел гостиницу кругом) разбиралось на части целое гостиничное крыло — и сдавалось на условиях почасовой оплаты объединению альпинистских клубов. Вот, значит, откуда это неумолчное позвякивание, точно кубики льда в бокале мартини: десятки стальных крюков вбивались в перпендикулярную стену; десятки скалолазов повисали и раскачивались на ветру. Да, это был центр — гудящий улей, иначе и не скажешь. Ночами высокая коробка лучилась и переливалась огнями. В лифте женщин приветствовали участники конвенций с пластиковыми именными табличками на лацканах и разнообразные запыхавшиеся типы; приветствовали весьма учтиво, надо отдать им должное. Какой-то комми средних лет с усталым взглядом даже снял шляпу перед Сашей с Вайолет; девицы дерзко фыркнули: «Отвали!»
Рекомендуются:
1. Собачья выставка.
2. Музей полиции. Восточная 20-я улица (бейсбольные биты с закрепленными подковами и т. д. Наглядная иллюстрация криминального потенциала проблемной молодежи).
3. Институт брака.
4. «Униформа: психология неформальности»; выставка в музее Метрополитен.
5. Коллекция редких атласов сердечно-сосудистой системы; библиотека Моргана.
6. Прогулка по Бруклинскому мосту!
7. Выставка межконтинентальных баллистических ракет; фойе IBM-центра, Пятая авеню.
Институт брака. Сохраненный в первозданном виде фрагмент буколического леса в графстве Вестчестер, близ деревеньки с белыми заборами и аккуратными пешеходными переходами (Плезантвилль). С серебристых ветвей облетали листья и рассыпались, словно конфетти, по всей округе: ярко-алые и желто-коричневые; были здесь и нехоженые тропы, и тернистые куши, и неожиданные топкие болотца, и крохотные ручейки, словно струящиеся слезы. Пронизанные светом стволы застыли в неподвижности, точно ноги терпеливых мужчин. Здешние угодья — в самый раз для брака: идиллические, завораживающе плодородные. Над головой с криками пролетела пара гусей. Чудо, да и только!
