— У нас соседей так зовут. — Миссис К. отпрянула назад; и этот тоже — большой любитель чеснока.

— А как так вышло, что во главе здешнего музея стоит итальянец? — полюбопытствовал Джеральд.

Смех итальянца походил на дребезжание электрического звонка.

— «Стоит»? — Он взмахнул костылем. — Ну насмешили! Ха-ха! — Директор вынужден был прерваться и утереть глаза. — Надо будет запомнить. Директор Museo de Piernas, он не кто иной, как… Scusi. [89]Вы спросите: почему я? Все из-за формы моей страны, Италии; а еще — вспомните-ка историю происхождения обтягивающих брюк. Кроме того, я — римский католик. Самоочевидный выбор.

Луиза, бледная, с красными глазами, проявляла ко всему повышенный интерес; Шейла, сосредоточенная больше обычного, союзнически держалась ближе к ней и то и дело искоса поглядывала в направлении Атласа. Усевшись на корточки, Кэддок старательно пытался взять в фокус костыли. Итальянец заинтересовал всех. Его энергия производила впечатление беспредельного оптимизма.

Хофманн, засунув руки в карманы, кивнул:

— А что случилось с вашей второй ногой?

— По своей собственной инициативе я ее удалил, — произнес директор, глядя в пространство. — Чтобы привлечь внимание к коллекции музея. Оно того стоило.

— Он с нами на короткой ноге, что правда, то правда! — прошептал Гэрри.

Одна только Луиза отозвалась: изобразила улыбку.

На глазах у группы итальянец на диво проворно взлетел вверх по ступеням. И развернулся.

— Вне всякого сомнения, леди и джентльмены, музея более значимого вы в жизни не видели — где бы то ни было. Meraviglioso! [90]Вы спросите, почему — Музей ног? Почему ноги — это так важно? Да потому, — выпучив глаза, он по привычке обвел лица слушателей взглядом, точно круговым движением кинокамеры, — потому что ваша нога — это первооснова. И не только туризма. Это — сердце всего человеческого. Квинтэссенция!

Джеральд откашлялся: вопрос иерархии явно требовал обсуждения. Но Агостинелли уже приглашал их внутрь, пропуская дам вперед.

— Принципиально значим, — развивал свою мысль директор уже внутри, — тот славный миг, когда homo sapiens впервые распрямил ноги, оторвал лицо от земли, отделился от приматов и мартышек. Нога — ключ к нашей эволюции. Мы теперь знаем, что человек встал прямо для того, чтобы высказывать свои мысли, чтобы продвигать вперед слова. — Голос итальянца надрывно взмыл вверх и сорвался на фальцет. — Вы задумайтесь об этом! Распрямление ноги поспособствовало развитию языка — главному умению человека! Видите? Видите? Мы этого никогда не забудем. На молитве человек преклоняет колена — мы возвращаемся к земле. Выражаем свою признательность. Колено играет ключевую роль в изъявлении почтения — перед богами, перед королями… иногда перед женщинами. Обычай диктует нам припадать к ногам, целовать ноги. В мечетях и других храмах принято снимать обувь. Иисус шелпо воде. Заметьте, не полз, а шел!

Что до этимологии: великое слово know, «знать», происходит от knee, «колено». Об этом гид сообщил в сторону (вроде как примечание мелким шрифтом), понизив голос. Смысл уловили только те, кто стоял в первом ряду, — Хофманны, Джеральд Уайтхед, Борелли.

Повисло молчание. Кто-то нахмурился; кто-то поджал губы.

Туристы прошли мимо восковых и гипсовых слепков коленопреклоненных ног, мимо офорта Бурдона [91]в крапинках ржавчины и картины «Младенец Иисус топчет ногою грех». На стене и под стеклом красовались знаменитые копии Ахиллесовой пяты.

Итальянец бодро ковылял дальше.

— В ступне двадцать шесть костей и тридцать три сустава. Шедевр инженерного искусства, хм, по всем стандартам.

В отличие от прочих гидов он целенаправленно шел вперед, игнорируя отдельные экспонаты. Расставленные по обе стороны, объекты походили на крохотные города и села, поддерживающие широкую дорогу истории. Этот гид изучил предмет вдоль и поперек, знал его как свои пять пальцев.

— Локомоция человека такова, — рассуждал он, словно бы сам с собою, — лево-право, лево-право, сперва одна нога, потом — другая. Человек всегда идет вперед! Мы — храбрецы. Это все, что у нас есть. Понимаете? История — не более чем летопись движений человека. Некогда бегуны доставляли важные послания. Исход войн решала пехота — так было и так будет. Трусы убегают с места событий. А миграции! А беженцы! За последнее время столько всего написано о влиянии стремени на ход истории. А как насчет изобретения подковного гвоздя?

Директор выдержал паузу, чтобы до слушателей дошел весь смысл сказанного.

Они только что миновали бронзовую копию роденовского шедевра, «Идущий». Кто-то нажал кнопку на панели, и нога в натуральную величину, изготовленная инженером Кито из пластмассы, внезапно ожила на столе и принялась расхаживать взад и вперед, стрекоча и поскрипывая: наглядная иллюстрация великого чуда — сухожилий, мышц и путовых суставов. Группа прошла вперед; нога остановилась. А затем принялась отстукивать мелодию в такт вращающемуся диску (78 об/мин.).

Экскурсовод Агостинелли уже завернул за угол; слышно было, как он догматически разглагольствует (к фамилии Агостинелли этот глагол замечательно подходил!) о роли стремени в истории. Изобретение восьмого века, стремена произвели настоящую революцию в конных войнах древности. Стало возможным стрелять с седла. Стремя в буквальном смысле слова перекроило карту Европы и Азии. А разве в стремя ставится не нога?

Опираясь на костыли, он закурил сигарету и принялся перекатывать ее во рту, сощурившись на французский лад.

Операционный стол: инструменты для ампутации и хирургическая пила, использованные в ходе Первой мировой войны. Наглядное описание гангрены. Вдоль стены на гвоздях висели разнообразные джодхпуры, [92]обмотки и брюки цвета хаки.

— А взять, например, промышленный переворот! Переворот был бы невозможен без полноценного участия тысяч и тысяч ног. Этих бледных, изможденных ног… бедняков, втоптанных в грязь.

Борелли кивнул: они с гидом поняли друг друга. Директор глазами указал на трость в руках у Борелли.

«Лангеты, и шины, и протезы помогают человеку удержаться на ногах. Протезы — главным образом из полированного дерева, хотя в наши дни предпочтение отдается пластику и алюминию», — гласило небольшое пояснение, пестрящее орфографическими ошибками.

Превосходный образчик античной деревянной культи, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, облепили термиты. Ни дать ни взять — опарыши. Рядом стояла китайская модель: чистая слоновая кость, а к голени сзади приклеены миллионы и миллионы человеческих волосков — правдоподобия ради. Гид, в красках рассказывая про штурм Зимнего дворца и про английских солдат, загнанных в море под Дюнкерком, протянул руку и загасил сигарету в круглой пепельнице: как оказалось, из слоновьей таранной кости. Вот вам цивилизация — и ее содержимое.

— На данной стадии вопросы есть? Mi lasci passare, per piacere. [93]

Ибо все уже столпились вокруг бочек, до краев полных невиданной обуви. Девушки завороженно вертели в руках ножные латы, и деревянные башмаки, и изящно вышитые тапочки, охали и ахали над нормандскими сабо, ботинками, пинетками и ботфортами; над бальными туфельками-лодочками и водонепроницаемыми галошами, над плетенными из веревки босоножками, «шпильками», неистребимыми синими «вьетнамками» (одной недоставало), сапогами-веллингтонами и мокасинами, над английскими кедами и над парой сандалий «вьет-конг» из мишленовской покрышки. Большинство — стоптанные, пропыленные, изнутри потемневшие от пота.