— Как, наверно, чудесно жить в таком доме! — не отдавая себе отчета в том, что говорит, воскликнула Люси, когда они стали спускаться. — Здесь все так красиво!
— Вы так думаете? — Пол поднял на нее серьезный взгляд — Люси стояла на две ступеньки выше.
— О да! — ответила Люси и, сразу вспыхнув, отвела глаза. — Кто здесь все устраивал? Вы?
— В какой-то степени ответственность за это несу и я.
— Так прекрасно подобраны цвета, и все устроено так… Знаете, у женщины на это ушло бы много времени и раздумий. Дом для женщины, хотя в нем и живет мужчина… Это очень странно, — задумчиво заключила Люси, все еще стоя на лестнице и глядя на Пола сверху вниз. — Обычно в домах, где хозяин — мужчина, нет даже намека на женственность. Женщине приходится прилагать много сил, чтобы смягчить их убранство. Конечно, я говорю это с женской точки зрения.
— Вы так думаете? — Ее слова вызвали у него легкую улыбку, он протянул руки, поднял Люси со ступенек, поставил рядом с собой и залюбовался облаком ее золотистых волос. — Мне кажется, вам следует что-нибудь выпить перед тем, как возвращаться в Лондон.
Люси с тревогой подняла на него глаза:
— Что вы! Я тогда опоздаю. Мне пора уезжать.
— Не беспокойтесь, — ласково сказал он. — Вы будете дома к шести. Ну а если не успеете, я позвоню графине Ардратской и предупрежу, что вы немного задерживаетесь.
— Она будет очень недовольна.
И тут Люси заметила, что в холле царит полумрак и они словно отделены от всего мира. Миссис Майлс кончила мыть посуду и удалилась, в доме было очень тихо… Пол положил руки на плечи Люси, и его близость тревожила ее. Не то чтобы тревожила, но у Люси вдруг участился пульс, словно птица забила крыльями в грудной клетке, а в горле встал ком, мешающий дышать. Она начала задыхаться, как после долгого-долгого бега, а сердце забилось так сильно и так громко, что Люси даже испугалась — вдруг Пол это услышит. Она слегка закинула голову, чтобы взглянуть на него, и тут же отвела глаза, поняв, что погибла… Его темные глаза ласкали ее, руки крепко сдавили ей плечи, и она очутилась в его объятиях.
— Вы просто прелесть, Люси, — тихо проговорил он, и она почувствовала, как его рот сильно и властно прижался к ее губам. И она ощутила такое блаженство, словно ее подхватил и понес мощный поток. Она и не мечтала никогда, что ей доведется испытать такое.
Когда наконец Пол оторвался от ее губ и блаженная радость немного улеглась, Люси услышала, как он хрипло, но нежно пробормотал:
— Вы действительно просто прелесть, Люси!
Он прижал ее золотистую головку к груди, Люси уперлась ему головой в подбородок, и у нее вдруг промелькнула фантастическая мысль: именно здесь, в этом уютном гнездышке, ее место, здесь ей и следует находиться, если ей суждено когда-нибудь познать счастье — полное, бесконечное, слегка пьянящее счастье! Но Пол мягко отстранил ее от себя и тихо сказал:
— Нам пора ехать, Люси. А не то ее высочество позвонит в полицию, если я не верну ей вас вовремя.
Люси изумленно взглянула на него:
— Вы действительно думаете, что она обратится в полицию?
— Думаю, она не колеблясь передаст меня в руки полиции, если окажется, что я совсем не тот человек, который достоин проводить с вами время.
Люси понимала, что он шутит, но когда шла за ним к машине, мысленно представила себе, как графиня приказывает Августине позвонить в ближайший полицейский участок, чтобы там выяснили, почему молодая женщина, которая у нее служит, не вернулась вовремя, как и обещала.
Они шли к машине через комнату, где пили чай, и Пол вдруг остановился, обернулся и посмотрел на Люси. Его губы сложились в улыбку, а глаза глядели с какой-то странной печалью.
— Ах, дорогая! — вдруг вырвалось у него. — Ведь я привез вас сюда совсем не для того, чтобы смущать своими ласками. Но отпустить вас просто так я не в силах. Идите ко мне! — И он снова обнял ее.
На этот раз его поцелуй стал для Люси настоящим откровением. Сейчас в ней не было ни спокойствия, ни осторожности, а ее собственная готовность отвечать на поцелуи Пола, казалось, разжигала в нем огонь. Он с такой силой прижал ее к себе, что у нее чуть не хрустнули кости, и, хотя такое безжалостное обращение должно было заставить ее вскрикнуть от боли, она снова подставила ему свои нежные губы, и он снова жадно впился в них своими. Люси стало трудно дышать, а его поцелуй все длился и длился… Она закрыла глаза, прильнула к нему всем телом, и комната закружилась… Постепенно его поцелуи становились все мягче, нежнее, и, словно извиняясь за то, что неосмотрительно сделал ей больно, Пол поцеловал ее в кончик носа, осыпал поцелуями ее глаза, щеки, лоб, и, когда наконец отпустил ее, в его темных глазах уже не было насмешливых огоньков и он не произнес ни слова, пока Люси не пробормотала:
— Я… я уронила сумочку…
Пол наклонился за сумочкой и подал ей ее с чрезвычайной серьезностью и любезностью; пожар в нем постепенно догорал, хотя, казалось, он не мог отвести от нее глаз.
— Боюсь, я был довольно груб. Пожалуйста, простите меня, — сказал он.
Люси подняла на него свои ясные глаза, и на лице у нее не было никакого смущения. Она нежно улыбалась.
— Вам не за что извиняться, — вырвалось у нее.
— Правда?
Он усмехнулся, приподняв уголок рта, взял ее ладони и прижал к лицу. Он долго целовал их, пока у нее не запылали щеки, и только тогда отпустил.
— Вы обворожительны, — сказал он. — Вы просто обворожительны.
На обратном пути в Лондон Пол был молчалив, и его молчание так действовало на Люси, что она не могла найти тему для разговора. А до того она не закрывая рта болтала о его доме, сказала, что чудесно провела день, а он должен быть счастлив, что есть такая замечательная женщина, как миссис Майлс, которая заботится о нем.
Люси говорила быстро и немного нервно, она ощущала потребность, не умолкая, болтать обо всем, что приходит в голову, только бы не дать возникнуть смущению, только бы разговор не зашел о событиях сегодняшнего дня. По мере того как увеличивалось расстояние от восхитительного коттеджа с фермой, наверняка процветающей, где она пила чай и ее впервые в жизни страстно целовал мужчина, умеющий целовать так, что его поцелуи запомнятся навсегда, разговорчивость ее иссякала. И сейчас ее пугала отчужденность, которая внезапно овладела Полом и изменила его.
Пол отвечал ей так, будто по крайней мере часть его мыслей витала где-то далеко. А может быть, Люси это только казалось? Правда, время от времени он улыбался, искоса глядя на нее, и в его голосе звучали теплые, интимные нотки, и этой теплоты было довольно, чтобы сердце Люси трепетало, как птичка, только что попавшая в бурю и старавшаяся опомниться. Большую часть дороги Пол был сосредоточен на управлении машиной и просто позволял Люси изливать на него поток легкой непоследовательной болтовни.
Когда они подъезжали к Лондону, мысли Люси переключились на графиню, и к чувству разочарования и некоторого замешательства добавились опасения, не сердится ли ее госпожа — ведь уже без четверти семь. Пол взглянул на часы и сказал, что до дома они доедут не раньше семи, отчего у Люси сразу вспотели ладони. Что она скажет графине? Чем объяснит такое бессовестное пренебрежение ее просьбой?
Но Пол положил руку на колено Люси и велел ей перестать волноваться.
— Старая леди вас не съест, — как-то загадочно проговорил он. — Я сам с ней поговорю, и часть ее гнева минует вас и падет на меня.
Люси взглянула на него, и в душе у нее внезапно зажглась надежда. Если он вместе с ней войдет в дом, может быть, — может быть! — графиня попросит его задержаться, предложит выпить, а то и пригласит поужинать. Сейчас у них гораздо лучше с едой, и Августина вполне сможет накормить неожиданного гостя. Особенно если это нужно сделать ради Люси.
В последнее время Августина очень привязалась к Люси, а с тех пор как дом наполнился цветами, Августина ни минуты не сомневалась, что это дары серьезного воздыхателя. Несомненно, она проявит неподдельный интерес к молодому человеку, даже если саму Люси это будет смущать.