– Ну, милочка, – обратилась к Джун госпожа Паркс, когда зевающий Джос упомянул о постели. – Вам нужно умыться и надеть ночную рубашку, я найду вам ее. У меня припрятана подходящая. Этой ночью, а, возможно, и следующей я буду спать у Джоса. А вас и вашего мужа милости просим в спальню.

Как же так – она же должна была понять, что они живут врозь!

От шока Джун окаменела.

– Я… я не собираюсь выгонять вас из вашей постели.

Но госпожа Паркс улыбнулась ей теплой, ослепительной, удивительно красивой улыбкой.

– Это меня нисколько не затруднит, милочка. Я буду только рада.

Беда заключалась в том, что противостоять такой доброте и такой любви было просто невозможно. Это глупо, подумала Джун, но все выглядит так, будто, несмотря на краткость их знакомства, госпожа Паркс любит ее.

Она ждала, что Эллиот возразит, объяснит, что он будет счастлив разделить чердак с Джосом. Она ждала, что Джоса обрадует перспектива разделить свое место наверху с новым другом.

Но ни один из них не промолвил ни слова.

– Спасибо, – пробормотала Джун, следуя за госпожой Паркс сначала в спальню, а из нее в маленький закуток, отделенный занавеской – что-то вроде туалетной. – Вы очень добры.

Госпожа Паркс погладила ее по плечу.

– Все будет хорошо, милочка, – повторяла она снова и снова. – Верьте мне, так и будет.

Примечания

(1) Вертеп

В данном случае – воспроизведение сцены Рождества с помощью фигурок (кукол), изображающих младенца Христа, ангелов, пастухов и т.д.

Примерно в таком виде:

Так же "вертеп" это

• устаревшее название пещеры, сохранившееся в церковнославянском. Согласно Евангелию (Лк.2:4-7) в Вифлеемском Вертепе произошло Рождество Иисуса Христа.

• своеобразный кукольный театр, изображающий сцену Рождества.

• в переносном смысле (от вертепов разбойников) притон; место разврата и (или) преступлений;

Относительно последнего, переносного, значения слова «вертеп» (не имеет никакого отношения к данной новелле Бэлоу, но, тем не менее, интересно)

Слово вертеп получило дурной смысл, равносильный притону, месту, далекому от праведности. Такому положению мы обязаны первым на Руси кукольным театрам. Наиболее доходным промысел кукольников был на праздничных Рождественских ярмарках, когда народ гулял и легко тратил деньги на развлечения. Поэтому самым распространенным спектаклем была Рождественская история. Кукольные вертепы были небольшие, их легко было переносить с места на место. Когда ярмарки закрывались, кукольники (ради наживы) перемещались в кабаки и пивные. В этих заведениях, в вертепах они показывали уже совсем другие сюжеты, более подходящие пьяной публике.

На ней была белая льняная ночная рубашка с длинными рукавами, укутывающая ее от шеи до пят. Она распустила и тщательно расчесала волосы. Ровные и блестящие, они ниспадали почти до талии. Она сидела на самом краешке дальней стороны кровати. Очень прямо и спиной к нему. Он уже потушил огонь в очаге и помог Джосу установить на ночь решетку.

Он чуть задержался в дверях, а затем прошел и поставил свечу. Ее плечи слегка опустились.

– Я буду спать на полу, – спокойно сказал он. – Пойду, принесу свое пальто. Мне будет вполне тепло и удобно.

На какое-то мгновение, пока он поворачивался, намереваясь выйти в главную комнату, она задержалась с ответом.

– Нет, – остановил его ее голос. – Пол твердый и к утру будет очень холодным. Это глупо.

Он увидел, что она встала, откинула одеяло со своей стороны, забралась на кровать и натянула одеяло до самых ушей. Она так и не посмотрела на него и проделала все это, ни разу не обернувшись. Она лежала на самом краешке, рискуя свалиться.

На протяжении месяца он познавал ее, в том смысле, в котором мужчина познает свою жену. Часто. Непрестанно. Ночью и днем. Пока, наконец, не осознал, что ее слезы украдкой и ее невольная угодливость со временем не пройдут. Но он не желал пользоваться своими правами господина и повелителя.

Он так тогда устал, так утомился от пережитого. От самой жизни. Он любил ее так глубоко. И так же неистово ненавидел. Пока не обратил ненависть на себя.

Интересно, что бы она сейчас сделала или сказала, если бы он вдруг проболтался о том, что случилось на следующий день после того, как она бросила его. О том, что он четверть часа стоял в своем кабинете, сначала приставив пистолет к виску, а затем – для большей надежности – засунув дуло в рот и пытаясь набраться мужества, чтобы нажать на курок. И как позже, уже отшвырнув пистолет, рыдал куда дольше этих четверти часа.

Шевельнулась бы она? Сказала бы что-нибудь? Поняла бы что-то? Волновало бы это ее?

Он медленно разделся, а затем присел на край постели, чтобы снять ботинки. Оставшись в одном исподнем, он задул свечу и лег на свою половину кровати. Но постель не была по-зимнему холодной и сырой. В ней было тепло и на удивление уютно. Возможно, Джун уже согрела ее своим телом? Он лежал на спине, прикрыв глаза рукой и пытаясь уловить ее дыхание.

Она была его женой. Эта прекрасная незнакомка более пяти лет была его женой. Когда, по возвращении с Ватерлоо, его бабушка и дедушка предложили ее в жены, он вспомнил прелестную жизнерадостную девчушку, которая много смеялась, любила его и неотступно следовала за ним, пытаясь понравиться. И когда он снова увидел ее, то страстно возжелал. Она была семнадцатилетней красавицей, очаровательной и невинной. Ему была нужна она и все, что она могла ему дать. Все, что он потерял за годы войны, хотя ему было всего двадцать два, когда война закончилась.

Она ничего не смогла ему дать. А он делал ее несчастной – все те три месяца. Возможно, позднее, после того, как Джун оставила его, ей удалось вновь обрести себя.

Он тихо лежал, ожидая, когда нахлынет и былая горечь, и былая ненависть, и прежнее чувство вины. Но постель была такой теплой и такой удобной. В спальне, несмотря на то что она была отделена от главной комнаты, и в ней не было камина, тоже было на удивление тепло. Где-то тикали часы, ритмично и успокаивающе.

Он должен был бы испытывать неловкость от того, что лежал в одной постели с Джун. Ему следовало бы беспокоиться о том, как сложится завтрашний день, сможет ли он добраться до Хэммонд-Парка. Он должен был бы тревожиться о своей семье, волнующейся за него и за Джун.

Вместо этого он чувствовал себя согревшимся, расслабленным и сонным. И странно спокойным. Он почти не знал, что такое спокойствие. Но сейчас, хотя это было необъяснимо, он явно испытывал самое настоящее спокойствие.

Медленно погружаясь в сон, он подумал, что если бы мог навсегда остаться с нею здесь, то они могли бы быть вместе и счастливы. Они могли бы снова стать мужем и женой. Они могли…

Виконт Гаррет, в течение многих лет мучительно страдавший от бессонницы, крепко спал.

Перевод Nataly, редактура Фэйт

Она вдруг проснулась и попыталась понять, что же ее разбудило. Зимой это обычно случалось из-за того, что постель или комната выстывали. Или же холодным становилось и то, и другое. Проснуться можно из-за того, что лежишь в неудобной позе, или из-за того, что приснился дурной сон. Но этой ночью ее разбудило что-то другое. Она сразу поняла, что лежит в необычной постели в необычном доме, но ни на миг не ощутила растерянности. Трудно поверить, но никогда в жизни она не чувствовала себя более уютно и спокойно.

Она лежала спиной к двери на той же стороне кровати, на которой и заснула. Только теперь она оказалась почти на середине. Ее голова лишь слегка касалась подушки, а шея удобно устроилась на теплой, мускулистой руке. В эту же руку, согнутую в локте, упирался ее подбородок. Она ощутила, как пальцы этой руки слегка сжимают ее плечо. Ее ноги были согнуты в коленях. Позади них она чувствовала другие колени. К задней поверхности бедер прикасались чужие ноги. Задом и спиной она прижималась к теплому, расслабленному телу. Его щека покоилась на ее затылке. Ее висок согревало его дыхание.