— Благодарю вас, — улыбнулся Лайл. — А еще мне хотелось бы переодеться в собственную одежду, кажется, вы все еще где-то храните ее.

— Она находится в такой же сохранности, как и все остальное в Турции, — заметил Бэринг, — учитывая, что султан с каждым днем все больше сходит с ума.

— Неужели все так плохо? — Лайл Уэстли удивленно приподнял брови.

— Хуже быть не может! Неизвестно, что он выкинет в следующую минуту. Его слуги, как вы знаете, просто в ужасе от него.

Лайл снова отпил глоток.

— Расскажите мне об этом, но только чуть позднее, когда я смогу сконцентрироваться на чем-нибудь еще, кроме мысли о том, как удержать голову на плечах.

— Я отпущу вас на покой лишь после того, как вы поведаете мне, что обнаружили.

— То, что вы и ожидали, — ответил Лайл. — Болгария больше не в силах выносить страдания, она на грани взрыва.

Бэринг нервно сжал губы.

— Мы прекрасно знаем, русские всегда готовы затеять какую-нибудь чехарду, — продолжал Лайл. — Сейчас они изо всех сил стараются, чтобы революция охватила как можно большую территорию и была как можно разрушительнее.

— Вы сообщили об этом в Лондон?

— Да, и не только это. А теперь, ваше превосходительство, прошу простить меня. У меня едва хватит сил, чтобы подняться наверх.

— Я присмотрю за тем, чтобы вам это удалось и чтобы вы получили все необходимое. — Бэринг позвонил в колокольчик.

Тотчас же появился слуга.

— Проводите мистера Уэстли в его комнату, — распорядился посол, — и проследите, чтобы его не беспокоили, пока он сам не проснется.

Слуга поклонился и вместе с Лайлом вышел из комнаты.

Оставшись один, посол вздохнул. Именно этого он ожидал и боялся.

Все сведения, добытые Лайлом Уэстли, верны, однако неизвестно, что теперь следует делать.

При нормальном развитии событий он мог бы связаться с султаном, и сообща они бы решили, как помешать России перессорить всех на Балканах, что ей уже не раз удавалось. Но посол прекрасно понимал, в данный момент вся Османская империя забурлит. Народ доведен до нищеты двумя неурожайными годами, и через несколько месяцев неизбежен взрыв.

Русские, несомненно, попытаются извлечь из этого максимальную выгоду.

Британии предстояло охранять Суэцкий канал — ворота, ведущие в Индию.

Посол встал из-за стола и заходил по комнате взад и вперед. Ему хотелось обсудить все услышанное с Уэстли. Но тот находился в крайней степени переутомления из-за всего, что пришлось вынести, а значит, ему необходим отдых.

Лайл Уэстли успел стать легендарной личностью. Молодой человек, который мог бы всю жизнь вращаться в высшем обществе Лондона, умножил число служивших империи храбрецов. Он выслеживал врагов Британии, делал их уязвимыми. Но и сам ежедневно подвергался риску быть разоблаченным и уничтоженным.

Уэстли происходил из очень древнего и знатного рода. Его отец, шестой баронет, надеялся передать старшему сыну большое поместье в Хантингдоншире, а также сделать его владельцем отличных скаковых лошадей, которых он будет тренировать в Ньюмаркете.

Лайл, однако, завербовался в индийскую армию и постепенно стал одним из тех, кто увлекся «Зеленой игрой». Это была самая мощная и оригинальная из существовавших в то время секретных служб.

Затем он покинул армию, предложив свои услуги министерству иностранных дел, которое ухватилось за столь блестящую кандидатуру. Министерство остро нуждалось в тех, кто мог внести свой вклад в дело расширения империи, по возможности стараясь избегать войн. Крымская война стала настоящей катастрофой — она унесла множество человеческих жизней, обрекла больных и раненых на беспримерные страдания, о которых рассказала Флоренс Найтингейл.

А Россия, располагавшая самой непрофессиональной и недисциплинированной армией в мире, стала победительницей, возжелавшей расширить свою империю, и это было особенно опасно для султана.

В Индии русские отличались тем, что постоянно раздували вражду между Афганистаном и северо-западными границами страны. Теперь никто не сомневался: Россия положила глаз на Османскую империю.

Лайл Уэстли проспал двадцать четыре часа.

Он проснулся на следующий день после полудня и почувствовал себя отдохнувшим, способным логически рассуждать.

Несмотря на усталость, перед сном он вспомнил об одолженной одежде, которую надо было вернуть до того, как ее хватится владелец. Это дело было поручено личному слуге посла.

Поэтому, проснувшись, Лайл позвонил слуге, попросил приготовить ванну и первым делом поинтересовался:

— Вы доставили одежду куда следовало?

— Да, господин, — ответил слуга, — ее унесли поздно ночью и оставили в доме, который вы описали.

— Нашего человека кто-нибудь видел? С ним разговаривали? — продолжал расспрашивать Уэстли.

Слуга покачал головой.

— Он опытный человек, идет как тень — никто не замечает, не слышит.

Это было все, что хотел знать Лайл Уэстли.

Одеваясь, он вспомнил девушку, которая помогла ему. Она не только весьма разумна, но и необычайно красива.

Впрочем, Лайл Уэстли думал о ней не иначе как о чуде, явившемся ему, когда он был на волосок от гибели.

«Наверное, я должен послать ей цветы или подарок», — подумал он, застегивая сюртук.

Потом он рассудил, что это было бы очень опасно не только для него самого, но и для нее.

Да, русские упустили его, однако он был уверен, что те поднимут всех своих константинопольских осведомителей, и ему еще повезет, если в один прекрасный день, пребывая в одиночестве, он не растворится в воздухе.

Он спускался по лестнице, размышляя, что оставаться в Константинополе было бы глупо.

Надин не осмеливалась заглянуть в купальню целых два дня. Однако Нанк Осман должен был вот-вот вернуться, и она отправилась туда вместе с Рами.

Прежде всего ей бросилась в глаза красная феска. Рядом с ней возле купального халата висела стамбулина.

От радости девушке показалось, будто солнце сияет ярче, а птицы вокруг поют веселее.

Теперь не возникнет никаких вопросов о пропавшей одежде, а кроме того, ее возвращение означало, что беглец благополучно добрался до места назначения — вероятно, до британского посольства.

Надин не хуже Лайла Уэстли знала, что русские находятся повсюду.

«Он должен быть осторожен... очень, очень осторожен», — подумала девушка и вновь помолилась за него.

После обеда Надин повела Рами вниз, в спальню.

Внезапно послышался какой-то шум, и малышка выглянула за перила.

— Папа! Папа! — закричала она и помчалась по лестнице прямо в объятия отца.

Нанк Осман поднял дочку, поцеловал и крепко прижал к себе.

— Ты хорошо себя вела, пока меня не было? Ты скучала по мне? — засыпал он ее вопросами.

— Ты вернулся! Вернулся! — ликовала девочка. — А ты привез Рами подарок?

— Я привез тебе дюжину подарков, — ответил отец, — но прежде всего ты должна поздороваться с очень важным гостем, который почтил своим посещением мое скромное жилище.

В это время Надин спустилась с лестницы, подошла к Нанку Осману и увидела позади него человека — высокого, дородного, бородатого турка в неизменной красной феске. Девушке показалось, что она уже видела его прежде, и в следующее мгновение поняла, что это великий визирь, второй после султана человек в Турции.

Девушка застыла.

Должна ли она подойти к Нанку Осману, чтобы забрать Рами, или, напротив, подождать каких-то распоряжений?

Великий визирь бросил на нее взгляд и спросил хозяина дома по-турецки:

— Кто эта молодая девушка?

— Она француженка, — ответил Панк Осман, — ее зовут мадемуазель Ревон, она учит мою дочь языкам, начиная со своего родного.

Услышав, что говорят о ней, Надин сделала реверанс.

Великий визирь шагнул к ней и спросил:

— Вам нравится в Турции? Вы счастливы здесь?

— Очень счастлива, — улыбнулась Надин. — А моя ученица очень умна и сообразительна, точь-в-точь как ее отец.

Было очевидно, что Нанку Осману похвала пришлась по душе.