Наконец раздался стук копыт — оказалось, конюх привез записку герцогине. Герцогиня, уже спустившаяся вниз, прочитала записку и передала ее Хионе. Прямые, без всякого наклона буквы герцога так и поплыли перед глазами Хионы, но она взяла себя в руки и прочитала:

«Извини меня, бабушка, я не смогу быть на ленче, как надеялся, — меня задержало одно важное дело. Однако я собираюсь приехать днем. Остаюсь твой внук Валериан».

— Какое-то важное дело, — повторила Хиона шепотом и взмолилась, чтобы за этими словами не скрывалось что-то серьезное…

Она шла среди роз, думая о герцоге. Внезапная мысль пронзила ее: если в самом деле не возникнет никаких проблем в связи со смертью сэра Джарвиса, значит, не только герцог в безопасности, но и она тоже! И теперь ему не от чего и не от кого защищать ее!..

Дядя так долго мучил и третировал ее, что только сейчас до Хионы стало доходить — он мертв, и она совершенно свободный человек. И может делать что хочет!

Если бы такое случилось с ней в Стэмфорд-Тауэрсе, она почувствовала бы себя птицей, выпущенной из клетки. Но сейчас, становясь свободной, она теряла герцога. Он заботился о ней, помог бежать, отвез в безопасное место, сюда, только из жалости… Она знала — хотя он ей и не говорил — он ненавидит любое проявление жестокости. Хиона была уверена, что ничего не значит дня него как женщина, просто врожденное чувство справедливости и сострадания побудило его спасти ее от смерти. А теперь ему нет никакого дела до нее…

Вместо ощущения счастья свободы Хиона видела впереди лишь одиночество и пустоту. У нее будут деньги — герцог позаботится, чтобы все оставшееся от отца перешло к ней, а потом он вернется к своим друзьям, к своим занятиям, обязательствам, соответствующим его высокому положению, а ее сердце разбито навсегда…

«Я люблю его, — думала Хиона, — но что значит моя любовь, когда каждая знаменитая красавица из окружения регента может стать его, лишь бы он попросил…» Она наслушалась о его успехах от герцогини, любившей поговорить о скандалах в высшем свете и откровенно рассказавшей о многих увлечениях герцога.

Ее замечания насчет развлекательных колонок в «Таймс» или «Морнинг пост» вызывали у Хионы странную боль, хотя она не совсем понимала причину собственной реакции, своей печали.

— Ну я вижу, леди Мэри Крюсон появилась на этой неделе в Букингемском дворце, — заметила герцогиня. — На мой взгляд, она скучная, но очень красивая. Я думаю, Валериан видел ее, правда, он ею интересовался недолго, — перелистывая газеты, откровенно высказывалась герцогиня. — А, наконец дочь герцога Нортумберленда помолвлена! — воскликнула герцогиня. — Я думала, она все еще оплакивает потерю Валериана. Она была бы ему подходящей женой, но он даже не смотрел на нее…

Женщины, женщины, женщины… Хиона была уверена, что все они красивы, как утренняя заря или как лунный свет, заливавший долину, когда они с герцогом сидели на упавшем дереве. Не разбирая, куда идет, девушка нашла дорожку к беседке и там присела. Она хотела как-то подготовиться, чтобы достойно воспринять прощальные слова герцога. Но больше всего ее сейчас волновало, почему он так долго не едет. Может быть, главный констебль заподозрил что-то, может быть, сцена, которую они изобразили, не слишком естественна? Если в убийстве ее дяди заподозрили герцога, тогда она должна рассказать правду. Хиона не сомневалась — он попытается взять вину на себя, но она ему этого не позволит. Но если все выйдет так, как спланировал герцог, он просто попрощается с ней, возможно, предложив еще несколько дней побыть с его бабушкой. Не может же она оставаться в гостях вечно! Надо начинать думать о будущем самой…

Может, стоит арендовать дом в Лондоне, платить уважаемой пожилой даме или вдове, которая могла бы жить с ней? Или вообще уехать из Англии и отправиться, как прежде, в бесконечное путешествие по свету, побывать в странах, где нет войны?.. Она, несомненно, останется одинокой, потому что ни один мужчина не сможет привлечь ее внимания после герцога, которому она уже отдала свою любовь, и больше ей не суждено так полюбить…

Ей захотелось расплакаться от горестных мыслей, но она представила, как рассердится герцог, если найдет ее в слезах. Он огорчится, что она не выполняет его приказ.

Итак, его бабушка что-то заподозрила? А может, и Симпсон не слишком поверил ее рассказу? Хионе, нервы которой были на пределе, все казалось угрожающим, все пугало…

Она едва не вскрикнула, когда, подняв глаза, увидела герцога. Он подошел неслышно и остановился возле беседки. Уж не мерещится ли ей? Казалось, сердце остановилось, но потом Хиона вскочила и с криком кинулась к нему:

— Что случилось? Почему вы так долго? Что-то не так?..

Вопросы срывались с ее губ, и она уже не могла владеть собой. Она вцепилась в него, как если бы он собирался уйти и оставить ее без ответа.

— Все в порядке, — успокаивал девушку герцог. — Я очень сожалею, что задержался. Но это было необходимо…

Спокойный голос герцога заставил Хиону внимательно посмотреть на него. Глаза ее были огромными, казалось, кроме них, на лице больше ничего не было. Она спросила:

— И они поверили всему? Что разбойники убили дядю Джарвиса?

Говорила она неуверенно, и герцог обнял ее, желая поддержать, чтобы она не упала.

— Убийцу уже ищут, хотя признаются, что очень мало надежды на успех.

Наконец она слегка улыбнулась, слушая герцога, а он спокойно сказал:

— Вам больше не о чем волноваться, Хиона. Вы спасли мне жизнь. — Он почувствовал дрожь в ее теле — ей вспомнился момент, когда дядя наставил на него пистолет, готовый выстрелить. Она застыла от ужаса… — Забудьте обо всем, — попросил он, — и позвольте мне вас поблагодарить. Я вам очень-очень признателен, ведь только благодаря вам я стою сейчас здесь…

В голосе его слышалось нечто, что заставило девушку посмотреть на герцога открыто, без всякого страха, который сковывал ее еще минуту назад.

Герцог нежно привлек Хиону к себе и сказал:

— По дороге сюда я размышлял, как мне выразить счастье оттого, что я жив? Как мне выразить мою благодарность вам, Хиона?

Он поцеловал ее.

Хиона не могла в это поверить, но потом, когда герцог снова поцеловал ее, она поняла — именно этого она жаждала… Это был единственный способ выражения любви, которую она испытывала к нему и молилась об этом во мраке несчастья и отчаяния. Теперь она чувствовала, как ее тело запульсировало, словно оживая, и не было больше мрака, а только свет, который окружал обоих, ибо он исходил из их сердец…

Поцелуй герцога был нежный, как будто он боялся напугать ее. Потом, почувствовав податливость ее губ, трепет от прикосновения к ней, он привлек Хиону к себе, а его губы обрели настойчивость и требовательность. Чувствуя ее ответ, он понял, что ничего подобного раньше не испытывал. Хиона была не такая, как другие женщины, к которым его прежде влекло и которые вскоре наскучивали. В Хионе его притягивала ее бескорыстная и открытая душа.

В этом поцелуе он ощутил то же обожание, что читал в ее глазах. Она верила ему безоглядно, и ему придется стараться соответствовать представлению Хионы — он для нее Аполлон, несущий свет и благоденствие миру. Вместе они способны помешать чудовищам вроде сэра Джарвиса творить жестокие дела, обижать слабых, беззащитных и угнетенных…

Он поднял голову, а Хиона тихо произнесла:

— Я люблю тебя…

Услышав в ее голосе абсолютно откровенный восторг, увидев ее глаза, герцог почувствовал себя самым счастливым на свете.

— Я тоже люблю тебя, моя драгоценная, — ответил он. — И никто больше никогда не посмеет дурно относиться к тебе.

Лицо ее преобразилось от счастья, Хиона бормотала что-то невразумительное. А он продолжал:

— Я буду о тебе заботиться, и теперь нам ничто не помешает пожениться как можно скорее.

— По-ж-жениться? — Ей с трудом далось это слово.

— Нам не у кого просить разрешения, — весело сказал герцог. — Единственным твоим опекуном, моя любимая, будет твой муж, значит, я.