Мысль о том, что он мог навредить Каре, охладила его пыл и придала силы отстраниться от нее. Послышался стон возмущения, когда он встал и вышел из пещеры.

Александр наблюдал за последними лучами заходящего солнца, исчезающими во мраке наступающих сумерек.

Откинув голову назад, он вглядывался в небеса, охваченный тоской по дому, который был столь родным, но навеки утраченным. Двести лет он прожил на этой планете, но все же оставался здесь чужаком. Двести лет с тех пор, как он в последний раз позволял женщине обнимать и любить его.

Он почувствовал позади ее присутствие, уловил ее запах, несомый ветром, качающим сосны.

— Алекс?

— Возвращайся в пещеру, Кара. Со мной небезопасно.

— Я не боюсь.

— Зато я боюсь. Я не могу находиться рядом и не прикасаться к тебе. Не могу ласкать тебя и не хотеть сделать тебя своей.

— Скоро стемнеет, — напомнила девушка. — И тогда…

Он медленно обернулся к ней.

— Кара, ты знаешь, кто я. Как ты можешь желать моих ласк?

— Я люблю тебя, — покачала она головой. — Я люблю тебя. А все остальное неважно. — Она улыбнулась, надеясь развеять его сомнения. — Со вчерашнего дня я твоя жена, а я все еще девственница. Не кажется ли тебе, что пришло время это исправить?

— Да, это время давно пришло, — согласился он.

Казалось, что он отсутствовал целую вечность, хотя на самом деле прошло не больше часа. С уверенностью можно утверждать, что никто еще так быстро не спускался по этой узкой горной тропе и не поднимался обратно.

Кару охватило внезапное смущение, когда Алекс подхватил ее на руки и понес в спальню. Огонь в его взгляде воспламенил свечи на стенах, и вот он уже бережно опускал ее на кровать и ложился рядом.

— Не бойся, — прошептал Алекс.

— Я и не боюсь, — ответила она, что, конечно же, было ложью, и они оба это понимали.

— Кара, мы не обязаны это делать.

— Нет, я хочу, правда…

Алекс глубоко вздохнул. Возможно, он торопил ее. Поэтому не мог винить ее в том, что она волновалась и сомневалась. Со вздохом он обнял девушку и привлек ближе. И тут же почувствовал возросшее в ней напряжение, услышал стук бешено колотившегося сердца.

— Расслабься, Кара. Я просто буду обнимать тебя, вот и всё. — Он нежно провел костяшками пальцев по ее щеке, его движения были неторопливыми и успокаивающими.

— Извини.

— Все хорошо, Кара. Так будет лучше. Когда проблемы с Барретом будут решены, я отвезу тебя домой.

— О чем это ты?

— Ничего не получится.

— Алекс… — Она попыталась подняться, но он удержал ее.

— У нас ничего не выйдет, — тихо произнес он. — Я был глупцом, полагая иначе. — Он заглушил протест девушки, накрыв рукой ее рот. — Не имеет значения, сколько между нами общего, Кара, я просто боюсь, что мы никогда не сможем преодолеть различия между нами. Думаю, ты всегда будешь немного бояться меня, а я не смогу жить с тобой, осознавая это. Я не виню тебя за то, что ты чувствуешь. Это нормально — бояться того, чего не можешь понять.

Кара оттолкнула его руку и села.

— Ты идиот! Я не боюсь тебя. Неужели ты думаешь, что я не знаю, что ты не обидишь меня? Если честно, Александр Клейборн, мне иногда хочется на тебя накричать!

Он уставился на нее, нахмурив брови.

— Не понимаю.

Кара задрожала от злости.

— А должен бы. Единственное, из-за чего я переживаю… так это из-за того, что я никогда… — она покачала головой, удивляясь, почему так тяжело облечь свои мысли в слова, — что я никогда этого не делала, болван! И я чувствую себя круглой дурой, потому что так сильно нервничаю не понятно почему. Я знаю, что это такое, знаю, как это делается, я просто никогда этим не занималась! И я боюсь, что разочарую тебя…

Ее голос сорвался, и Кара отвернулась, чувствуя себя невероятно глупо.

— И это все? Ты просто боишься меня разочаровать?

Она кивнула, стесняясь встретиться с ним взглядом. Она думала, что уже взрослая женщина, но внезапно почувствовала себя как пятнадцатилетняя девчонка на первом свидании.

— Кара…

— Я люблю тебя. Алекс, — прошептал она.

Заключив ее в объятия, он привлек девушку к груди.

— И я люблю тебя. Никогда не забывай об этом. Никогда не сомневайся в этом даже на миг. Я люблю тебя…

Взяв лицо девушки в ладони, он нежно поцеловал ее. И этот поцелуй испепелил все ее сомнения и страхи. Она любила его. Она хотела его. И он был рядом.

Его поцелуи и прикосновения казались сном. Страстно, бесстыдно, Кара наслаждалась мужчиной, отдавшим ей свое сердце и душу. Она покрыла поцелуями его широкие плечи, его грудь, опустилась вниз к животу. Скользнула руками по его мускулистым плечам, по его бедрам. Заставила повернуться, поцеловала его спину, провела языком вдоль позвоночника, завороженная необычной грубоватостью кожи его узора, отличающейся от мягкой кожи на плечах.

Поддавшись ее ласкам, не препятствуя ее движениям, Алекс позволил девушке рассмотреть свое тело, позволил прикасаться, ласкать, пока она полностью не удовлетворит свое любопытство, пока он не убедится в том, что Кара изучила каждый его дюйм его тела, словно своего собственного. Это была самая сладостная мука, которой он когда-либо подвергался, — лежать вот так, покуда теплые и мягкие губы скользят по телу, возбуждая до боли в паху.

Она провела кончиками пальцев вдоль узора на его спине, и Алекс застонал от острейшего удовольствия, граничащего с болью, от удовольствия, которое он уже и не надеялся испытать. На ЭрАдоне жест, когда женщина поглаживает позвоночник мужчины столь интимным способом, означал, что она согласна навеки принадлежать только ему. Однажды прикоснувшись так, они навсегда становились мужем и женой, даже если при этом никто не проронил ни единого слова древней клятвы. Кроме того, это доставляло мужчине невероятное сексуальное наслаждение.

— Что случилось? — спросила Кара. — Что-то не так?

— Ничего.

— Мне показалось, что тебе было неприятно.

— Нет, Кара, как раз наоборот.

— Что ты имеешь в виду?

— Прикоснись ко мне снова, Кара. Проведи рукой по спине.

— Вот так?

Алекс прикрыл глаза, отдаваясь ощущениям от прикосновений ее рук, а затем и ее языка.

Кара тихонько хихикнула, когда увидела очевидное доказательство его возросшего желания.

— Похоже, я касаюсь главной эрогенной зоны ЭрАдонского мужчины, — заключила она.

Он заурчал от удовольствия громко и гортанно, подобно льву, сдерживающему рычание.

Кара подавила смешок, довольная тем, что доставила ему подобное наслаждение. Как же жестоко было с ее стороны так мучить и дразнить его, и как же терпеливо он позволял ей это делать.

Но не он один пребывал в агонии. Ты не можешь играть с огнем и не обжечься. Теперь она так же жаждала удовлетворения, испытывала те же сладостные муки.

— Сейчас, Алекс, — пробормотала девушка, с нетерпением ожидая, пока он наденет презерватив и накроет ее своим телом.

А потом он стал частью её, так горячо и сладко вторгся в ее плоть, что Кара поняла — она была рождена для этого момента, для этого мужчины, и уже ничто в ее жизни не будет по-прежнему.

Позже, когда она все еще лежала, томясь в сладкой неге, Алекс принес чашу теплой воды и вытер все ее тело, стирая следы потери девственности и выступившую испарину. Он омывал ее нежно, почти с благоговением, и Кара подумала, что ни разу в жизни ее так не лелеяли и так о ней не заботились.

— Я люблю тебя, Алекс.

— И я тебя, натайа.

— Ты меня так уже называл. Что это означает?

— Возлюбленная.

— На-та-йа. — Она попыталась прочувствовать слово, и ей понравилось, как оно звучит, понравилось, как Алекс при этом смотрит на нее.

Он быстро ополоснулся, вновь скользнул в постель и заключил Кару в свои объятия.

— Ты в порядке?

— Конечно, а почему должно быть иначе?

— Я боялся, что причиню тебе боль.

— Нет. Все было великолепно, — улыбнулась девушка. — Для тебя тоже?