— Какую тайну? — потребовал ответа Йен.

— Ничего вы не знаете, — заявил Феллоуз, он говорил, как и Керри, с примесью кокни.

В комнату танцующей походкой вошла Кейт со свертком в руках, который Бет ей велела держать наготове. Она умирала от любопытства. Бет не посвятила ее в эту тайну, и Кейт очень обиделась.

— Вы говорите об этом? — сказала она. — Вы собираетесь на маскарад, или как?

Бет взяла у нее сверток и, положив его на столик рядом с кушеткой, развернула его. Йен встал и с таким же любопытством, как и Кейт, подошел к ней.

Бет снова повернулась, держа в руке содержимое свертка.

— Не сделаете ли мне одолжение, инспектор? Примерьте их.

Феллоуз побледнел.

— Нет! — отрезал он.

— Думаю, вам лучше это сделать, — тихо произнес Мак.

Он сложил руки на своей широкой груди и стоял позади Феллоуза.

Бет направилась прямо к инспектору. Феллоуз попятился, но натолкнулся на стоявшего позади него Мака. Йен встал рядом с ним, отрезая все пути к отступлению.

— Делай, что она тебе говорит, — сказал Йен.

Феллоуз застыл на месте, его била дрожь. Бет подняла накладные бакенбарды и бороду, которые купила ей Кейт, и приложила их к лицу Феллоуза.

— Кто он? — спросила она.

В комнате наступила тишина, все были потрясены.

— Сукин сын… — прошептал Мак.

— Да, это он, — сказала Кейт. — Он так похож на тот проклятый ужасный портрет волосатого мужчины, который висит в Килморгане на лестнице. У меня от него мурашки бегают. А глаза следят за вами.

— Итак, сходство есть, — сказал Феллоуз, обращаясь к Бет. — Ну и что?

Бет опустила накладные волосы. Феллоуза прошиб пот.

— Может быть, вам следует им сказать? — предложила Бет. — Или скажу я. Моя приятельница Молли знает вашу маму.

— Моя мать не имеет никакого отношения к продажным женщинам.

— Тогда откуда вы знаете, что Молли проститутка?

Феллоуз разъярился:

— Я полицейский!

— Вы сыщик, а Молли никогда не работала на вашем участке, когда вы были констеблем. Она мне рассказала.

— А кто ваша мать? — суровым тоном спросил Мак.

— Вы хотите сказать, что не знаете этого? — Феллоуз обвел взглядом всех братьев. — После того как все эти годы вы насмехались надо мной, тыча мне в лицо свое богатство и привилегии? Я чуть не потерял из-за вас должность, будьте вы прокляты, единственный источник моих средств существования. Но вам было наплевать. Вас это не беспокоило. Да и почему вас должно беспокоить то, что я единственный, кто заботится о моей матери?

— Они и вправду не знают, инспектор, — вздохнула Бет. Она сложила фальшивую бороду и отдала сверток Кейт, явно довольной собой. — Мужчины часто не видят, что происходит у них под носом.

— Я художник, — вмешался Мак. — Предполагается, что я чрезвычайно наблюдателен, но я никогда не замечал сходства.

— Но ты пишешь портреты женщин, — сказала Бет. — Я видела твои картины, и если на них есть мужчины, то они где-то на заднем плане.

Мак с ней согласился:

— Прекрасный пол всегда намного интереснее.

— Когда я увидела портрет вашего отца в Килморгане, сходство поразило меня. — Она улыбнулась. — Инспектор Феллоуз — ваш единокровный брат.

Гостиную Харта заполнили Маккензи. Там же был Керри, а еще трое слуг толкались в дверях, на их лицах было выражение беспокойства и любопытства.

Бет после того, как спустилась с лестницы, запыхалась, и Йен устроил ее рядом с собой на диване. Почему он верил, что сможет уберечь Бет от беды, он не знал. Она была настойчива и обладала силой воли, твердой как сталь. Его родная мать стала жертвой его отца и была им запугана. Мать Бет тоже была жертвой, но Бет как-то удавалось переносить ужасы своего детства. Ее беды делали ее храброй и решительной. Качества, напрасно растраченные на этого идиота Мейтера. Бет заслуживала спасения, заслуживала защиты, как заслуживал ее редчайший фарфор.

Последним вошел Харт и окинул взглядом своих братьев, Бет и Феллоуза. Феллоуз стоял, глядя на высокий потолок над их головами.

— Кто твоя мать? — холодно и высокомерно спросил его Харт.

Вместо инспектора ему ответила Бет:

— Ее зовут Кэтрин Феллоуз, она снимает комнаты в доме около церковного двора при соборе Святого Павла.

Харт перевел взгляд на Феллоуза, оглядывая его с ног до головы, как будто видел впервые.

— Ее следует перевезти в квартиру получше.

— Какого черта, почему она должна переезжать? Потому что вам будет стыдно, если кто-то об этом узнает?

— Нет, — ответил Харт. — Потому что она заслуживает лучшего. Если мой отец использовал ее, а потом бросил, она вправе жить во дворце.

— Нам должно принадлежать все: ваши дома, ваши кареты, ваш проклятый замок Килморган! Она стерла кожу на пальцах, работая, чтобы накормить меня, в то время как вы ели с золотых тарелок…

— В нашей детской не было никаких золотых тарелок, — мягко перебил его Кэмерон. — Там была фарфоровая кружка, которая мне очень нравилась, но у нее был отбит кусочек.

— Вы понимаете, что я имею в виду, — проворчал Феллоуз. — Вам принадлежит все, что должны были иметь мы.

— А если бы я знал, что мой отец оставил женщину голодать и растить его ребенка, я бы сделал что-то намного скорее, — сказал Харт. — Тебе следовало рассказать мне.

— И на коленях приползти к одному из Маккензи?

— Это избавило бы всех нас от множества хлопот.

— У меня была работа, должность, заработанная тяжелым трудом, а вы сделали все, чтобы отнять ее у меня. Я на два года старше тебя, Харт Маккензи. Титул герцога должен принадлежать мне.

Харт подошел к столу, стоявшему позади дивана, и открыл ящичек с сигарами.

— Я бы не помешал тебе радоваться этому, но законы Англии не позволяют. Мой отец вступил в законный брак с моей матерью за четыре года до моего рождения. Незаконнорожденные дети могут наследовать деньги, но не могут наследовать титул.

— Тебе его и не захотелось бы, — вставил Кэмерон. — Столько хлопот, и мало толку. И пожалуйста, ради Бога, не убивай Харта, а то я стану следующим.

Феллоуз сжал кулаки. Он оглядел комнату, потолок высотой в пятнадцать футов, портреты членов семьи Маккензи и картину Мака с пятью собаками, которые получились у него как живые. Йену казалось, что они вот-вот спрыгнут с картины и опорожнятся на сапоги Мака.

— Я не принадлежу к вам… — начал Феллоуз.

— Принадлежишь, — сказал Йен. Бет так чудесно пахла, ее волосы рассыпались по плечам, и их темные волны образовывали узоры на золоте ее халата. — Ты не хочешь, потому что это значит, что ты такой же безумец, как и каждый из нас.

— Я не безумец, — возразил Феллоуз. — В этой комнате сейчас находится только один сумасшедший, мой лорд.

— Все мы немножко сумасшедшие, — сказал Йен. — У меня в памяти хранится все до мелочей. Харт одержим политикой и деньгами. Кэмерон — гений, когда дело касается лошадей. Мак — бог в живописи. А ты отыскиваешь в судебных делах мелочи, которые не замечают другие. Ты одержим справедливостью и желанием обладать всем, что, как ты думаешь, принадлежит нам. Каждый из нас по-своему безумен. И мое безумие самое очевидное.

Все находившиеся в комнате, включая Бет, смотрели на Йена. Их пристальное внимание смущало его, поэтому он спрятал лицо в волосах Бет.

После некоторого молчания Мак сказал:

— Это доказывает, что нам всегда следует прислушиваться к мудрости Йена.

Феллоуз терял терпение.

— Значит, теперь мы большая счастливая семья? Вы объявите об этом в газетах, используете меня, сделаете из меня объект благотворительности? Герцог обнимает давно потерянного брата? Нет уж, спасибо!

Харт выбрал черуту, чиркнул спичкой и закурил ее.

— Нет. Газеты не знают, что в действительности происходит в нашей личной жизни, потому что их больше интересует, что мы делаем публично. Но если мы семья, мы заботимся о своих близких.

— Так, значит, вы собираетесь от меня откупиться? Когда я должен был бы получить ваше воспитание и ваши деньги, вы собираетесь потрясти перед моим носом некоторой роскошью, лишь бы я помалкивал?