Но ведь он был!

На моей коже остался след его энергии.

Один-единственный взгляд на Джуда подтверждает, что мне не померещилось. Его глаза расширены, губы полуоткрыты — он протягивает ко мне руку, хочет утешить, а я отшатываюсь. Мне дурно делается от одной мысли о том, как все это воспринял Деймен.

— Уходи. — Я поворачиваюсь к Джуду спиной, горло сдавило. — Закрой глаза, сотвори портал и уходи. Пожалуйста.

— Эвер…

Он снова тянется ко мне, но я уже переместилась.

Я иду, сама не зная куда. По крайней мере, здесь Деймен меня уже не застанет. Хотя, куда бы я ни шла, от бед не уйти. Только сейчас я поняла старинную пословицу на кофейной кружке, которую мне подарила в восьмом классе учительница литературы: «От себя не убежишь».

Беги не беги, твои проблемы останутся при тебе. Предназначенный путь суждено пройти до конца.

Хорошо в Летней стране, и все же это лишь временная передышка. Стоит вернуться в обычный мир, и наверняка все станет как прежде.

Я неспешно шагаю вперед, раздумывая, не зайти ли в кино, посмотреть какой-нибудь старый фильм, или, может, отправиться в Париж, пройтись по набережной Сены, а то и навестить Мачу-Пикчу или развалины римского Колизея, — и вдруг останавливаюсь перед скоплением небольших коттеджей.

Скромные деревянные домики с маленькими окошками и островерхими кровлями — казалось бы, ничего особенного, но один из них меня манит, он будто светится, и я, сойдя с дороги, приближаюсь к дверям. Не понимая, в чем дело, стою в нерешительности — постучать или нет?

— Они давно уж тут не показывались.

Оглядываюсь и вижу старика, одетого на старомодный лад: белая рубашка, черная вязаная фуфайка и черные брюки. Несколько редких седых волосков зачесаны на лысину. Старик опирается на трость — по-моему, без особой необходимости.

Не знаю, что ответить. Я вообще не представляю, зачем здесь оказалась, и в толк не возьму, о ком он говорит.

— Девчушки две, темненькие такие. Двойняшечки. Я сам-то их вечно путаю, а вот хозяюшка моя различает. Одна уж такая славная, большая охотница до шоколада! — Старик посмеивается, вспоминая. — А другая неразговорчивая, упрямая такая, Попкорн любила, прямо оторваться не могла. Только самодельный, что в печке приготовлен, а не материализованную подделку.

Он внимательно меня рассматривает, нисколько не удивляясь моей современной одежде.

— Хозяйка моя их избаловала, страх! Беспокоилась о них, жалела. А они вдруг взяли да исчезли, и хоть бы словечко сказали…

Старик больше не смеется и не улыбается. Озадаченно смотрит на меня, словно я могу ему объяснить, что произошло.

Перевожу взгляд со старика на дверь. В горле застрял комок, сердце стучит быстро-быстро. В глубине души я уже знаю: в этом доме Роми и Рейн прожили триста с чем-то лет.

И все-таки для полной уверенности мне нужно словесное подтверждение.

— Вы сказали — двойняшки?

Коттедж выглядит до ужаса знакомо — точная копия того, что мне явился в видении, когда я впервые встретила девчонок в брошенном доме Авы. Тогда я взяла Роми за руку, и мне открылась вся их история: суд над Салемскими ведьмами, тетушка, спасая близняшек, выталкивает их в портал… Вот, значит, куда они попали.

— Роми и Рейн, — кивает старик.

У него красные щеки, нос картошкой и добрые глаза — словно он и сам подделка, точная копия классического жителя старой доброй Англии, только что вернувшегося домой из паба. Нет, все-таки он настоящий: не просвечивает по краям и не растворяется в воздухе, так и стоит передо мной с дружелюбной улыбкой на лице. Живой или мертвый — трудно сказать, однако неподдельный — точно.

— Ты ведь их искала, да?

Киваю неуверенно. Я правда их искала? Потому и оказалась здесь?

Старик смотрит на меня так странно, что я невольно вздрагиваю и нервно хихикаю. Откашлявшись, добавляю:

— Обидно, что их нет дома. Надеялась застать.

Он кивает с таким видом, словно все прекрасно понял и сочувствует мне. Опираясь обеими руками на трость, говорит:

— Мы с хозяйкой здорово к ним привязались, потому как прибыли-то сюда, почитай, в одно время. Сейчас понять не можем, то ли они обратно вернулись, то ли надумали все-таки перейти по мосту. А ты как полагаешь?

Пожимаю плечами. Хоть бы он не догадался, что ответ на этот вопрос мне известен! К счастью, старик больше не расспрашивает и, кивнув, тоже пожимает плечами.

— Хозяйка твердит, они через мост ушли, насовсем. Говорит, малышки устали ждать — не знаю уж, кого они там ждали. А я по-другому думаю. Рейн, может, и ушла бы, да только сестренку ей ни за что не уговорить. Роми упрямая у нас, куда там!

Он, верно, оговорился?

— Погодите, вы хотели сказать, Рейн упрямая? Ром добрая, мягкая.

Жду утвердительного ответа, а старик опять странно смотрит на меня и поглубже втыкает в землю трость.

— Что хотел сказать, то и сказал. Доброго дня мисс!

И уходит, высоко подняв голову и очень прямо держа спину, лихо помахивая тростью. Что это с ним? Неужели мой вопрос чем-то его обидел?

Он же действительно очень старый, вполне мог перепутать, тем более что двойняшки в самом деле невероятно похожи — по крайней мере, были похожи, когда жили здесь и носили одинаковую школьную форму, а как они одевались до встречи с моей сестрой Райли, можно только догадываться. Но старик говорил с такой уверенностью… Я вновь начинаю сомневаться. Может, Рейн только со мной так нахально себя ведет?

Кричу старику в спину, надеясь, что он услышит:

— Извините, сэр, можно, я зайду в дом? Я ничего трогать не буду, просто посмотрю, честное слово!

Он оборачивается, взмахнув тростью.

— Смотри на здоровье. Там ничего такого нету. А если что, все можно заменить.

Старик бредет дальше, а я, толкнув дверь, перешагиваю порог. Красный плетеный коврик смягчает скрип рассохшихся половиц. Постояв, пока глаза не привыкнут к полутьме, оглядываю просторную квадратную комнату. Неудобные на вид стулья с прямой спинкой, среднего размера стол, кресло-качалка возле очага с кучкой золы от недавно догоревшего огня. Из этого мира Роми и Рейн бежали в 1692 году, а потом воссоздали его здесь, только без лжи, лицемерия и жестокости.

Обхожу комнату, разглядывая толстые балки под потолком, веду пальцами по шероховатым стенам, по столам, заваленным книгами в кожаных переплетах— их читали при свете свечей и масляной лампы. Чувствую себя виноватой, ведь я совсем не уверена, имею ли право влезать в чужое пространство.

В то же время я твердо убеждена, что попала сюда не случайно. Мне было предназначено все это увидеть. В Летней стране ничего случайного не бывает. В доме находится что-то важное для меня.

Заглядываю в скромную спальню. Она точь-в-точь повторяет комнату тетушки, которая воспитала двойняшек. Той самой, что вытолкнула их в Летнюю страну, спасая от Салемского процесса, после чего ее саму приговорили к ужасной казни. Узкая кровать, рядом на столике толстый том в кожаном переплете, на нем рассыпаны засушенные цветы и травы. Еще один плетеный коврик, высокий узкий шкаф в углу. За приоткрытой дверцей виднеется коричневое ситцевое платье. Больше в комнате ничего нет.

Наверное, Роми и Рейн материализовали эту комнату, как я когда-то — Деймена. Долго ли они цеплялись за память о своей прежней жизни, пока не смирились наконец и не решили довольствоваться копией?

Закрыв за собой дверь, поднимаюсь по лесенке на чердак. Стукаюсь головой о низкий покатый потолок и морщусь от громкого скрипа половиц. Выбравшись на середину, где можно распрямиться, осматриваю две узкие кроватки и деревянный столик между ними, книги на столе, старенькую масляную лампу… Все почти как в теткиной комнате, только стены сплошь оклеены свеженькими постерами с изображениями поп-звезд. Сразу видно влияние Райли! Надо знать мою сестричку — наверняка двойняшкам пришлось присягнуть на верность ее кумирам.