Доложите обстановку...передал Ватуэйль спустя мгновение.

Они потеряли пятерых, в том числе капитана Мевадже. Некоторые отделались ранениями: у двоих полностью отказали органы чувств, еще двое частично утратили способность передвигаться.

Они перегруппировались по новой. Он отправил Люске подтверждение его нового статуса: следующий за ним в командной цепочке. Затем двинулись дальше, оставив раненых дожидаться отзыва с задания.

Сэр, тут расщелина...передал Бьозель, находившийся в пятнадцати метрах внизу и впереди. Зато открылся довольно удобный путь для спуска.

Там может быть ловушка, Бьозель,ответил он. Все такие проходы легко заминировать или оснастить ловушками.

Разумеется, сэр, но этот проход только что возник. Он примыкает к тому, где погиб наш друг. Кажется надежным. И глубоким.

Ты уверен, что сможешь его обследовать, Бьозель?

Уверен, сэр!

Хорошо. Если так, думаю, нам пора соединить силы. Вперед, Бьозель. Но будь очень осторожен.

Новая расщелина оказалась почти отвесной. Но Бьозель спустился по ней — сперва осторожно, затем со всевозрастающей уверенностью. Остальные солдаты, которых Ватуэйль вверил ему, спустились по следам капрала.

Другие два подразделения столкнулись с большими трудностями, но Ватуэйль помог и им проникнуть в новый проход.

Новый враг появился из трещины, примыкавшей к старому проходу, который они уже миновали. Он атаковал Бьозеля и в мгновение ока поразил его. Но и сам не ушел — один из бойцов, следовавших сразу за Бьозелем, выстрелил в него из помпового дротикомета. Стражник упал и начал растворяться. Бьозель бессильно привалился к стене расщелины, яд стремительно распространялся по его членам и обездвиживал их. Другой боец торопливо окутал его своей пленкой, провел беглый анализ, попытался установить, есть ли шансы на спасение, какие части тела лучше прижечь, а какие — вовсе ампутировать. Затем медик оттянулся назад, следя за тем, чтобы связь с Бьозелем прервалась прежде, чем он сам начнет докладывать Ватуэйлю.

Похоже, что и я останусь тут до самого отбоя, сэр...передал Бьозель.

Похоже на то, Бьозель...

Этот мог успеть поднять тревогу...доложил медик.

Я что-то вижу отсюда, сэр...сообщил боец, двигавшийся сразу за Бьозелем в момент атаки. Глубоко внизу что-то есть... внизу... что-то похожее на мощный источник света, сэр...

Наладив канал связи через двух пехотинцев, спустившихся ниже, Ватуэйль внимательнее присмотрелся к тому, о чем докладывал боец, находившийся теперь глубже всех.

Время держать нос по ветру,подумал он.

Оставайся здесь, Бьозель.

Выбор у меня невелик, сэр...

Мы вернемся за тобой... Кто бы это ни был... Мы тут, мы помним о тебе...

Вот и все.

Перегруппироваться для атаки,скомандовал он отряду.

Они сгрудились, передвинулись, перестроились. Он испытал нечто вроде гордости за них — так мог бы гордиться отец своими детьми. Пока они тихо, но основательно готовились к этой миссии, отважившись на величайший риск ради общего блага и высокой цели, он успел не только теснее сжиться с ними, но и полюбил.

Бойцы выполнили приказ даже быстрее, чем он мог надеяться.

Четыре маленьких взвода, готовые получить последний электрохимический сигнал и разойтись на расстояние, на котором смогли бы обмениваться лишь световыми сигналами, поплыли вперед.

По моей команде...передал он. Начали... Начали... Начали...

Они запустили двигатели и устремились по отвесной трещине к сиявшему призрачным светом ядру.

— Конечно же, ничего этого не существует. Нельзя сказать, что виртуальные существа в самом деле терпят адские муки в так называемых Виртуальных Реальностях, о которых вы тут нам толковали. Они существуют лишь как продукт нашего воображения. Мы думаем о них, беседуем, вспоминаем и наконец убеждаем сами себя, что они действительно продолжают существовать в какой-то высшей реальности, в измерении, недоступном нашему с вами пониманию. Вот истинная Послежизнь. Она ждет всех, кто верит и ждет, — есть у них душехранительницы или нет. Мы возлагаем решение вопросов о посмертных наградах и карах на Господа. Мы не осмеливаемся брать на себя Его работу. Это дело Бога, а сказанное вами надлежит расценить как ересь. И, будем откровенны, нас оскорбили прозвучавшие в наш адрес утверждения.

Для члена Палаты Представителей Эрруна такая речь могла считаться очень краткой. Он договорил и так резко опустился на свое сиденье, что полы сенаторской мантии какое-то время еще развевались вокруг него. Тогда Уполномоченной Представительнице Филхэйн пришлось снова приподняться.

— Что ж, — промолвила она, — смею заверить, что произвести на вас такое впечатление... не входило в наши планы, уважаемый коллега.

Эррун полупривстал со своего места и небрежно ответил:

— Оскорбление, равно как и остальные чувства, мы испытываем, когда слова другого доходят до нашей души. Над этим переживанием не властен сказавший их.

По залу снова прокатились одобрительные шепотки. Член Палаты Представителей снова сел, приняв как должное плечехлопки, приветственные кивки, поклоны и восторженные возгласы своих соратников и клевретов.

— Как я уже сказала, — повторила молодая Представительница Дальних Колоний, — мы не хотели нанести вам преступление. — Моментально осознав, что сорвалось с ее уст, она пробормотала: — Я хотела сказать, нанести оскорбление.

Она поискала взглядом спикера Сената, восседавшего на возвышении в дальнем углу совещательной палаты.

— Я приношу искренние извинения, — обратилась она к сенатору, занимавшему этот пост. Сенатор был стар и прославлен, его окружала свита помощников, которые что-то лихорадочно записывали и отстукивали на клавиатурах.

Наперекор всему внезапно воодушевившись, она сделала жест, формально завершавший выступление, покосилась на очень довольного собой Эрруна и села. Из нее точно воздух выпустили. С галерей, отведенных для прессы и общественных наблюдателей, доносился несмолкающий шорох, подобный звуку влекомых ветром листьев. Представительнице Филхэйн отчаянно захотелось прикрыть хоботами лицо. Потом она вспомнила, что этот жест репортерские камеры тоже уловят, и воздержалась от него. Вместо этого, убедившись, что спикер перешел к монотонному, казавшемуся нескончаемым перечислению пунктов повестки дня, Филхэйн проверила, точно ли микрофон в ее ложе отключен, склонила голову к своему советнику Кемрахту и произнесла:

— С равным успехом я могла бы надеть на сегодняшнюю сессию ожерелье «укуси меня сюда». Порадуй меня чем-нибудь, любезный Кемрахт.

— Я постараюсь, госпожа, — ответил молодой павулианец, указав на выходящего из ложи посыльного. Он приблизил губы к ее уху. — Для вечернеего заседания у меня припасен гость.

В том, как он это сказал, было нечто, вогнавшее Филхэйн в дрожь. Она откачнулась на своем сиденье и посмотрела на советника. Тот усмехнулся, не забыв, однако, вежливо полуприкрыться обоими хоботами.

— Ты хочешь сказать, что... — начала она.

— Гость с другой стороны.

Она тоже улыбнулась. Он уставился вниз.

Она заметила, как Эррун подозрительно глядит на нее из другого крыла совещательной палаты. Ей захотелось расплыться перед ним в широченной улыбке, но она побоялась выдать себя. Лучше не давать этим субчикам никакой зацепки. Она постаралась улыбнуться Эрруну так, чтобы выглядеть смело, но на грани отчаяния, затем быстро отвела взгляд, как если бы у нее сдали нервы, и она не могла больше притворяться веселой.

Подумав, она подняла оба хобота к глазам и притворилась, что утирает струящиеся из них слезы.

Я сама себя сделала политиком,подумалось ей. Никто иной. Я сама.

Целый взвод был уничтожен внезапно пронизавшим лед электрическим разрядом. Уцелевшие продолжали движение вперед, а те, кому не повезло, понемногу растворились.