— Другие корабли, — напомнила она, — скоро прилетят. Нам надо...

— Нет, — Демейзен потянулся и сладко зевнул, — не надо. Не будет никакой второй волны. Ни одного корабля не осталось. — Он нагнулся и вытащил кинжал из ноги обезглавленного трупа, который наконец перестал конвульсивно дергаться. — За исключением последней горстки — я их оставил пацанчикам из Сил обороны Сичульта, чтобы они тоже потешились и почувствовали себя героями.

Он внимательно разглядывал кинжал. Взвесил его в руке, покрутил туда-сюда пару раз.

С диким воющим шумом из одного полуразрушенного, пожираемого пламенем боевого кораблика вырвался пороховой снаряд, за ним последовала едва заметная вспышка света. Рука аватара молниеносно метнулась вверх и отразила снаряд. Он сделал это не глядя, не отрываясь от изучения ножа. Снаряд с жужжащим визгом отлетел в камышовые заросли и взорвался там на мелководье, испустив фейерверк оранжево-белых на черном искр и подняв фонтан брызг.

— Я думал оставить им только один корабль или даже выкурить их всех самому, чисто по приколу, — добавил Демейзен, — а потом притвориться, что непонятка вышла. Но в конце концов я решил поступить иначе: пусть на поверхности планеты останется больше свидетельств атаки. К тому же нельзя исключать, что некоторые Ады не были уничтожены, а перешли в режим гибернации, и личности мучеников по-прежнему заточены там. Надо постараться спасти оттуда тех, кого еще стоит спасать.

Аватар протянул руку, и татуировка, нетронутая, сверкающая, взвилась с трупа Вепперса, по спирали взлетела в воздух и обернулась вокруг его кисти, как нить ртути. Она быстро приняла оттенок кожи аватара и слилась с ней еще до того, как доползла до верха кисти. В полете она напоминала маленький ураган на поле несжатой пшеницы.

— И все это время она была жива? — уточнила Ледедже.

— Угумс. И не просто жива — разумна. Ее интеллект настолько высок, что я ей, бля, даже имя дал, прикинь.

Он явно настроился на длинный рассказ и уже набирал для него в грудь воздуха, но девушка протестующе подняла руку.

— Не сомневаюсь. Но я не хочу его знать.

Демейзен недовольно ухмыльнулся.

— Это был эскадрон, персональный защитник, оружие — все вышеперечисленное, — подытожил он и снова потянулся, как будто татуировка продолжала укладываться поудобнее и теперь распределилась по всему его телу. Он взглянул на девушку сверху вниз.

— Ты возвращаться вообще намерена? Если так, то, надеюсь, ты уже к этому готова?

Она села на землю, держа руки за спиной. Из одного ее глаза текла кровь. Все тело ныло. Самочувствие у нее было самое что ни на есть говенное.

Подумав, она кивнула.

— Думаю, да.

— Хочешь? — он протянул ей кинжал рукояткой вперед.

— Да, так лучше, — сказала она, принимая кинжал, затем тяжело встала, помогая себе рукой, — это семейная реликвия.

Она глянула на аватара и озабоченно прищурилась.

— Их было два, — напомнила она.

Он помотал головой, бросил сквозь зубы: «Упс!», потом нагнулся и поднял второй кинжал с земли оттуда, где он в ней застрял. После этого он обыскал жилет Вепперса, нашел двойной футляр и с церемонным поклоном вручил его и кинжалы девушке.

Тем временем модель боевого корабля переломилась посредине. Она уже кренилась к пристани, огонь охватил судно от кормы до носа, но только теперь корабль внезапно завалился на корму и взорвался, разбрасывая искры, разметывая горящие уголья, мусор, шрапнель, снаряды и ракеты во все стороны. Они разрывались с жутким визгом, свистом и ревом.

В свете первого сгустка пламени, который вылетел после этого взрыва из недр корабля, на миг стали видны два серебристых яйца, что стояли на острых концах на берегу маленького низкого островка поблизости. Затем они исчезли бесследно — в мгновение ока, точно так же стремительно, как и возникли.

DRAMATIS PERSONAE [45]

Посланница Хюэн, образно выражаясь, спрыгнула с поезда, прежде чем ее оттуда столкнули, ну да так уж повелось. Даже то весьма ограниченное участие и содействие, которое она себе позволила в сложившихся обстоятельствах, несколько превышало строго регламентированную степень допустимого. Она подала в отставку, вернулась домой, посвятила несколько лет воспитанию ребенка и за следующие века ни разу не пожалела ни об одном своем поступке.

Сторожевой корабль Культуры класса «Мерзавец» За пределами нормальных моральных ограниченийбыл вызван на разбирательство в Комиссию по Расследованию Недавних Событий, Имевших Место в Сичультианском Установлении. Он явился туда в облике замысловато татуированного карлика-альбиноса, хромого заики, страдавшего недержанием мочи и кала. Его быстро признали невиновным по всем статьям обвинения, за исключением только самых вопиющих (и в целом ожидаемых от корабля класса «Мерзавец») злоупотреблений должностным положением.

Он вернулся к обычным своим занятиям: продолжил бессрочное одиночное дежурство в сердце холодной безвидной пустоты, ожидая, когда случится неладное, и прилагая все силы, чтобы не слишком расстраиваться, когда ничего такого не происходило. Он получил от братьев-сторожевиков Культуры и других кораблей секции Особых Обстоятельств именно такие поздравления и восхищенные послания, каких и ожидал после всех своих свершений в системах Цунга и Квайн; из каждой строчки этих посланий сочилась нескрываемая зависть, но он дорожил ими почти так же сильно, как и записями сражений, которые любовно смонтировал воедино и снабдил исчерпывающим комментарием.

Прежде чем снова заступить на вахту, он довольно активно болтался в обществе других кораблей — как правило, всесистемников крупнейших классов, просто для компании. Его аватар Демейзен продолжал вести себя совершенно возмутительным образом.

Репутация Джойлера Вепперса оставалась более или менее нетронутой несколько недель после его кончины, но когда недели превратились в месяцы, а месяцы — в годы, начали выплывать наружу истории о его жестокости, бесчинствах и эгоизме, и постепенно стал очевиден истинный размах его беспощадного замысла по отношению к собственным слугам и, в каком-то смысле, родному миру. Лишь спустя десять с лишним лет имела место первая попытка реабилитировать его за авторством историка-ревизиониста крайне правых взглядов, но особого результата эти труды не принесли.

Йиме Нсоквай все это время действительно была глубоко законспирированным агентом Особых Обстоятельств в секции Квиетус, хотя она и сама об этом, можно сказать, не подозревала, потому что, согласившись выполнять эту миссию, она одновременно дала согласие и на то, чтобы ей стерли всю память о достигнутой договоренности. Как бы там ни было, осознание того факта, что даже в одной из самых успешных операций Специальных Агентств за последние века ей отвели преимущественно роль мальчика на побегушках, столь уязвило ее, что она подала в отставку из квиетистской организации. В этом было больше отчаяния и разочарования, чем гадливости и желания кому-то насолить, но что сделано, то сделано. Она вернулась на хабитат, который избрала себе новым домом, и сделала изрядную политическую карьеру, начав на своей Плите с должности старшего инструктора службы спасения и в конце концов дослужившись до поста Представительницы целой орбитальной колонии. Как и все формально-иерархические должности в Культуре, этот пост был учрежден больше затем, чтобы удовлетворить чье-то честолюбие, и не давал реальной власти, но ей и этого было достаточно.

Она избрала для себя оптимальным чередование мужского, женского и среднего полов, пребывая в каждом лет по десять или около того, и обнаружила, что в каждом из этих состояний можно с успехом завести тесные, нежные, вполне содержательные взаимоотношения (с тем исключением, что, будучи существом третьего пола, она, конечно, не могла себе позволить половых контактов). Но, если бы ее кто-то об этом спросил, она бы первая с готовностью признала, что истинная любовь и подлинная страсть, если такие чувства вообще есть на свете, неизменно ускользают от нее.