– Какие там городские новости? — спросил я для разрядки напряженности. — Я маленько приотстал от жизни.

– В городе бардак в лучшем смысле этого слова. Разбой, насилие. Все предприятия, на которых производится съестное, превратились в феодальные замки. Властей не видно. По-крайней мере, нигде ни одного человека в форме, — сообщила Нина. — В Москве, похоже, творится тоже самое. Президент творит указ за указом, но почти никто не знает, что в них написано — телевидение-то не работает, останкинская телебашня упала, червяги съели всю газетную бумагу и все телефонные провода. Говорят, что создан то ли институт, то ли комитет спасения, во главе с Феноменским, но кто ему подчиняется, тоже неизвестно. Вчера пресс-секретарь института-комитета был сожран на глазах у иностранных журналистов. Короче, это катастрофа.

Вот тебе и на. Мы это ожидали после ядерной войны. А катастрофа пришла с какими-то скребнями, которые всех заскребли насмерть. Позорище.

На фоне эпохальных событий было неудобно выяснять персональные моменты.

– А как вы меня нашли?

– По сигналам твоего прибора спутниковой навигации. Федянин сообщил нам твои позывные. Но ему сейчас не до тебя, он охраняет какой-то ядерный реактор.

Нина включила приемник и его тюнер прошелся по диапазонам. На средних и длинных волнах вообще ничего, только в FM словилась передача с европейского спутника насчет мировых потрясений.

В новостях было про панику на биржах, о падении на десять тысяч пунктов индекса Доу-Джонса, о том, что доллары теперь просто бумага, которой и вытираться то не очень удобно —  жестоковата, про погром, устроенный обезумевшими ковбоями в Ливерморской Национальной Лаборатории с уничтожением всех ускорителей, про выход из строя многих коммуникационных систем, включая спутниковые ретрансляторы и сетевые маршрутизаторы, отчего выпали в осадок большие сегменты Интернета, говорилось о пожаре в космическом центре имени Кеннеди, об опустении Кремниевой Долины. О том, что в Западной Африке многие деревни превратились в сплошные инкубаторы. Беспрерывная инкубация личинок типа А приводит к быстрому летальному истощению людей. Летучие личинки типа С, питающиеся кровью, вызвали массовый падеж скота.

– Ну, молодой человек, а какие подвиги вы сегодня совершили? — спросил Файнберг, как ни в чем не бывало.

Я рассказывал, удивляясь одновременно тому, что произошло со мной в подземелье и с миром вообще.

И тело мое как будто расплывалось, растягивалось, превращалось в пучок переливающих нитей, и нити эти разлетались в разные стороны, на многие-многие километры.

А доктор Файнберг, слушая меня, принимал какие-то решения.

В итоге машина остановилась возле распластанного современного здания. Я кое-как выбрался наружу и сразу понял, что это медицинское учреждение. Около входа, прямо на въездном пандусе расположились раненные, травмированные, обожженные, в кровавых потеках, заблеванные, искалеченные, в грязных бинтах, обкаканные. Они ждали очереди и ждали долго, лишь изредка стеная. Но вот меня двое санитаров мигом уложили меня на каталку, провезли мимо страждущих, затем подняли на лифте, пропустили через рентген и сноровисто загипсовали. Естественно, что мои вещички, и шлем, и винтовка были сложены в шкафчик.

В процедурный кабинет вошел какой-то врач вместе с Файнбергом, они оба внимательно и настороженно посмотрели на мой татуированный живот. И врач, напустив весьма озабоченный вид, сказал:

– Давайте-ка его сначала на томограф.

Меня снова загрузили на каталку, подняли на другой этаж, где не было ни срача ни пострадавших, закатили в белый зал. И с легким шипением мое тело было пропущено через нечто, напоминающее торпедный аппарат. Минут за десять-пятнадцать.

Выползаю я из компьютерного томографа, где меня ввели в ядерно-магнитный резонанс, и уже не вижу ни врача, ни медсестры.

Меня поджидало трое людей, мало похожих на медперсонал; по стилю поведения — рэкетиры, по форме одежды — клерки, по некоторым ухваткам — менты. В руках у одного из них были мои томографические снимки.

– Ребята, вы, кажется, меня с кем то спутали, — поспешил заявить я.

Они, не поздоровавшись, сдернули меня с каталки, и подперев с обоих сторон, быстро потащили, куда им надо. По пустому коридору в лифт, совсем другой, чем тот, на котором я приехал, узкий и темный, оттуда в подвал, из подвала во двор.

Во дворе поджидал микроавтобус с тонированными стеклами. Меня бесцеремонно затолкали внутрь — наверное, из-за того, что загипсованная нога все время застревала. Машина резко тронулись с места. И я понял, что попал в оборот, из которого вывернутся будет не так-то просто.

Микроавтобус более напоминал автозак — зарешеченные окна, мощные двери. И везли меня как мешок, так что я катался из стороны в сторону и едва не сломал еще пару конечностей.

Судя по тряске, микроавтобус шел по проселочным дорогам. Когда открылись дверцы, стало окончательно ясно, что я оказался в сельской местности. Лес повсюду. Но посредине леса густого была забетонированная площадка и модерновый комплекс зданий.

Ну как не узнать — те самые корпуса, что выросли на месте охотничьего заказника и колиной избушки, как грибы после дождя.

Сейчас они полностью законченные были.

Теперь я видел, что весь комплекс напоминает разрезанное на части насекомое. Напоминание усиливалось из-за того, что все корпуса стояли на довольно тонких, но наверняка чертовски надежных столбах из армированного металлопластика.

На разных высотах корпуса соединялись друг с другом трубчатыми переходами, которые опять-таки напоминали кишки.

А сверху все корпуса прикрывал купол, похожий на надкрылки.

Купол не только маскировал комплекс сверху, но и выступал в роли площадки для вертолетов. Также располагались на нем всякие антенны, обычные и параболические, кое-какие из них тянули по виду на радиотелескопы.

Я вместе с микроавтобусом находился на эстакаде, обвивающей первый этаж центрального здания, которое можно было бы назвать «грудкой насекомого».

Трое рэкетиров сдали меня с рук на руки двум товарищам в белых комбинезонах. Санитары, что ли, или космонавты?

Эти космонавты кинули на тележку и автоматические захваты прихватили меня за руки-ноги, чтобы не рыпался. Тележка двинулась сама — хотя и вдоль металлической ленты, тянущейся по покрытию и в холле, и в коридоре.

Можно сказать, космонавты-санитары просто составляли мне почетный эскорт. Я даже вспомнил сценку из «Звездных войн», где солдаты империи сопровождают замороженного Хана Соло, впрочем его тележка была вообще без колесиков.

Ну и моя поездка выглядела достаточно круто. Миновав коридор, я подкатился к какому-то подобию ворот. Там один из космонавтов, сделал осмысленное лицо и постукал по клавам компьютерного терминала, видимо вводя на меня информацию. Ворота пискнули и распахнулись, пропуская мое зарегистрированное тело.

Санитар еще поклацал кнопочками на маленькой клавиатуре, пришпандоренной к тележке, и та бодро понесла меня по введенному маршруту.

Сперва она, довольно точно прицелившись, въехала в лифт. Мы поднялись этажей на пять-шесть и там я выкатился в очередной холл. Санитары тоже не забыли выйти, но остались у дверей.

Интерьер здесь был классный — поверхности из блестящего металла, золотистого и серебристого, вышитые портьеры. Бюст Ильича в мечтательной позе. Некоторая излишняя монументальность скрашивалась чудесными чучелами животных — явно имеющими характер охотничьих трофеев.

Мишка, свирепо вставший на задние лапы, но так и застывший. Парочка как будто играющих волков — ясно, что доигрались. Здоровенный вепрь, близкий по размерам к носорогу. Даже с потолка свисали на лесках чучела орла, ястреба, коршуна и лебедя.

– У меня работает отличный таксидермист.

Я машинально поежился, повернул голову и увидел улыбающегося Гиреева Филиппа Михайловича.

– Точно, Филипп Михайлович. Все как живые. Надеюсь, я не стану следующей добычей вашего отличного специалиста.