Благодаря дочерям и Хусейну заботиться о близнецах было легче, чем восстановить силы после родов. И хотя мы жили в Алжире, в нашей семье царил мир.

Я не выходила из дома и чувствовала себя вполне нормально. Как-то раз ко мне с визитом зашла младшая сестра Амаль. Это стало большим сюрпризом для меня! Родители не знали и не должны были знать, что она пришла к нам. Иначе она могла пожалеть. Ее визит взволновал меня. Она пришла, узнав о рождении племянников, а я решила спросить у нее о семье.

— Мать знает о рождении близнецов?

— Да. Я сама ей об этом сказала.

— Как она отреагировала? Должно быть, довольна.

Два мальчика сразу.

— Не хочу тебя расстраивать, но она не считает их своими внуками. Для нее они незаконнорожденные. Ты ведь знаешь мать. Она сначала говорит, а потом думает.

— Еще бы. Ну и пусть. Мнение матери для меня уже ничего не значит. Я даже счастлива, что моим детям не придется общаться с ней. Знать ничего не хочу о своих родителях. Сколько зла они мне причинили! Моя семья — это мои дочери, близнецы и мой муж Хусейн. Я думаю только о том, чтобы уехать отсюда и жить спокойно.

— Я люблю тебя, — со слезами на глазах заверила меня Амаль, перед тем как проститься. — Береги себя!

Визит сестры стал для меня символичным: впервые я проговорила вслух, что сжигаю все мосты, связывающие меня с семьей, и беру на себя ответственность за свои поступки.

Семейные узы для меня означали связь с моими детьми, а моя новая семья стала самой главной. Мы сами строили свою жизнь. Наконец-то я выросла.

Нора не посещала школу в течение многих месяцев, всю себя отдавая младшим братьям. Она сама стала им как мать. Однако меня беспокоило то, что она перестала следить за своей внешностью, потеряла к этому интерес.

Я была признательна ей за помощь, но все же не хотела делать собственную дочь несчастной. В таком возрасте у подростков совсем другая жизнь.

Как-то утром в дверь постучали. Вежливо, но требовательно. Это была соседка. Она была чем-то взволнована.

— Позови своего мужа, Самия! Быстрее!

Хусейн сразу прибежал на мой зов. Он был крайне удивлен, ведь прежде Малика никогда не обращалась непосредственно к нему.

— Пойдемте со мной, господин Рафик. Кто-то исписал все стены вашего дома!

Осмотрев дом снаружи, Хусейн вернулся за краской, чтобы стереть угрозы. Он попросил нас не выходить из дома до тех пор, пока не закончит. Но я стала надевать вуаль.

— Не выходи, мама, пожалуйста! — просили девочки.

— Не могу. Это сильнее меня! Я должна знать, что осмелились написать эти негодяи.

Вот что там было: УБЕЙТЕ ЕЕ И ОЧИСТИТЕСЬ ЕЕ КРОВЬЮ.

Эти слова, написанные красной краской, повергли меня в шок. К подобным угрозам я привыкла, но видеть их на стенах собственного дома было ужасно. Некоторые соседи озадаченно смотрели на меня, а один бородатый мужчина, стоявший поодаль, плевал на землю и что-то бормотал.

Я пристально смотрела на собравшихся. Душа уходила в пятки, но я хотела показать всем, что я сильная женщина. Прежде чем войти в дом, я повернулась к ним спиной.

Пока Хусейн стирал надписи, тот бородач подошел к нему.

— Как ты можешь жить с проклятой Богом женщиной?

— Сам ты проклятый! — заорал Хусейн.

Когда он рассказал нам об этом, Нора едва сдерживала себя от ярости.

— Мы сдохнем в этой стране сумасшедших!

Я не знала, что делать. Уезжать с четырьмя детьми?

Это будет нелегко. Может, стоило немного подождать?

Но пока я раздумывала, случилось то, чего я опасалась: я опять забеременела.

Пятая беременность была для меня сюрпризом из-за регулярных непрекращающихся месячных.

Когда появились уже привычные признаки, я расплакалась и принялась ругать себя, а заодно и Хусейна, которого записала в главные виновники. Даже разговаривать с ним не хотела. Рассорившись с мужем, я опять обратила гнев на себя: «Если бы я была внимательна… если бы…» Мое настроение не могло не передаться детям.

Нора теперь тоже часто плакала или просто сидела в своей комнате с угрюмым видом. Она стала меньше общаться с братьями, хотя очень их любила. В доме установилась тяжелая атмосфера. Каждое утро, поднимаясь с постели, я старалась настроить себя на положительную волну, чтобы пережить день. Но получалось неважно. Первые месяцы беременности были скучны и монотонны. Из дома выходили только Хусейн и Мелисса, а Нора погрязла в домашней рутине.

Шел девятый месяц, а мой живот оставался небольшим, меньшим, чем с другими детьми. Впрочем, врач заверил, что ребенок развивается нормально, но все равно я не хотела рожать в Алжире, боялась, что мне опять сделают кесарево сечение, которого на этот раз я точно я не переживу. Не хотелось, чтобы повторился кошмар предыдущих родов. Мы с Хусейном решили, что я отправлюсь рожать во Францию. Я поеду одна и вернусь с новорожденным, а Хусейн возьмет на это время отпуск и останется дома с детьми.

В день отъезда — это было за три недели до намеченного срока — я чувствовала себя очень усталой.

Одолевали сомнения: а вдруг я рожу по дороге в аэропорт? Или, чего доброго, во время полета? Чтобы меня пропустили на посадку, я надела очень просторную одежду, а стюардессам соврала, что у меня пятый месяц.

Оказавшись в кресле самолета, я подумала, что когданибудь улечу вместе с моими детьми. Мечтала я недолго, хватало и земных проблем. Куда я пойду? Я давно не бывала во Франции. Ни на кого из родственников я рассчитывать не могла.

Оставались подруги, но их адреса могли измениться, да и я много лет не поддерживала с ними отношений. Но главная проблема состояла в отсутствии медицинской страховки, без которой меня могли не положить в больницу, а в кармане оставалось несколько франков.

Только теперь я осознала свою безответственность.

Я ввязалась в авантюру без заранее продуманного плана, без финансовых и иных средств. Я так хотела не попасть в алжирскую больницу, что ни о чем другом не думала! Я была уверена, что Франция примет меня с распростертыми объятиями, как птенчика, выпавшего по неосторожности из гнездышка. Где же выход из этого тупика?

Схватки начались, когда самолет заходил на посадку. Из аэропорта меня увезла машина «скорой помощи». Первое, о чем спросили у меня в больнице:

— Вашу страховую карту, пожалуйста!

— У меня уже давно нет страховки, — честно призналась я.

— Нет страховки! Но ведь вы наблюдались у врача во время беременности? — уточнила медсестра.

— У врача я была всего один раз. В Алжире. Я уехала из Франции пять лет назад.

— Подождите, я сейчас.

Через несколько минут медсестра вернулась в сопровождении врача, который осмотрел меня и сразу ушел.

Медсестра осталась со мной.

— Вы выглядите слабой. Наверное, вы плохо питались во время беременности? Какой была ваша жизнь в Алжире?

— Я питалась хорошо, но с первого дня после возвращения туда, то есть на протяжении пяти лет, я живу в постоянном напряжении.

— У вас есть еще дети?

— Это мой шестой, — гордо ответила я.

— Где они?

— Долго рассказывать. Четверо сейчас с мужем, а самый старший вырос с бабушкой.

Я немного рассказала медсестре о своих злоключениях.

— Я должна буду уйти, раз у меня нет страховки?

— Не беспокойтесь. Вы слишком слабы, чтобы куда-то идти. У вас низкий уровень гемоглобина, значит, высок риск потери сознания в любой момент. Подождем результатов анализов, а потом вы свяжетесь со службой социальной помощи, и они обязательно что-нибудь придумают.

Я поняла, что попала в надежные руки. Как хотелось разделить с моими детьми это чувство свободы, эту заботу, которые я испытывала! Здесь я бы без колебаний согласилась и на анестезию, и на кесарево сечение.

Представителем службы социальной помощи оказалась женщина средних лет маленького роста, которая при ходьбе опиралась на тросточку. Я рассказала ей все.