Но все наши усилия и помощь общественных организаций не давали результата — власти не торопились нам помогать.

Для достижения успеха мне даже посоветовали поселиться в палатке перед зданием мэрии, но я не хотела прибегать к подобному способу. Привлекая к себе внимание средств массовой информации, я могла стать мишенью для алжирских фундаменталистов, которые охотились за мной. Терпение было на исходе, и лишь призрак надежды по-прежнему не покидал меня.

Эта надежда, облеченная в физическую оболочку, явилась ко мне в облике человека после обеда, когда я с мальчиками была в ресторане «Макдональдс». День был пасмурный, тучи висели особенно низко, отчего было грустно, и я тихо плакала, делая все возможное, чтобы моих слез не заметили играющие рядом дети.

В это время чья-то рука нежно коснулась моего плеча.

Вытерев слезы, я медленно подняла голову и узнала этого человека, тоже завсегдатая заведения.

Это был симпатичный мужчина в чистой одежде. От него исходило что-то такое, что не могло меня не тронуть. Не скажу точно, что именно: тембр голоса, дружелюбный взгляд или же легкость в жестах, но я сразу прониклась к нему доверием.

— Извините, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь, но вы мне кажетесь такой одинокой. Вы алжирка? Я догадался по акценту, когда вы по-арабски говорили с детьми. Обычно я не заговариваю ни с кем, но сегодня, мне показалось, вам нужно с кем-то поговорить. Позвольте я сяду рядом. Может, я смогу вам помочь?

Я кивнула, приглашая его присесть.

— Почему вы плачете? — поинтересовался он.

Эти слова, произнесенные ласковым голосом, словно возвели в моей душе плотину, благодаря которой слезы сразу же прекратились. Успокоившись, я рассказала ему о своих непрекращающихся трудностях и проблемах.

— Вы до сих пор живете в гостинице?

— Да. Вот уже почти год. Комнаты у нас маленькие, и чтобы дети могли поиграть, мы приходим сюда. Мне кажется, что я всем уже намозолила здесь глаза, и не удивлюсь, если скоро нас выставят отсюда.

— Вы в затруднительном положении! Неужели городские власти не понимают этого? Или не знают?

— Знают. Каждые два дня я хожу в мэрию вместе с детьми, но никто ничего не делает. Говорят, надо ждать.

А как долго, никто не знает.

— Для вас есть одно решение, — сказал он серьезно.

— Какое именно? Я рассмотрю любое предложение.

— Вы должны уехать. Отправиться в страну с более высоким уровнем жизни — там вас защитят и помогут.

— У меня нет сил, чтобы начинать все сначала.

— Здесь у вас никогда не будет настоящего жилья.

А если и будет, все равно вы будете постоянно прятаться, а вас снова и снова будут отыскивать и угрожать.

— Но где можно найти спокойствие? А заодно и силы, чтобы начать все сначала?

— Почему бы вам не уехать подальше от Европы?

— Главное для меня — это не ломать психику детей.

Мы можем жить только в стране, где говорят на французском языке.

— Советую вам поехать в Канаду, в частности в провинцию Квебек. Там разговаривают на французском.

Это далеко, но земля там гостеприимная. Многие мои знакомые уехали туда, и пока никто не пожалел. Там легче жить.

— Канада очень далеко, там холодные зимы. И вряд ли мы сможем получить визы.

— Чем вы рискуете? Забудьте о холоде! Зима против жизни в гостиницах, где вам постоянно угрожают, или в ночлежках.

— Чем я рискую? Это вы правильно заметили. Действительно, чем? Несколько лет я жила в постоянном страхе и только здесь смогла немного вздохнуть свободно. Ваш совет кажется мне дельным. Я обещаю подумать.

Мой новый знакомый, которого звали Редван, тоже был алжирцем по происхождению. Он дал мне номер своего домашнего телефона и попросил позвонить в случае необходимости. Обещал помощь, несмотря ни на что. В гостиницу я вернулась с детьми возбужденная.

Я вновь обретала уверенность. Бог не оставлял меня.

Еще не приняв решения, я чувствовала, что освобождение близко. Это было 10 сентября 2001 года — накануне атаки террористов на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке.

В тот же вечер я поделилась идеей с дочерьми.

Реакция Мелиссы была резкой, крайне негативной.

Она сказала, что я не думаю ни о будущем своих детей, ни о стабильности, а все это приведет к новым проблемам, о которых мы даже не догадываемся. Я понимала, что такая реакция — результат ее собственной неуверенности в себе и нашем нынешнем положении.

А вот Нора нашла идею гениальной.

— Bay! Я всегда мечтала туда поехать! — воскликнула она. — Я на все готова ради этого. Почему мы должны оставаться здесь? Да, это будет непросто, но может, стоит попробовать? Возможно, там мы будем счастливы!

— Не будем радоваться раньше времени. Я узнаю насчет виз в канадском посольстве. А пока давайте спать, и пусть наше решение вызревает. Утро вечера мудренее.

Сказать оказалось легче, чем сделать. На следующий день после обеда, когда близнецы вернулись из детского сада, а Мелисса из школы, усадив Захарию в коляску, мы с Норой отправились в небольшое кафе, чтобы спокойно обсудить наши действия по получению виз.

Вдруг чашка выскользнула из рук Норы и едва не разбилась. Дочь уставилась в дальний угол кафе — туда, где находился телевизор. Удивление на ее лице быстро сменил испуг. Я тоже посмотрела на экран. Как и многим другим присутствующим в зале, мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что происходит, и осознать, что это не художественный фильм. На наших глазах рушились небоскребы-близнецы в НьюЙорке… Жизнь внезапно стала нереальной, неосмысленной.

— Это ужасно, мама! За что?! — озвучила Нора вопрос, который задавал себе каждый в кафе.

Я обомлела — экстремизм и терроризм подняли голову как никогда. Где же границы человеческого безумия? На наших глазах гибли сотни людей, которым никто не мог помочь.

Вдруг я осознала, что этот кошмар закроет перед нами едва приоткрывшуюся дверь к свободе. К нашей свободе. Мы не сможем получить визы. То, что было просто трудным, теперь станет нереальным. Неужели на этот раз Господь не на нашей стороне?

Проект эмиграции в Канаду уже казался мне наиболее приемлемым выходом, тем больше нас потрясло случившееся, и мы вернулись в гостиницу.

Жизнь продолжалась, но мы не знали, как улучшить ситуацию, в которой оказались. Устав скучать в гостинице, Нора опять устроилась на работу. Мне же врачи рекомендовали посидеть дома еще несколько недель.

Вскоре я снова встретила Редвана — человека, который подал мне идею о переезде в Канаду. Он пришел в «Макдональдс» специально, чтобы увидеть меня.

Я пригласила его сесть рядом: так хотелось поговорить с кем-то о своем разочаровании.

— Теперь в Канаду не попадешь. На доске объявлений в канадском посольстве сказано, что с 11 сентября выдача виз иностранцам, в частности арабам или просто мусульманам, приостановлена.

— Ты по-прежнему хочешь туда поехать?

— Хочу, но как? У нас алжирские паспорта. На получение французских документов уйдут месяцы.

— Я знаю один способ. Но ты должна полностью сохранить это в тайне и не говорить никому, кроме дочерей. Если ты мне это пообещаешь, я расскажу тебе о нем.

— Обещаю. Я решила сделать все возможное, чтобы уехать.

— В таком случае, слушай. У тебя остается одна возможность — путешествовать с фальшивыми французскими паспортами. Я знаю человека, который может сделать их за определенную сумму. Что скажешь?

Прежде чем соглашаться, я решила разузнать побольше.

— Ты сам лично знаешь кого-нибудь, кому бы посчастливилось въехать в страну по фальшивому паспорту?

— Я сам дважды ездил по фальшивым документам.

Правда, неудачно. В первый раз я поехал в Лондон. Нас было трое, все с фальшивыми паспортами. Две девушки прошли первыми, а меня задержали. Во второй раз я ехал в Швецию через Нидерланды, где меня арестовали и отправили в тюрьму. Хочу быть честным: предприятие очень рискованное, и я не могу дать тебе никаких гарантий.