Похоже, даже это заявление не заставило ее пошевелиться. Она просто смотрела на него, как на какой-то неодушевленный предмет.
— Я знаю, что вы любите меня. Я не идеален, как ваш любимый персонаж на портрете, но я постараюсь соответствовать ему.
Она что, окаменела? И что означает этот взгляд? Ее глаза как будто потеплели. Казалось, она вот-вот заплачет. Проклятие. Его слова не должны вызывать слезы.
У него был только один выход: завернуться в обрывки своей гордости и удалиться прежде, чем он унизит себя еще больше. Ведь он и так, кажется, уже вывернул свою душу наизнанку.
— Я вовсе не уверена, что ты поступаешь разумно, дорогая.
Тесса подняла глаза на мать, застегивая последнюю пуговицу на своем плаще.
— Мама, я люблю вас. Восхищаюсь вами и уважаю вас. И я надеюсь, что вы поймете то, что я собираюсь сказать.
— Я догадываюсь, о чем ты. — Елена улыбнулась своей единственной дочери. — Ты хочешь, чтобы я оставила тебя и Джереда в покое. Вы взрослые люди и сами во всем разберетесь. Так?
Тесса улыбнулась.
— Вы правы. Как всегда!
— Я помню, как говорила то же самое своей свекрови, — вздохнула Елена.
— А она вмешивалась в вашу жизнь?
— Еще как!
Тесса поднялась на одну ступеньку и поцеловала мать в щеку.
— Вы желаете мне добра, мама, но мне бы хотелось, чтобы вы больше занимались воспитанием Гарри. Есть признаки, что он станет с годами даже большим повесой, чем Джеред.
— Ты правда так думаешь?
— К тому же скоро старшие из моих братьев должны будут жениться. Или как минимум обручиться.
— И ты хочешь, чтобы я занялась поиском подходящих невест?
— Это было бы не худшим выходом для вашей энергии, мама, — с улыбкой ответила Тесса.
— Ты полагаешь, твой муж тебя стоит?
— Уверена.
— Разумеется, ты понимаешь, что это означает. В таком случае я тоже должна поверить ему, — с сомнением произнесла Елена. — Знаешь, он пригласил меня на чай. Я еще не ответила ему.
— Чай тебе понравится, — сказала Тесса, делая знак дворецкому открыть дверь. — И мой муж тоже.
Она забрала Чалмерса!
Тесса не только уехала в Лондон, но и взяла с собой его камердинера! Не то чтобы он никогда раньше не обходился без посторонней помощи, но, черт возьми, у него же повреждено запястье, да и забинтованную руку не так уж легко засунуть в рукав или вытащить из него.
Тот факт, что его лучшая карета исчезла, только еще больше распалил его гнев. Единственный оставшийся экипаж был жалкой колымагой, предназначенной возить только продукты с рынка. В нем было всего одно сиденье, и он так тарахтел, что казалось — Джеред все еще на корабле посреди бушующего моря.
Он был почти уверен, что не любит свою жену. Тесса превратила его жизнь в какой-то фарс, повсюду следуя за ним, заставляя его измениться, а потом отказавшись простить его, словно раскаявшегося блудного сына. Она осуждала его, стыдила, приводила в ярость. Не говоря уже о ее молчании в тот первый и единственный раз, когда он признался в любви к женщине. Этого он не простит.
Но зато ему никогда не было с ней скучно. Он чувствовал себя так, как раньше, когда грабил карету или совершал что-то запретное. Возбужденным. Живым. Жаждущим ее ласки. А она увезла его камердинера!
Обитатели коттеджей вдоль дороги были удивлены, услышав раскатистый хохот посреди ночи.
— Как это понять — она уехала?
Чалмерс подал ему записку. У его камердинера был весьма потрепанный вид. Ну это неудивительно. Джеред развернул записку, которую получил сразу же, как вошел в свой лондонский дом. Он прочитал пять слов, и его рот открылся от удивления.
— Она сказала, что либо это, либо ограбление кареты, ваша светлость. — У камердинера вырвался сдавленный смешок. — Она сказала, что терпеть не может лошадей.
— Чалмерс, у тебя истерика?
— Полагаю, что да, сэр.
Он уставился на своего камердинера.
— И ты вот так вот просто ее отпустил?
— Я ничего не мог сделать, сэр. Ее светлости очень трудно противоречить.
Поскольку он уже не однажды испытывал это, Джереду оставалось только молча согласиться.
— Кроме того, сэр, она взяла с собой братьев. Вы знаете, что у нее их шестеро?
— Они все здесь?
— Вот именно, сэр. И если мне будет позволено добавить, они, похоже, не слишком благожелательно настроены к вашей светлости. Я провел довольно много времени в их присутствии и должен сказать, что никогда не видел более решительно настроенных молодых людей. Самый младший, сэр, похоже, готов пустить ваши кости на суп, кажется, он так выразился.
— А ее родители здесь?
Чалмерс покачал головой.
— Но почему, черт возьми, она увезла тебя?
— Она сказала, сэр, что вы можете не заметить, что она уехала, а вот моего присутствия вам будет сильно не хватать.
— Мне надо бы поколотить ее.
— Именно так, сэр.
— Но мы оба знаем, что я этого не сделаю, не так ли?
Чалмерс снова хихикнул.
«Дворец удовольствий» был, как всегда, готов принять лондонских повес.
Вместо того чтобы подняться по лестнице, он обошел сзади и тихонько постучал в дверь. Ему открыла женщина средних лет, снабдившая его информацией, которую он искал. Ему прочли лекцию о целесообразности строго соблюдать установленные в заведении порядки. Он напряженно улыбался, желая, чтобы у него обе руки были здоровы. Чтобы легче было задушить ее. Конкретная девица, о которой шла речь, ожидала его появления на втором этаже. Он отклонил всю остальную информацию. В этом случае неведение было лучше всего.
Джеред воспользовался ключом, данным ему, открыл дверь и обнаружил комнату, освещенную одной лишь свечой. Комнату наполняли тени, но он сразу увидел свою жену. Обнаженную и лежащую на кровати.
Она не говорила ничего, просто улыбалась ему, как одалиска, обещающая наслаждения. В этом здании были и другие комнаты с соблазнительными женщинами, но он хотел только эту. Почему? Ни у одной из них не было таких глаз, в тепле которых он мог утонуть, или улыбки, согревающей его душу.
Она пугала его. Ее фантазия казалась ему беспредельной. Он походил на льва, который годами ходил взад-вперед по клетке и, выпущенный на волю, чувствует себя неуютно.
— Вы украли моего камердинера. — В высшей степени идиотское замечание, особенно в данной ситуации.
Она, видимо, подумала так же. Ее улыбка стала ослепительной.
Он подошел к стене, закрыл и запер на задвижку смотровое окошечко, потом повторил то же самое у дальней стены. Никто не будет свидетелем того, что здесь произойдет. Джеред подошел ближе, понимая, что не сможет снять свой собственный проклятый сюртук. Он протянул ей руку.
— Тесса, — только и произнес он.
— Что, Джеред?
— Дорогая... — Слова застряли у него во рту. Как странно, что он никогда раньше никого ни о чем не просил. Ни разу. Никогда в своей жизни. — Помогите мне, — прошептал он. — Пожалуйста.
Она села и мягко потянула за рукав, потом аккуратно сняла сюртук.
— Знаете, я действительно люблю вас.
— Вы как-то уж слишком обыденно об этом сообщаете.
— Я в ужасе. Вы пугаете меня. Все мое счастье, кажется, висит на волоске.
— О, Джеред, это очень ценное признание.
— Я погружаюсь в какое-то безумие. Вы знаете, что всю дорогу из Киттридж-Хауса я хохотал как сумасшедший?
— Правда?
— Меня растрясло. Я ехал на какой-то драной повозке. Вы украли и мою карету. — Он подошел ближе к краю кровати.
— Вообще-то я уверена, что вам не очень сильно повредила поездка в таком фургоне.
Он окинул ее взглядом. Тесса вальяжно раскинулась на кровати, едва прикрытая куском тонкого шелка.
— Тесса, вы любите меня?
— Всем сердцем, Джеред.
— Вам давно пора было известить меня. Я ведь пребывал в неведении.
— Сомневаюсь, что вы захотели бы услышать это еще месяц назад.