Джеред мог перечислить их всех. С большинством из них он играл в карты, одному проиграл весьма значительную сумму. Честно говоря, шутка состояла в том, что он занимал в этом доме второй этаж, оставшихся от проигрыша денег ему хватило, чтобы обставить двенадцать комнат роскошного строения.

У дома было неофициальное название — «Дворец удовольствий». Здесь было двадцать восемь комнат, каждая из них отдавалась тому или иному пороку. Единственным требованием для доступа в высокие ряды посетителей дворца был поистине королевский ежегодный взнос и титул. Гости со стороны не поощрялись. Таким образом, потребовались немалые усилия и значительная сумма денег, чтобы герцог Киттридж смог провести свою жену по коридору и вверх по лестнице на третий этаж.

В обставленной со вкусом гостиной не было никого. Никто не болтался в коридоре. Осторожность во «Дворце удовольствий» была не просто традицией, это было необходимым условием. Предварительные договоренности о встречах поощрялись, хотя вышколенный персонал был всегда готов выполнить любые незапланированные просьбы. Как та, например, которую выразил герцог Киттридж. Никто не поднимал вопросительно брови, не высказывал суждений. Каждый слуга именно за это получал щедрое жалованье, поощряющее верность и молчание.

Джеред провел пальцами по выступающему краю позолоты на четвертой панели, как было указано. Его жена смотрела огромными, как блюдца, глазами, впитывающими все происходящее. С того самого момента, как они вошли в дом, она молчала. Не заговорила она, и когда они поднимались по величественной лестнице. Даже сейчас, когда открылась секретная панель, не проронила ни звука.

Ее нелепая маска из перьев качалась, и Джеред чуть не улыбнулся, глядя на нее. Вместо этого он протянул руку и стал искать шпильки, удерживающие ее убранные наверх волосы.

— Что вы делаете?

Как странно, что она шепчет. Знала ли она, чем они собираются заняться? Или что молчание было лучше всего, даже несмотря на то что его заверили, что коридоры не пропускают никаких звуков? На самом деле ему говорили, что его спутница может кричать и никто ничего не услышит. Будет ли она кричать? Это была такая захватывающая мысль, что его палец замер, потом продолжил свои поиски.

— Снимаю эту проклятую штуковину, Тесса. Она будет мешать. — Он нашел последнюю шпильку, вытащил ее, потом снял маску и швырнул ее на стол. Она упала на сине-белую фарфоровую вазу, перья дрожали.

С ее стороны мудро не задавать вопросов.

Ну, через несколько мгновений он все равно узнает, не так ли?

Джеред открыл панель на всю ширину и прошел впереди нее, чуть повернувшись назад, чтобы протянуть ей руку.

— Не посчитайте это невежливым, — сказал он, — но мне действительно лучше пойти первым. Тут темно, и вы можете заблудиться.

Она долго смотрела на его руку, такая неподвижная, что у него закралась странная мысль, что она похожа на олененка, юная и бесконечно хрупкая. Ловушка захлопывается, звук спущенной тетивы лука за мгновение перед тем, как стрела пронзит мех, кожу и плоть.

Не говоря ни слова, она вложила свою руку в его.

Его пальцы сомкнулись на ее руке. Потом он легонько потянул ее внутрь. Это было как войти в клетку-головоломку, впечатление только усилилось, когда за ними беззвучно закрылась дверь.

— Не бойтесь. — Он действительно услышал ее учащенное дыхание? Или это было биение ее сердца?

Влечение к запретному. А это место совершенно точно было именно таким.

Тесса совсем недавно вышла замуж и определенно была все еще слишком невинна, но она провела в Лондоне два сезона, и она не глупа. О таких местах, как это, таинственно перешептываются, пересказывая в подробностях происходящее за этими дверями. Тесса испытывала возбуждение, страх и любопытство относительно предстоящего и этой странной улыбки, играющей на губах Джереда.

Было темно, как ночью. Нет, даже ночь не бывает такой, потому что все равно видны огоньки жилья или лунный свет, или уличные фонари, освещающие путь. Что-то обязательно рассеивало тьму. Эта же темнота была полной, абсолютной, такой непроницаемой, что Тесса замешкалась в нерешительности, даже когда Джеред мягко потянул ее за руку.

— Не бойтесь, — снова повторил он. Как странно, что он говорит это таким тоном. Как будто бы ожидая чего-то от нее и подбадривая. Он, конечно, авантюрист по натуре, и надо постараться ему соответствовать. Что он сделает, если она скажет ему, что не боится? Что чувство, струящееся в ней сейчас, это не страх, не тревога и даже не осторожность, а готовность — нет, даже страстное желание — продолжить это странное путешествие?

Когда он потянул ее за руку, она пошла за ним. Ковер был таким толстым, что ее ноги как будто утопали в нем. Два шага, три, потом он снова потянул ее вперед, тихий шорох чего-то открываемого — и коридор перестал быть темным, он освещался свечой из комнаты слева от них.

Джеред заглянул внутрь, потом закрыл окошко, но не раньше чем Тесса заметила гримасу отвращения на его лице. Ее пальцы дрожали, любопытство дошло до такой степени, что ей невероятно захотелось отодвинуть панель и узнать, что же Джеред нашел столь отвратительным.

Он как будто почувствовал ее намерение, угадал его в темноте.

— Не надо, Тесса, — сказал он, и на этот раз его тон не был ни сообщническим, ни подбадривающим. Она уронила руку, почувствовала, как он тянет ее за другую, и молча пошла туда, куда он вел.

В конце концов, когда уже казалось, что они прошли все здание насквозь, Джеред остановился. Он открыл маленькое окошечко и заглянул внутрь. Света было достаточно, чтобы увидеть и слабую улыбку, тронувшую его губы, и любопытный взгляд, который он бросил на нее.

Тесса позволила ему подтянуть ее ближе, так что она оказалась стоящей перед ним. Коридор был узкий. Он положил руки на ее талию и наклонился губами к уху.

— Смотрите, Тесса, и вы узнаете то, чего большинство жен не узнает никогда.

Она знала, что это должно было быть что-то необычное: блеск в его глазах выдал его гораздо раньше, чем открылось это окно. Она приготовилась к этому зрелищу, испуганная и смущенная тем, что может увидеть. Но она также решила не выдавать своих чувств. Она увидит то, что он хотел, но вместо того, чтобы разрыдаться и умолять его увести ее отсюда, будет стойкой, бесстрастной и невозмутимой.

Пока не увидела то, что он предлагал посмотреть.

Комнату освещали свечи, точно так же, как в ее спальне в брачную ночь. И мебель была похожа, драпировки кровати густо покрыты вышивкой, резная кровать с массивными столбиками, бархатный балдахин. На полу лежал ковер с восточным узором, стол сервирован серебром и хрусталем, на сверкающем фарфоре — остатки ужина. У противоположной стены ярко пылал камин. Даже без свечей его одного было вполне достаточно для освещения комнаты. Но именно в их сиянии стояли двое, мужчина и женщина, оба обнаженные. Каждый был очарован другим, как будто какая-то странная сила запрещала прикосновение. Разделенные не более чем футом, они смотрели друг на друга, такие неподвижные, что можно было подумать, что это статуи.

В этот момент Джеред взял ее за талию. Тесса вздрогнула, испуганная его прикосновением. У нее было чувство, что она была частью сцены в соседней комнате.

Ей хотелось попросить его увести ее отсюда, сказать, что такое зрелище — это ужасно, плохо, отвратительно. Нет, она не права. Тут присутствовал соблазн, который странным образом притягивал.

Ее глаза тянуло назад к окошку. Женщина улыбнулась и откинула волосы. Этот жест обнажил ее грудь, но она не попыталась прикрыться от взгляда молодого человека, показывая себя во всей красе. Было очевидно, что она старше мужчины, лицо ее партнера было слишком молодым, он был скорее студентом. Но в этот момент возраст не казался важным, даже для молодого человека, который протянул обе руки к ее телу, как будто он был изголодавшимся просителем, а она — угощением.

Руки Джереда двинулись вверх, большие пальцы коснулись низа ее грудей. Тесса прикусила нижнюю губу от этого ощущения. Когда он заговорил, слова были такими тихими, такими нежными, что казались легчайшим ветерком, только намеком на звук в ее ухе.