Разумеется, до нее доходили эти сплетни. Их все слышали. Она тоже верила им. Он был не таким, как ее братья, которые озорничали из каприза, испытывая пределы терпения родителей. Но никто из них не переходил границ, и она раньше не думала, что Джеред такой. До тех пор, пока он не посмотрел на нее, выпрямившись в седле, и не заметил ее прежде, чем поцеловать свою любовницу. Рассчитанный жест. Он прекрасно осуществил свое намерение.

Она осторожно закрыла дверь своей спальни — так, что щеколда не издала почти ни звука. Почему-то казалось чрезвычайно важным сделать именно так. Затем оперлась рукой о дверь и прислонилась к ней лбом. Она плакала, когда он уехал из Киттридж-Хауса, но сейчас она не станет этого делать. Да и не надо. Это была раздражающая глубинная боль, заставлявшая вывернуться наизнанку, чтобы подставить ее солнцу и таким образом постараться сжечь. Она тяжело вздохнула, потом еще раз, пока не почувствовала себя более спокойной, оттолкнулась от двери.

Она ощущала грусть, ярость, пустоту и смятение от того, что, при всем свалившемся на нее, должна переживать все это одна.

— Ты возвращаешься вместе со мной, дорогой? — проворковала Полин. Ее голос как будто царапал его нервы, как та хитроумная штуковина, которой Майклз натирал мускатный орех в его глинтвейн. Ее любовь сильно подогрел великолепный браслет на ее руке. Это был подарок, которым он надеялся компенсировать свое будущее поведение.

Его кровь все еще бурлила в венах — сочетание скачки и бренди. Он ощущал себя на редкость оживленным. Положил в карман деньги, которые Эдриан неохотно протянул ему, и рассеянно похлопал его по спине.

— Киттридж, тебе дьявольски везет.

— Выше нос, в следующий раз я позволю тебе выиграть.

— Я лучше поставлю на петушиный бой. Не могу соперничать с твоими лошадьми.

Джеред расхохотался и взглянул на вход в свой дом. Она исчезла. Дверь была накрепко закрыта.

Полин протянула руку и провела по его ноге от колена к бедру. Но он как будто не заметил этого. В конце концов, ему нужно думать о своих герцогских обязанностях.

Джеред спешился, причем с неожиданной легкостью — вопреки тому факту, что был не совсем трезв.

— Может быть, позже, — пробормотал он. Было бы проще сказать ей прямо, что в обозримом будущем он не собирается посещать ее. Женщины, однако, существа непредсказуемые, и она могла с одинаковой вероятностью вонзиться ногтями в его лицо или зарыдать. Лучше позволить ей самой прийти к этому выводу.

Кроме того, его молодая жена занимала все его свободное время. Если она не забеременеет после сегодняшней ночи, то это не из-за недостатка попыток.

Она выглядела такой растерянной, когда он поцеловал Полин. Очень хорошо, именно этого он и хотел. В самом деле, она должна знать свое место. Он рисовал в своем воображении, как она живет в Киттридж-Хаусе, подальше от него, отчужденная и равнодушная. Он женился не для того, чтобы подчиняться невинной, хотя и упрямой девчонке.

Джеред отвернулся от своего дома. Вечер еще только начинался, а у него были запланированы дела.

Нет, она не будет диктовать ему, как жить.

— Елена, не забудьте о своем обещании.

— Грегори, я дала его под давлением. Мы в Лондоне ровно три дня, и уже идут разговоры. — На самом деле весь этот вечер был наполнен сплетнями и теми перешептываниями, которые стихают, когда предмет обсуждения входит в комнату. Она была, как новоиспеченная теща, достаточно близкой к обсуждаемому персонажу, так что голоса умолкали в ее присутствии. И все же она слышала достаточно. Ей было больно за дочь.

Однако в данный момент ее переполняла не столько жалость, сколько праведное негодование. Она заметила Киттриджа в противоположном конце комнаты, улыбающегося хорошенькой девушке, которая выглядела совершенно очарованной этим ловеласом.

— У меня нет никакого желания терпеть подобное.

Ее мрачный вид не произвел никакого впечатления на ее мужа.

Грегори покачал головой, его темные глаза предостерегали ее. Ее муж был самым чудесным человеком, какого она встречала в своей жизни, хотя и некрасивым внешне. Он был почти лыс, природа оставила только островки волос за ушами, как будто создавая перевернутое гнездо для его блестящей макушки. Его нос выглядел не к месту на его лице, милый курносый нос мопса, совершенно не сочетающийся с резкими морщинами. Его брюшко, казалось, прирастало в объеме с каждым годом; он был ниже ее на два дюйма. Однако она обожала его — чувство, которого никто, кроме нее и Грегори, не мог понять. Она знала, что он тоже любит ее беззаветно.

— Я и правда считаю, Грегори, что могла бы возненавидеть этого человека, — произнесла она, глядя сквозь толпу.

— Он муж нашей дочери. Я предлагаю попытаться найти в нем хорошие качества.

— А что, если у него их нет? — Это было очень реальное опасение.

— Елена, в каждом грешнике есть надежда на исправление.

— Продолжайте повторять это, Грегори, и я попытаюсь поверить в это. И все же я придерживаюсь мнения, что нам ни в коем случае не следовало соглашаться на этот брак, — сказала Елена.

— Немного поздновато думать об этом, моя дорогая, — ответил Грегори. — Время для возражений оставалось, когда Стэнфорд предложил этот союз. Исправившиеся повесы становятся лучшими мужьями. Так утверждают все женщины. — Его пальцы пробежали по ее плечу. Даже на людях они часто касались друг друга.

— В вашем случае это было действительно так. — Она улыбнулась ему.

— Не говоря о сдерживающем влиянии семерых детей.

— Вы чудесный отец, Грегори. Я не ошиблась в вас с самого начала. Но, опять же, вы не были таким повесой, как герцог Киттридж.

— А каков я как муж, любовь моя?

— Бесподобный, Грегори.

— Я польщен, дорогая.

Он театрально подвигал бровями, и она снова подумала: как же ей повезло связать свою жизнь с этим мужчиной. Разумеется, все еще есть люди, которые не могут за внешностью разглядеть человека. Но их нужно только пожалеть, поскольку им не дано узнать саму суть Грегори, какой он хороший и добрый.

Ах, если бы Киттридж был таким же!

Она лучезарно улыбнулась Грегори, прежде чем продолжить свою линию. Он только покачал головой.

— Где моя дочь, Киттридж?

Джеред поднял глаза, и улыбка, которой он очаровывал юную мисс, померкла при виде тещи. Он выпрямился, возвышаясь над ней, но Елена привыкла к такому поведению мужчин, особенно тех, кого застали за недостойными поступками. А флирт с другой женщиной в отсутствие ее дочери определенно было нарушением всех моральных норм.

— Моя жена не приглашена, мадам.

Елена едва сдержала желание ударить его по лбу веером. Ей совсем не понравилась ухмылка в глазах Киттриджа. Это был не совсем вызов, но совершенно точно и не сожаление.

— Я не позволю причинить ей боль, Киттридж. Ведите себя достойно.

Он улыбнулся ей, и на мгновение Елена подумала, что в его глазах действительно промелькнула насмешка. Но она исчезла слишком быстро, чтобы быть уверенной.

— Мадам, ваша дочь — моя жена. Я не обязан отчитываться перед вами за мои действия. Или ее.

— Можете так поступать с другой женщиной, Киттридж, но не с Тессой. Я слишком хорошо знаю ее. Она не уступит.

— Черта, которую ваша дочь, похоже, унаследовала от вас, мадам. — Он поклонился и снова выпрямился. Слишком уж он красив, подумала Елена. В нем было что-то, что трудно было не распознать: мужское обаяние. — Мне передать Тессе от вас привет? Или лучше воздержаться и не сообщать ей, что ее матушка отчитывала меня на публике?

Его насмешка заставила Елену замолчать. Знает ли он, что, если заговорит об их встрече, Тесса будет в ярости?

— Скажите ей, Киттридж. У меня скорее всего будут свои версии.

Они посмотрели друг другу в глаза — теща и зять. Ни один из них не сомневался, что битва началась.