Теперь все это было уже позади. Говард вызвал настоящего доктора Грея телеграммой-молнией, и им вдвоем удалось вытащить мою голову из петли и окружить меня заботой.

Не то чтобы дело было окончательно закрыто, нет. Мы просто получили небольшую передышку, предварительно предупрежденные о выполнении обычных в такой ситуации обязательств: не уезжать из города, быть в распоряжении полиции в любое время суток и тому подобное. Нам заявили, что расследование будет продолжаться до тех пор, пока не найдут виновника происшедшего или акты не закроют, чтобы передать их в архив. Первого варианта, разумеется, мы не получим никогда, а вот второго можем ждать годами, если не очень повезет.

Я вновь посмотрел на огромные часы, возвышавшиеся в противоположном углу комнаты. Похожие на серый деревянный обелиск, они производили мрачное впечатление, и мне казалось, что от них исходит постоянная угроза, как будто часы только и ждали, чтобы снова нанести удар.

Я встал, осторожно приблизился к часам и протянул руку к потрескавшейся поверхности боковой стенки. Сердце забилось немного сильнее, хотя я знал, что в настоящий момент этот… предмет совершенно безопасен.

Несмотря на это, я неожиданно почувствовал легкий неприятный зуд, когда мои пальцы прикоснулись к дереву. В моем воображении тотчас возникла картина, как я открываю дверцу, а за ней неожиданно вижу не сложный часовой механизм четырех разных циферблатов, а пористые черные волны застывшего океана — больную, злую страну, освещенную бледной луной-черепом…

Я резко отдернул руку и так сильно зажмурился, что перед глазами заплясали разноцветные огоньки. Однако все равно мне потребовалось несколько бесконечных секунд, чтобы видение исчезло полностью, а сердце перестало колотиться в бешеном ритме. Отвернувшись от часов, я заставил себя несколько раз глубоко и медленно вдохнуть и попытался прогнать из головы все мысли о ДОИСТОРИЧЕСКИХ ГИГАНТАХ, Некроне и воинах крепости дракона.

Когда я уже хотел вернуться на свое место за письменным столом, мой взгляд упал на какой-то маленький предмет, лежавший под стулом, где недавно сидел Говард. Подгоняемый необъяснимо острым любопытством, я наклонился и поднял его — это был потрепанный американский паспорт. Паспорт Говарда. По всей видимости, он выпал у него из кармана, когда Говард снял пиджак и повесил его на спинку стула. Я покачал головой и протянул руку к внутреннему карману пиджака, чтобы положить паспорт. Однако документ тут же выпал, потому что карман, судя по всему, был порван. Мягко проскользнув через порванную подкладку до самого низа, паспорт вновь оказался на полу.

По крайней мере, так выглядело со стороны. Единственное, что не совсем соответствовало происходящему, — это паспорт, который я еще не успел опустить в карман и продолжал держать его между большим и указательным пальцами.

Я застыл в замешательстве и несколько секунд растерянно смотрел на потрепанный паспорт в моей руке и на паспорт, лежавший на полу. Затем я нагнулся, поднял второй документ и повертел оба паспорта в руках. И хотя подсознательно я сразу же отреагировал на беззвучный тревожный сигнал, мне понадобилось какое-то время, чтобы понять: с этими паспортами что-то не так, несмотря на их совершенно обычный вид.

И только спустя пару минут я догадался, что именно беспокоило меня.

Они были одинаковы!

Они не просто были похожи, как это бывает с паспортами одного и того же государства, — они были одинаковы! Абсолютно идентичны.

Озадаченный, я секунд пятнадцать смотрел на оба золотисто-синих документа в моих руках, затем пошел к столу, сел и положил их рядом друг с другом. У этих паспортов все было одинаковое: расплывшаяся чернильная клякса на переплете, напоминающая пятипалую ветку, потрепанные места в золотом тиснении, загнутый правый верхний угол страницы — все. Они были словно два отпечатка из одной и той же пресс-формы.

Меня вновь охватили сомнения. Я вдруг почувствовал угрызения совести, как только понял, что бесцеремонно вмешиваюсь в личные дела Говарда, которые меня не касались. Но мое любопытство оказалось сильнее. Помедлив, я раскрыл оба паспорта синхронным движением, словно подчеркивая их сходство. То, что я увидел на первой странице, привело меня в еще большее замешательство.

Странное сходство паспортов продолжалось и внутри. У американского белоголового орла, красовавшегося на специальной бумаге, испещренной линиями и символами, было грязное пятно на правом крыле в обоих паспортах! Все было одинаковым: и едва заметная, наполовину стертая полоска, сделанная карандашом, и линия надлома страницы. В полном смущении я листал дальше, просматривая различные штемпеля и даты, и каждый раз констатировал, что паспорта действительно ничем не отличаются: ни указанными в них датами, ни насыщенностью красок, ни расположением особых примет.

Затем я открыл страницу с личными данными Говарда. Невольно мои руки застыли, словно в последний раз хотели напомнить мне, что я делал нечто непозволительное, выходящее за рамки приличия. Я давно интересовался происхождением Говарда, которое было окружено тайной, но он еще не ответил ни на один вопрос, связанный с его прошлым. Понимая, что у меня нет никакого права смотреть его документы, не получив разрешения, осознавая предосудительность своих действий, я все-таки не удержался и сделал это. В результате мне все-таки удалось найти отличие в этих двух паспортах-близнецах.

Это была лишь мелочь — две маленькие безобидные цифры в самом начале, где была указана дата рождения Говарда. Но именно они потрясли меня до глубины души.

В одном паспорте, который лежал слева, датой рождения Говарда было 20 августа 1840 года; такие же число и месяц стояли и во втором паспорте, только вот год был другой — 1890.

Мои руки задрожали. На меня словно пахнуло холодом. Одновременно мне стало жарко, и мой лоб покрылся каплями пота. Я почувствовал, как у меня свело желудок и внутри него образовался твердый ледяной ком. Усилием воли я поднял голову и уставился на маленький календарь, стоявший на письменном столе. Он показывал сегодняшнюю дату — 11 июня 1885 года!

Мужчине было где-то лет тридцать пять, и первое, что бросилось портье в глаза, — это его необычно темный цвет лица. Он не был негром, но его кожа так сильно загорела от долгого пребывания на солнце, что разница между ним и представителями этой расы едва улавливалась. К тому же мужчина был очень высокий, почти два метра, но в отличие от людей с подобной комплекцией двигался мягко, даже гибко, без каких бы то ни было признаков тяжеловесности.

Портье уже привык к тому, что все гости, приезжавшие сюда впервые, задерживались на входе. Однако незнакомец не стал медлить. Внимательно осмотрев холл своими темно-синими, немного раскосыми глазами, мужчина быстро прошел прямо к регистрационной стойке.

Портье встал, поспешно стряхнул с брюк крошки сырного сэндвича, который он потихоньку ел последние полчаса, и посмотрел на прибывшего гостя, одарив его профессионально поставленной улыбкой. При этом он не удержался от укоризненного взгляда, брошенного на массивные медные часы, висевшие на стене позади него. Было уже почти три часа ночи — довольно необычное время для того, чтобы снимать комнату.

— Сэр, чем я могу помочь вам? — вежливо спросил он.

Несколько секунд незнакомец молча смотрел на него, и портье, почувствовав в его взгляде скрытую угрозу, невольно вздрогнул. От мужчины, казалось, исходил почти физически ощущаемый холод, а его глаза насквозь пронизывали собеседника. У портье появилось ощущение, будто на него повеяло ледяным ветром.

— Мне нужна комната, — только и произнес поздний гость.

Его голос звучал довольно необычно: грубо, глубоко и как-то гортанно, словно его родной язык не имел ничего общего с английским.

— На какой срок, сэр? — уточнил портье.

Незнакомец пожал плечами.

— На два-три дня, — ответил он, немного подумав. — Но возможно, я задержусь. Пока не знаю.