С этого момента послеполуденные часы прошли для Амисии словно в каком-то розовом мареве. Получив возможность остаться на некоторое время в пещере в одиночестве, она быстро смыла остатки морской соли с волос и тела чистой водой из водопада: воду она набирала в пригоршни, высовывая руки из-под свода пещеры и подставляя их под холодные струи. Затем она натянула другое платье, которое путешествовало по морю в виде плотно скатанного свертка (со щеткой и кинжалом внутри) под носовым сиденьем и потому осталось на удивление сухим.

Поднимаясь снова на вершину холма, она обнаружила, что Гален, в обществе своего юного спутника, уже ожидает ее. Уолтер вручил ей венок из лилий, и когда она в знак благодарности поцеловала его, он залился густым румянцем. Когда они проходили непривычно тихую деревню Брейстон, Гален объяснил, что крестьяне в поисках безопасности бежали в Уильд — Южную чащу, под защиту его друга Уилли. То, что прославленный рыцарь оказался другом Галена, укрепило Амисию в убеждении, что ее возлюбленный — действительно благородный разбойник.

Она не поняла и не пыталась как-то истолковать быстрый предостерегающий взгляд, который Гален бросил аббату, когда попросил последнего совершить обряд венчания между Галеном Фиц-Уильямом и его невестой Амисией; точно так же не заметила она, как неодобрительно нахмурился священник.

Уолтер и Ульфрик, уже зная что-то об отношениях молодой четы, выступали в качестве свидетелей брачного обряда, а затем приняли участие в скромной трапезе. И только тогда, когда новобрачные уже стояли у дверей, собираясь выйти из аббатства, Гален обернулся и еще раз обратился к настоятелю:

— Итак, завтра утром вы отправляетесь в замок к назначенному часу и сообщаете лорду Гилфрею, что его падчерица уже замужем.

— Я сдержу свое слово. А ты?

Упорный взгляд аббата, казалось, насквозь пронзал рыцаря, который обещал раскрыть невесте свое подлинное положение, но, очевидно, не сделал этого.

Гален вздрогнул, словно ужаленный. Неужели отец Петер собирался выложить все, как есть, — здесь и сейчас? Господи, не допусти этого! Галену нужно было время, чтобы убедить Амисию в искренности своих чувств и помыслов. Она должна понять, что ему нужна только ее несказанная прелесть, а не наследство, которое она считала своим.

Ее взгляд не отрывался от Галена, с тех пор как он стал ее супругом. Она с удивлением заметила, что его лицо вдруг приняло растерянно-виноватое выражение. Если не считать тех мгновений, когда он возложил на себя вину за ночь их бурного соединения, она ни разу не видела, чтобы ему изменила самоуверенность или убежденность в собственной правоте. А теперь было очевидно, что и он может терзаться какими-то сомнениями, и, как ни странно, это лишь укрепило ее преклонение перед ним. Она просунула руку ему под локоть и легким пожатием напомнила о себе.

— Солнце скоро зайдет, нам нужно добраться до места, пока не стемнело. — Изображая притворный страх перед дорогой в темном лесу, она вздрогнула; никто не должен был знать, что она трепещет не от тревоги, а от предвкушения радости.

Гален слегка усмехнулся. Как будто после минувшей ночи он мог поверить, что она боялась леса или темноты! Тем не менее он и сам был более чем готов уступить ее желаниям. Ловко управляясь с простой веревкой и железным затвором, чтобы открыть дверь, он успел метнуть на аббата выразительный взгляд, чтобы тот не задерживал их.

Аббат Петер пожелал новобрачным счастливого пути. Однако, заперев за ними дверь, он устало прислонился к косяку, закрыв глаза, и молча вознес к небесам горячую молитву, чтобы молодой паре было дано благополучно пройти по дороге, загроможденной завалами притворства. Миновали мгновения, а он так и стоял, поглощенный мыслями о безрассудствах молодости, пока не вспомнил, что он здесь не один. Уолтер, оставленный в аббатстве на ночь, неловко переминался с ноги на ногу, ожидая, что ему укажут, где находится отведенная ему постель. Аббат вышел за дверь, подав юноше знак следовать за ним.

По тележной дороге, почти в том же месте, где Карл и Гален несколько дней назад остановили сборщика податей, шествовала только что обвенчанная пара. Оба молчали; они были поглощены размышлениями об огромных переменах, которые произошли с ними в этот долгий день. И хотя перед мысленным взором каждого из них роились картины, в равной мере озаренные светом и надеждой, видения Амисии и Галена разительно отличались. Один видел будущее в рамках реальности, а другая наблюдала его отражение в радужной поверхности мыльного пузыря — но такие мечтания всегда сопряжены с опасностью, что пузырь лопнет.

Она счастлива превыше всякой меры, твердила себе Амисия. Ее фантазия воплотилась в жизнь. Она проведет свою жизнь в лесу, вместе с романтическим героем, вершителем справедливости, защитником бедных и угнетенных. Счастье быть с Галеном стоило любой цены. Это, по крайней мере, не противоречило истине — в глубине души она была в этом убеждена. Вот только… после двух ночей, проведенных на земле, такая перспектива чуть-чуть, самую капельку, утратила свою привлекательность. Восторги минувшей ночи стали бы еще более упоительными, если бы все это происходило на настоящем ложе — с теплыми покрывалами, мягкими подушками и драпировками, преграждающими путь холоду… разве не так?

Амисия нахмурилась, недовольная собой: как могла она допустить, чтобы подобные эгоистические мысли омрачали такое прекрасное событие! И вообще, какая разница, где им придется сейчас ночевать? Она наследница родового поместья. Даже если в замке Дунгельд для них нет места, пока жив Гилфрей, отправится же он когда-нибудь к праотцам. Но поселятся ли они в замке? Согласится ли на это Гален? Может ли она ожидать, что человек, избравший для себя вольную лесную жизнь, последует за ней в мир, скованный жесткими ограничениями, в котором господствуют строгие законы и порочные властители? Нет, она даже и пытаться не станет изменить своего суженого ни на йоту! Если понадобится, чтобы она научилась спать на гранитном валуне и стряпать на костре (а она и понятия не имела, как это делается) — ну что ж, это очень даже невысокая плата за счастье в любви! Тем не менее, если он когда-нибудь выберет более легкую жизнь, она, безусловно, и не подумает возражать. По невысказанному обоюдному согласию они свернули с тележной дороги в лес и теперь стояли на мшистом берегу заводи. Гален бросил взгляд на лицо Амисии, и, заметив хмурую гримасу, от которой потухли золотые искорки в карих глазах, снова проклял обстоятельства, вынуждавшие его ко лжи. Он не сомневался, что Амисию гложут мысли о сложностях, с которыми сопряжен их брак, но не смел открыть ей, что постромки от колесницы их судьбы — у него в руках, и он держит их твердо, и все скоро устроится должным образом. Решиться на такое объяснение значило бы раскрыть секреты, которые он клялся сохранить. После того как здешние дела будут улажены, ему придется серьезно поговорить с ней об их будущем в замке Таррент. Он жаждал рассказать ей, какие дни и ночи их там ожидают — дни в теплом и сердечном кругу семьи и друзей и ничем не омрачаемые ночи вдвоем. Несмотря на благоразумное решение помалкивать, пока не придет пора открыть все тайны, слова так и рвались у него с языка, но тут Амисия восторженно охнула, и слова признания так и не прозвучали.

Он проследил, куда направлен ее благоговейный взгляд, и ему открылось волшебное зрелище. На западном краю неба тучи разошлись, позволив лучам заходящего солнца заиграть всем великолепием красок в бесчисленных брызгах водопада. Словно радуга разбилась на крошечные частички, и ее взлетевшие осколки исполняли в воздухе некий завораживающий танец.

— Гален, Гален! Спасибо тебе за этот дар, за эту несравненную красоту! Я буду вспоминать ее до конца дней своих! Никогда, никогда, ни в каком дворце не увидишь такого великолепия! — Амисия пылко обвила руками его шею и, заставив любимого наклонить голову, шепнула ему на ухо: — Насколько же больше счастья сулит мне жизнь с тобой в зеленых чертогах природы, чем с каким-нибудь скаредным лордом среди давящих каменных стен!