— Катись-ка сюда, лепешечка! Вовремя прикатила! Я как раз проголодалась. Сейчас лепешкой со сливками закушу.

Крошка-лепешка вмиг закатилась за маслобойку. Хозяйка кинулась за ней, но впопыхах чуть маслобойку не опрокинула. Пока ее подхватила да пока на место поставила, крошки-лепешки и след простыл. Выкатилась за дверь и скатилась с холма к мельнице.

Мельник тогда просеивал муку в дежу, а как завидел крошку-лепешку, выпрямился.

— Видать, у людей еды хватает, — говорит. — Ишь лепешки-то ихние без призора шляются… Эх, хороши лепешки с сыром! Катись-ка сюда, лепешечка, переночуй у меня!

Но крошке-лепешке вовсе не хотелось попасть к мельнику в зубы. Она повернулась и выкатилась из мельницы. А мельник за ней и гнаться не стал — у него и без того хлопот полон рот был.

И вот крошка-лепешка покатилась прочь. Катилась-катилась и наконец подкатилась к кузнице. Заглянула в дверь, поглядеть, что в кузнице творится.

Кузнец у наковальни стоял, ковал гвозди для подков. Но хоть и был он занят делом, а крошку-лепешку заметил.

— Люблю пропустить стаканчик эля, — говорит, — да румяной лепешечкой закусить. Ну-ка, катись сюда! Добро пожаловать!

Как услышала крошка-лепешка про эль, тотчас повернулась и быстро-быстро выкатилась из кузницы. Кузнец в досаде схватил свой молот и — за ней. А как понял, что лепешки ему не догнать, бросил в нее своим тяжеленным молотом, но не попал.

Потом крошка-лепешка подкатилась к одной ферме. Тут за усадьбой были сложены большие кучи торфа. Лепешка вкатилась в дом и покатилась к очагу. В этом доме хозяин разостлал лен по всему полу и молотил его железным прутом. А хозяйка чесала тот лен, что уже был обмолочен. Фермер увидел лепешку и прямо диву дался.

— Дженет, гляди! — кричит жене. — К нам лепешка прикатилась. Должно быть, превкусная! Половину съем я.

— А другую половину я, — говорит хозяйка. — Прихлопни ее своим прутом, Сэнди, да поживей. А не то она за дверь выскочит!

Но не тут-то было! Крошка-лепешка перекувыркнулась и закатилась за сундук. Тут Дженет рассердилась на мужа.

— Эх ты, недотепа! — кричит. — Такого пустяка и то сделать не сумел!

Бросила в лепешку своей чесалкой, но тоже не попала. Крошка-лепешка опять перекувыркнулась и выкатилась из дому.

Теперь она покатилась по берегу ручья и наконец подкатилась к небольшому домику, что стоял на вересковой пустоши. Тут хозяйка варила в котле овсянку на ужин, а муж ее у очага сидел и вил соломенные жгуты — корову привязывать. Завидела хозяйка лепешку и крикнула мужу:

— Ох, Джок! Сюда, сюда! Ты все просил испечь тебе лепешку на ужин! Так скорей помоги ее поймать!

— Сейчас, сейчас! — говорит Джок. Вскочил с места и подбежал к жене. — Да где же она? Не вижу!

— Вон там, хозяин, там, под тем стулом! Ты забегай с той стороны, а я с этой!

Джок побежал в темный угол, да второпях споткнулся о стул и грохнулся на пол, а крошка-лепешка перепрыгнула через него и, ухмыльнувшись, скрылась за дверью.

Тут она сначала покатилась по пустоши, поросшей дроком, потом — вверх по холму. И когда перевалила через него, подкатилась к хижине пастуха, что стояла на другом склоне холма.

Пастух и все его домочадцы сидели за столом — овсяную кашу ели. А хозяйка выскребывала ложкой донышко чугунка. Завидела она лепешку и даже ложки до рта не донесла.

— Спаси нас и сохрани! — кричит. — Глядите! Крошка-лепешка прикатила, у нашего огонька погреться хочет.

А муж ей на это кричит:

— Захлопни дверь и лови ее! Сейчас мы ее поймаем! Овсянку лепешкой закусим!

Но крошка-лепешка не стала дожидаться, пока дверь захлопнут. Повернулась и — наутек, а пастух и его жена и детишки погнались за ней с ложками в руках. Вскоре пастух понял, что не догнать ему лепешки. Бросил в нее своей шапкой и чуть не попал. Но крошка-лепешка опять увернулась и немного погодя подкатилась к другому дому, где люди уже спать ложились.

Хозяин раздевался, а хозяйка заботливо выметала золу из очага.

— Это что? Лепешка? — вскричал хозяин. — Чего лучше! За ужином-то я не наелся досыта — миска с похлебкой не больно велика была.

А жена ему на это:

— Так лови лепешку! И я бы кусочек съела. Скорей! Скорей! Брось на нее куртку, а не то укатится!

Хозяин бросил свою куртку на крошку-лепешку и чуть ее не раздавил. Она уже едва дышала, бедняжка, вся потом обливалась, но все-таки ухитрилась выпутаться из куртки и выкатилась за дверь.

И опять она покатилась прочь, а хозяин со всех ног погнался за ней — даже куртки надеть не успел. Уже темнело, а он все гнался да гнался за крошкой-лепешкой и по полям, и между стогами, и по порослям дрока, но вдруг потерял ее из виду. Без куртки ему холодно стало, и он скоро вернулся домой.

А бедная крошка-лепешка подумала — не спрятаться ли ей под дроковым кустиком да не пролежать ли там до утра?

Но уже совсем стемнело, и она не разглядела лисьей норы, что была рядом. И вот крошка-лепешка скатилась прямехонько в лисью нору. А лиса ей очень обрадовалась — она уже два дня ничего не ела.

— Добро пожаловать! — крикнула лиса и схватила лепешку зубами.

Ну, тут бедненькой крошке-лепешке и конец пришел.

Вот как оно бывает в жизни: люди думали, что крошка-лепешка сейчас попадет им в руки. А досталась она лисе.

Расскажу вам про одну бедную молодую вдову, что жила в усадьбе Киттлрампит. Но в каком именно краю Шотландии была эта усадьба, никто не знает. Говорят, будто она находилась где-то поблизости от Спорной Земли, что, как всем известно, примыкает к границе между Англией и Шотландией. Там вечно рыскали разбойники. Шотландцы грабили англичан, англичане — шотландцев.

Так или иначе, но молодую хозяйку Киттлрампита можно было пожалеть. Муж ее пропал без вести, и никто не знал, куда он девался. Как-то раз он ушел на ярмарку и не вернулся. И хотя все думали, что он умер, но не знали, как и почему. Одни говорили, что он нанялся в солдаты и погиб на войне, другие — что его увели вербовщики и посадили на какой-то корабль, а потом бедняга утонул в море.

Не мудрено, что люди жалели молодую вдову. Ведь она осталась одна с малым сынишкой на руках, а времена были трудные, и бедняжке приходилось туго. Она очень любила своего малыша и, чтобы заработать денег на еду и одежду для него и себя, целый день возилась со своей коровой, свиньями и курами.

Как-то раз она встала спозаранку и пошла кормить свиней. Уже близился тот день, когда она платила аренду за свою маленькую ферму, и вот она решила отвести на рынок самую лучшую свою свинью. Свинья была большая, жирная, и молодая хозяйка Киттлрампита думала, что ей, пожалуй, хватит на уплату аренды тех денег, что она выручит за эту свинью. На сердце у нее было легко, и она весело напевала песенку, когда шла по двору с ведром в одной руке и ребенком на другой.

Но песенка ее быстро перешла в горький плач. Едва она ступила в свиной хлев, как увидела, что ее лучшая откормленная свиньи повалилась навзничь и лежит, закрыв глаза и задрав ноги, — вот-вот издохнет.

— Ох, что мне делать, что делать? — запричитала бедняжка и опустилась на большой камень, прижав к груди ребенка; она и не заметила, что уронила ведро, пойло для свиней растеклось по земле, и к нему бросились куры. — Мужа я потеряла, одна осталась… А теперь вот издохнет моя лучшая свинья, — чем я буду платить за ферму?

Надо вам сказать, что усадьба Киттлрампит стояла на полугоре. За усадьбой рос большой еловый лес, а перед нею горный склон круто спускался в долину.

И вот бедняжка поплакала-поплакала, потом вытерла глаза и стала смотреть перед собой. И кого же она увидела? В гору к усадьбе поднималась старуха, на вид — знатная леди. Платье у нее было зеленое, передник белый, а чепчик черный, бархатный. Поверх чепчика она надела шляпу с полями и высокой остроконечной тульей, — такую, какие носят женщины в Уэльсе. Старуха поднималась очень медленно, опираясь на длинный посох, и немножко припадала на ногу, словно хромая.