— Мне все равно, — дрожащим голосом проговорила Грейс и, всхлипнув, добавила: — Пожалуйста, уходи!

— Грейс… опять ты прячешься! Давай разберемся!

Адам сделал к ней шаг, но она вытянула руку, не подпуская его к себе. Он остановился на месте, несмотря на то что все в нем настойчиво требовало объятий. Только ими он смог бы успокоить боль в ее сердце, которую сам же ей и причинил.

— Я не прячусь, Адам, я злюсь. А если ты не уйдешь, я сделаю что-нибудь такое, о чем, возможно, пожалею.

— Ты имеешь право на меня сердиться.

— Адам, прекрати быть таким спокойным и рациональным. Я не в том настроении.

— Учти, я не уйду. Я дал себе слово, что на этот раз не стану спасаться бегством. Что останусь рядом с тобой и буду бороться.

— И это слово хоть сколько-нибудь похоже на правду?

Он грубо выругался про себя.

— Я предположу, что ответ — «да», — продолжала Грейс. — Мне кажется, мы оба знаем: правда для тебя — это такое понятие, которое можно приспособить так, как нужно тебе. В общем, прошу тебя покинуть мой дом!

Про любую другую женщину Адам подумал бы, что она излишне драматизирует ситуацию, но в отношении Грейс он знал, как тяжело ей показаться кому-либо настоящей женщиной. А ее история на все сто процентов состояла из ее реальных надежд и желаний.

— Если я уйду, то больше не вернусь.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что не одна ты чувствуешь себя преданной.

Он не договорил, что предал сам себя. Ему не хотелось слишком подробно останавливаться на себе. Он уже давно понял, что оставаться на одном месте — не лучший вариант, и сейчас получил тому подтверждение. Повод, которого он так ждал, чтобы уехать.

— Как я предала тебя?

Она стояла перед ним, прекрасная в своем гневе, и Адам вдруг почувствовал себя обманутым — у него отняли все то время, когда он не замечал Грейс.

— Все эти годы ты видела меня в своих эротических мечтах, но отчаянно притворялась такой, какой не была на самом деле.

— И погляди, что получилось, когда я перестала притворяться. Это не совсем тот самый счастливый конец, который я задумала в своем романе, — сказала она, всхлипнув.

Адам не мог вынести вида ее слез, поэтому подошел к Грейс вплотную и обнял, прижав к себе как можно крепче.

— А это возможно. Тебе остается только простить меня за то, что я прочел о твоих фантазиях.

— Я не поэтому злюсь, — приглушенно отвечала Грейс, уткнувшись ему в грудь. Руки ее безвольно свисали по бокам и больше не отталкивали Адама.

— А почему тогда?

— Потому что я с ума по тебе схожу. Потому что поверила тебе, когда ты сказал, что правда для тебя действительно имеет значение. А сейчас я узнала, что все это была ложь. Как я могу после этого верить всему, что ты мне говорил?

Адам в отчаянье помотал головой.

— Честное слово, я не знал, как сказать тебе, что прочел твою рукопись.

— А как ты ее вообще нашел?

— Она упала у тебя со стола. Все бумаги рассыпались, и я стал просматривать их, чтобы убедиться, что там нет моей папки. А когда увидел слово «грудь»… ну, я же мужчина и поэтому просто не мог не читать дальше.

Грейс вырвалась из его объятий и снова отошла прочь. На этот раз, как ей казалось, навсегда.

— Вот этого я и боялась!

Адам промолчал, желая, чтобы она продолжала говорить, и опасаясь, что усугубит положение вещей; попытавшись что-нибудь сказать в свое оправдание.

— Ты убедил меня в том, что заметил меня как женщину благодаря моему поведению перед администрацией, но ты все время интересовался мною, считая меня этакой угнетенной старой девой!

— Я никогда так не думал.

Теперь ее трясло.

— Но это было правдой. Адам, я ни с кем не встречалась вот уже более пяти лет. До тех пор, пока не начала работать в «Треммел-Боуэн» и не увидела тебя. А потом я потеряла голову…

Адам чувствовал себя польщенным, однако знал, что Грейс, мечтая о нем, никогда не видела реального человека.

— Я не могу быть мужчиной твоей мечты.

— А я никогда не просила тебя об этом.

— Ты только что это сделала. Извини, что огорчил тебя, но всем когда-нибудь приходится иметь дело с иллюзиями.

— Не всем. Только тем из нас, кто витает в облаках.

— Всем, — отрезал он, приблизившись к ней. — Просто потому, что, если моя жизнь на первый взгляд кажется идеальной, это не значит, что так оно и есть на самом деле.

Грейс выглядела так, как будто ее застали врасплох. Она снова отступила назад, на сей раз ближе к краю террасы, и отвернулась. У Адама перехватило дыхание. Ему хотелось любить Грейс до тех пор, пока не уйдет ее грусть и злость оттого, что ее личная жизнь стала достоянием общественности.

— Прости меня, но ты прав. Я превратила тебя в идеального, как звезда экрана, современного принца на белом коне.

Он подошел сзади и положил руку ей на плечо.

— Не извиняйся. Я хотел быть таким для тебя. Но я всего лишь человек и допускаю промахи и ошибки. И в отличие от героя мыльных опер, не умею исправить их за полчаса, а то и меньше.

Развернув ее к себе, он вытер ей слезы и обнял за талию.

— Я все равно не уверена, что захочу этого, — проговорила Грейс.

— Чего же ты хочешь?

— Не знаю. Мне надо время, чтобы подумать.

Глядя в ее исполненные страданием глаза, Адам понял, что должен дать ей необходимое пространство.

И, тяжело вздохнув, ушел, не зная, что еще ему сделать.

В понедельник Грейс отправила по почте документ об официальном увольнении из «Треммел-Боуэн». Все выходные она провела за тем, что отбивалась от звонков репортеров и местного телевидения, которые объявились примерно через десять минут после ухода Адама.

Он несколько раз звонил, но Грейс оставляла эти звонки автоответчику. Она не знала, что ему сказать. Ей было так неловко оттого, что она написала, и оттого, как вела себя, поняв, что он знает ее истинные чувства.

Грейс хотелось плакать при мысли о том, как он воспринял ее потаенные мечты и воплотил их в жизнь. Адам не заслужил ее гнева, но она ничего не могла поделать с собой.

Она никогда не выходила из себя до появления в ее жизни Адама. И знала, что нарушила свои принципы лишь потому, что хотела быть для него желанной. Хотела по-настоящему, а не потому, что вызвала его возбуждение.

Ей позвонили издатели двух журналов с предложением опубликовать рукопись. Адам стал новостью номер один, ведь любая сенсационная история о нем вызывала живой интерес в средствах массовой информации.

Грейс понимала, что не сможет вечно прятаться. Во-первых, очень скоро закончится еда. К тому же стены собственного дома начали давить на нее. Дом, который она задумала как свое пристанище, после ухода Адама превратился в терновые заросли.

Все напоминало о нем. Каждое место, где они занимались любовью. Каждый сантиметр ее дома, казалось, был пропитан им, и Грейс чувствовала себя, как никогда, одинокой.

Раздался звонок в дверь, и Грейс выглянула из бокового окошка. На пороге стоял Адам. Он был в полинявших джинсах, длинной хлопчатобумажной рубашке навыпуск и в солнечных очках и что-то сжимал в левой руке.

— Я тебя вижу, — предупредил он.

Грейс отодвинула задвижку. Адам быстро вошел и закрыл за собой дверь.

— Спасибо, что впустила меня.

— Я не могла оставить тебя одного на растерзание репортерам.