— Мне нравится ваш замок, — заявил Кендал. — Я хочу его осмотреть.

— Осмотришь, — пообещал барон.

— Когда?

— Скоро.

Вслед за принцессой мы прошли в столовую. Мне все здесь было хорошо знакомо. Барон сел у одного края стола, принцесса у другого, мы с Кендалом тоже расположились напротив друг друга. Стол был очень длинный, поэтому все мы будто бы затерялись среди такого обширного пространства.

Сначала подали суп. Его было легко есть, и он в данный момент являлся самой полезной для нас пищей. После четырех месяцев лишений нам предстояло лишь постепенно и осторожно приспосабливаться к перевариванию обычной пищи. При виде такого количества и так соблазнительно пахнувшей еды безумно хотелось наброситься на нее и взять реванш за все месяцы лишений, однако все мы, включая и Кендала, хорошо знали, что не имеем права поддаваться такому порыву.

— Расскажите о чудовищных испытаниях, которые вам пришлось пережить, — заговорила принцесса. — Мы, разумеется, знали, что барон в Париже, и очень боялись, что никогда уже его не увидим.

— Могу себе представить, как ты была шокирована, когда я все же вернулся, — холодно произнес барон.

Уголки ее рта нервно дрогнули, и его супруга улыбнулась, будто бы в ответ на шутку.

— Каждый день мы ожидали вестей от него, — продолжила она. — И не знали, что будет с нами. Эти ужасные немцы…

— Французы потерпели позорнейшее поражение, — изрек барон, — последствия которого будут самыми неблагоприятными для побежденных. Затем, я полагаю, они начнут отстраивать все разрушенное. И так до следующего раза…

— Барон не считает себя французом, — пояснила принцесса.

— Их тактика была ошибочна и порочна с самого начала, — продолжал он. — Феноменальная глупость, которая не могла окончиться ничем иным!

— А тут есть темницы? — поинтересовался Кендал.

— Есть, — ответил барон. — Я тебе их покажу.

— А в них кто-нибудь сидит?

— Не думаю. Впрочем, завтра сходим, посмотрим.

— Принцесса, хочу выразить вам сердечную благодарность за гостеприимство, — обратилась я к Мари-Клод.

— Ваш приезд — большая честь для нас, мадемуазельКоллисон, — ответила она, сделав ударение на слове «мадемуазель». — Под нашей крышей гостит столь выдающийся художник… «Люди создают королей, но только Бог может создать художника»… Мадемуазель сообщила мне об этом во время нашей первой встречи. Вы помните об этом, мадемуазель?

Я обратила внимание на то, что ее манера поведения была несколько вызывающей. И поняла, что она до сих пор боится барона. Она почти не изменилась с того первого вечера в ее доме, когда она под видом служанки явилась в мою спальню.

— Очень хорошо помню, — ответила я. — И повторяю, что мы с Кендалом безмерно благодарны.

Она развела руками.

— А куда же еще вам было ехать? Вы были рядом с моим мужем… страдали вместе с ним… как я поняла, исполняли обязанности его сиделки… и бежали из Парижа вы тоже вместе… Попробуйте эту рыбу. Ее выловили только сегодня утром и приготовили на пару, без всяких соусов. Мне объяснили, что первое время после подобных испытаний следует быть весьма разборчивыми в пище.

— Благодарю вас. Вы, вероятно, уже знаете, что барон любезно предложил нам пожить в Хижине, пока нам не представится возможность вернуться в Париж.

— Да, знаю. Ее необходимо будет привести в порядок, поскольку там уже давно никто не живет. Так что несколько дней вам придется пожить здесь… Я слышала, ваша мастерская в Париже пользовалась шумным успехом… до осады.

— Да. У меня было много заказчиков.

— Так много времени пролетело с тех пор, как мы виделись в последний раз. Шесть лет… или больше. Моему Вильгельму, должно быть, столько же, сколько и вашему малышу.

— Да, вы правы.

Барон по большей части молчал. Он пристально наблюдал за нами, но общался только с Кендалом, который хотел знать, будем ли мы защищать крепость, если сюда придут немцы.

— До последнего человека, — заверил его барон.

— А тут есть бойницы?

— Еще бы!

— А мы будем лить кипящее масло на головы захватчиков, если они пустят в ход тараны?

— И кипящее масло, и смолу, — кивнул барон.

Принцесса улыбнулась мне и пожала плечами.

— Все война, война… — вздохнула она. — Эти разговоры о войне… Я устала от войны. Мадемуазель Коллисон, после обеда я зайду в вашу комнату, и мы сможем поговорить на дамские темы. Вам понадобится одежда. Да и вообще много чего…

— Нам пришлось очень спешно покинуть Париж, — извиняющимся тоном произнесла я. — Поэтому ничего с собой не взяла.

— Мы сможем вам помочь.

— Быть может, — предположила я, — у вас есть портниха, которая могла бы как-то исправить положение. Деньги у меня есть…

— Я уверена, мы что-нибудь придумаем.

После рыбы подали вареную курицу. Я отметила тщательную продуманность меню. Это был первый наш настоящий обед за много месяцев, и я чувствовала, как ко мне возвращаются силы. На щеках Кендала заиграл легкий румянец. Я видела, что он получает несказанное удовольствие от наших приключений.

После обеда барон забрал его с собой, а мы с принцессой направились в мою комнату.

Когда за нами закрылась дверь, она изменилась буквально на глазах. Освободившись от образа владелицы замка, она превратилась в ту самую юную девушку, которую я когда-то знала.

— Странная штука — жизнь, — проговорила она. — Кто бы мог подумать, что мы еще встретимся! Я вспоминала о вас каждый раз, когда смотрела на миниатюры. Ну и, конечно же, наслышана о вашем салонев Париже. Вы и в самом деле прославились. Как много воды утекло…

— Пожалуй.

— Кейт, — опять заговорила она, — я ведь называла вас Кейт, не так ли? Вы понравились мне… да, понравились с самого начала. В вас ощущалась какая-то… независимость. «Мне все равно. Если я вас не устраиваю, ищите другого художника». У вас теперь есть ребенок. Полагаю, что его отец Бертран де Мортимер. И все же вы не вышли за него замуж… невзирая на ребенка.

— Нет, я не вышла за него замуж.

— Вы родили сына… не будучи замужем?

— Именно так.

— Смелый поступок.

— Мне ничего другого не оставалось.

— Почему Бертран не захотел на вас жениться? Мне казалось, он вас боготворил. Ах, эти мужчины… Настоящие животные.

— Это я не захотела выходить за него. Мы… э-э… оба не захотели связывать себя узами брака.

— Но вы родили ребенка. Из такого положения не так-то легко найти выход.

— У меня были друзья. А еще был salon, куда приходили самые разные люди. В том мире не уделяют столь много внимания условностям, как в этом… если вы понимаете, о чем я говорю.

— Понимаю. И очень хотела бы пожить в вашем мире. А малыш очарователен. Правда, его надо хорошенько откормить.

— Он провел четыре месяца в осаде. Когда удалось вырваться, мы уже были на грани голодной смерти.

— Вас вывез барон. Мой благородный супруг! Что он делал в Париже?

— Спросите у него сами.

— Он никогда мне ничего не рассказывает. — Было видно, что принцесса колеблется и что с ее губ уже готовы сорваться слова, не предназначенные для чужих ушей. Внезапно она как будто осознала, что ведет себя неосмотрительно, и поспешно произнесла: — Я пришлю вам одежду.

— А портниха?

— Потом. Вначале наденьте что-нибудь мое. Вы, правда, несколько выше меня и так исхудали… Но это, пожалуй, и к лучшему… Платья будут лучше сидеть. Я пришлю служанку с одеждой. — Она посмотрела на меня глазами, полными отчаяния. — Каждый раз, слыша о вашем салоне, я так завидовала. Так скучала по Парижу. Я ненавижу этот мрачный замок, где чувствую себя узницей. И так устаю… Приходится подолгу отдыхать. Это началось после рождения Вильгельма.

Она направилась к двери.

После сытного обеда мне снова захотелось спать. Я прилегла на кровать, но сон пропал. Теперь, когда мозг освободился от навязчивых мыслей о еде, я смогла трезво оценить ситуацию, в которой оказалась.

Здесь оставаться нельзя. Даже переселившись в Хижину, я все равно буду зависеть от барона, и долго мне этого не вынести. Нужно вернуться в Париж. Но как? Пройдет еще не один месяц, быть может, даже год, прежде чем можно будет надеяться на то, что у меня там будет работа.